Средний заяц явил лик свой спустя несколько часов. Сидя вокруг обожженных талисманов, Итами села удобнее и, обняв ноги, выдохнула. Жители Камакуры, одурманенные сутрой, вернулись в постели и продолжали спать, дабы не вовлечь души свои в новые беды, что постепенно надвигались на этот город. Оммёдо помнила учения, старалась не забывать о прошлом, где пало множество душ, которых отчаянно пыталась спасти один сильнейший мастер, способная подчинить воле своей Великую Каруру. Приподняв руку, Итами рассматривала свадебный отпечаток. Он постепенно проникал в кожу, где—то было не видно узоров, но то странное, что происходило с ней – пугало. Отторжение постепенно менялось сочувствием. Понимая, что рано или поздно Акуто узнает о том, кто она, Итами верила, что это поможет им найти способ разорвать прочные узы. Однако желание спасти потерянную душу брало верх.

За горизонтом постепенно появлялись солнечные лучи. С каждым пройденным часом Камакура пробуждалась от терпкого сна, ощущая неприятное жжение на глазах. Купцы и торговцы, что прибыли из других городов, возвращались к своим лавкам, где было полное изобилие товаров. Старые купцы пытались выторговать что—то необычное из древней утвари, ушлые торговцы отказывались и дурили народ. Каждый смертный мог сегодня попрощаться со спокойной и размеренной жизнью, но благодаря старшему лису, что вернул Итами в храм – город продолжает стоять на ногах. Где—то скапливались частицы миазм, но незаметные, для простого взгляда лисы, затаптывали пушистыми лапами чернь, пропитывая ей свои тела. Талисман призыва сгнил от обилия скверны. Шикигами исчезли, когда настало время дракона. Тяжело поднявшись и отряхнувшись, Итами стрела почти застывшие капли крови, желая как можно скорее оказаться в постели. До храма идти долго. С трудом удерживая себя на ногах, мастер Оммёдо дергала головой, стараясь прогнать тонкую пелену с глаз. Руки подрагивали от перенапряжения. Шаркая ногами, Итами всё чаще запиналась о себя или о камни, почти падая, но тут же хватаясь за длинные ветви деревьев. Дыхание участилось, в голове ощущались сильные пульсации. Смертной хотелось испить ледяных вод тэмидзуи. Опоясывающая боль сковала движение, вынуждая Оммёдо осесть, обвивая руками живот. Она вдохнула слишком много миазм после того, как прекратила ежедневные молитвы и очищения. Организм не справлялся со скверной, что выходила наружу плотной жидкостью. Прошипев, Итами через силу поднялась, продолжая идти. Перед плывущим взглядом возникали следы, что менялись с каждой минутой, становясь похожими на лисий отпечаток. Ухмыльнувшись, она осознала, что ненароком свернула не в ту сторону, сходя с праведного пути, ведущего в Исияму. Барьер, что запрещал ей покинуть Аманаву, исчез и боле не появлялся, Итами смогла разглядеть Чиё, заботливо собирающую травы. Кицунэ обернулась на шорох и, завидев смертную, не двинулась, пока тело не упало.

Синее пламя медленно витало в воздухе. Казалось, что сотня маленьких светлячков окружила широкую постель и тело той, что вернулась в храм. С недоумением осматривая смертную, братья то и дело вздрагивали, когда с уст её срывались отрывки сутры. Их демоническое нутро откликалось на зов, желало защищаться до последнего, но лисы, взяв себя в руки, отошли подальше от постели. Сев на стул и скрестив руки, Акуто разделял эмоции брата: удивление сменялось злостью, а злость постепенно перетекала в непонимание. Как столь хрупкое тело способно выдерживать многочисленные тренировки, сражаться с жителями Йоми но, самое главное, удерживать внутренний свет. То, что поддерживало в Итами жизнь – было ярким, будто бы мягкое облако, энергия мерно протекала по всему телу, теплая аура оберегала и воодушевляла. Эта смертная способна вести за собой, направлять воина или душу, наставляя тех на праведный путь. Акуто вдруг подумалось, что злосчастная судьба решила, что он должен исправиться.

– Куро, как давно ты узнал?

– Думаешь, я бы врал тебе, брат? Хотя, я начал подозревать что—то неладное, когда завидел сутры на её столе.

– И молча уходил всякий раз, оставляя меня наедине с Оммёдо.

Красное пламя вспыхнуло за страшим лисом. Ощущая враждебность от брата, Куро не желал уступать тому просто так, веруя, что поступал правильно. Зная их сущность, но не причиняя вреда, мастер Оммёдо самостоятельно вернулась в их храм. Пришла не в Исияму, где её всегда оберегали, но не защищали, отправляя сражаться с кровожадными демонами. А пришла в Аманаву, где под одной крышей жили три демона, два из которых знались самыми сильными, что жили в среднем мире. Умерив пыл, Акуто расслабился. Всё ещё ощущая боль и слабость во всем теле, он даже не представлял, насколько сильным и мощным было древнее заклинание.

– Ты что—то видел, Акуто?

– Скажи, каковы шансы спуститься в Йоми вместе с ней?

Дернув младшего лиса за плечо, Куро не знал, как ответить или правильно подобрать слова. Он знал, что его брат не такой глупый, каким его считали Боги из Майор Ками, но услышанное изумило.

– Не заставляй веровать, что старшие Боги правы. Зачем ей спускать? Что она должна найти там, где тело смертного просто изничтожится.

– Каждый в трех мирах знает, что нынешний Владыка был из среднего мира. Возможно, эта смертная сможет закрыть проходы в Йоми.

– Думаешь, Майор Ками позволит? А Котоамацуками? Акуто, не просто так они позволяют вратам Йоми быть открытыми.

– Так ты что—то знаешь и скрываешь, хитрый лис.

Перехватив руку брата и дернув его, Акуто заставил Куро упасть на пол. Придавив старшего появившимся хвостами, лис довольно ухмыльнулся, подминая щеку. Он любил соревноваться с братом, в детстве ждал, когда он вернется, дабы сразиться и пасть, громко смеясь. Принимая поражение, Куро всегда трепал Акуто по волосам, но братья росли, а века менялись, вынуждая демонов подстраиваться под новые мировые устои. Каждый из трех миров желал большего, чем мог иметь: Верховные Боги – больше почитателей, смертные – обучения и отстранения от необычного, а Йоми насыщения. Демоны всегда были голодны, мечтали о пропитании, будучи запертыми многие века. Последний раз, когда врата демонов были открыты – Камакура и большая часть Ашихары почти пали. Смелые воины Оммёдо смогли уничтожить полчище демонов. Об этом ходил сказ. Передаваясь из уст в уста, демоны не желали забывать поражения, мечтая вернуть прежнюю силу и власть.

Тело Итами дернулось, и Акуто отстранился от брата. Озноб пронзил лиса, заставил крепко сжать ножку стула, пытаясь справиться с отторжением миазм. Неокрепшее тело не желало справляться самостоятельно. Дотронувшись до брата, Куро одернул руку. Вечно горящее тело вмиг стало ледяным. Лисий огонь не мог полностью защищать господина, отделяясь от него легкими клубнями.

– Мы должны вернуть её в Исияму.

– Ты. Я не желаю видеть ту, из—за кого я становлюсь таким слабым. Куро, унеси и не позволяй ей более переступать грань между храмом и Камакурой. Я запрещаю этой смертной являться в мои владения.

– Как скажешь, Хранитель.

Удобнее перехватив обнаженное тело смертной, Куро не позволял себе вольности, стыдливо отводя взгляд, стараясь привлечь внимание младшего. Акуто прикрыл глаза. Подняв упавшую простынь, он накинул её на тело, непроизвольно касаясь кожи. Хвосты и уши дернулись от того, насколько непривычно горяча была смертная, от которой единственное, что исходило – знойный холод, ужасно дополняющий его бушующее пламя.

Сохэй с облегчением выдохнул, когда пред ним возникло алое пламя и старший лис, крепко прижимая к себе Оммёдо, ступил в храм. Передавая горячее тело, Куро склонил голову, пытаясь не смотреть монаху в глаза, пытаясь поведать всё, что произошло и было услышано от брата. Сражение с Рокурокуби отняло слишком много сил, но даже демоны не понимали, как Итами могла сбиться с пути. Словно что—то постоянно тянуло её в сторону того, с кем крепко накрепко соединена союзом. Кивнув, Сохэй просил лиса следовать за ним как можно тише. Каждый из юных Оммёдо не должны были вновь встречаться лицом к лицу с демоном, теряя рассудок, тратя свет души на очищение от скверной души.