Юноша замер и притаился, уставившись на свой живот, а тот протяжно и голодно заурчал. Брови взлетели ко лбу, а длинный хвост пару раз игриво хлопнул по земле. Оборотень так сильно был увлечен своей новой внешностью, что совсем не обращал на меня внимания. Я покосилась на выход и двинулась с места, подталкивая себя наружу.

Дождевые тучи рассеялись. Вся поляна пестрила свежей зеленью и играла отражением солнца на каплях воды, покрывающих листья трав и кустарничков. Подтягиваясь на руках, я почти выбралась из нашего укрытия, но тут зацепилась юбкой за один из корней и так и застряла. Горестно закатив глаза, медленно обернулась, чтобы освободиться и скорее бежать. Однако не дерево вовсе остановило меня, как наивно я полагала, а зубы.

Оборотень крепко сомкнул челюсти на моем подоле и поднял вопрошающий взор. Он стоял на четвереньках и тянул меня назад, словно не желая отпускать, а я чуть не стонала от бессилия, не зная, как теперь спасаться. В его животе снова завыл пустой желудок, и мой волк смачно сглотнул, настойчиво не ослабляя хватку.

«Он, наверное, очень голоден спустя столько времени, ведь кроме отвара я ничем его не кормила. Как бы не потерял рассудок и не набросился», – тревожно мелькнуло в моих мыслях.

Я аккуратно потянулась к сумке и зарылась рукой. Помнится, где-то оставалось несколько кусков хлеба и полоски вяленого мяса, что матушка завещала взять с собой. Желая откупиться от оборотня, я доставала жалкие крохи еды, какие у меня были, а он радостно дергал ушами, видя, что для него что-то приготовили.

– У меня не так много, – протянула ему чуть почерствевшие корочки с мясными кусочками. – Но если ты отпустишь меня, я принесу тебе больше… если захочешь…

Оборотень посмотрел разумными глазами, выслушал, и, похлопывая хвостом, с нетерпением покосился на еду. Его зубы разжались. Как только я стала свободна, тут же подобралась и отбежала подальше. Юноша резво припал к подношению и снова забыл про меня.

Странно было за ним наблюдать. Странно и немного жутко. Мои вещи остались развешанными на корнях, но я не решилась за ними возвратиться. Пока мой волк смачно жевал, я трусливо покралась к выходу с поляны, совсем как в день нашей первой встречи. Он вел себя дружелюбно, словно давно знал, и доверял так искренне, что, даже не задумываясь, съел все до последней крошки. А я, вместо того, чтобы поверить в его необъяснимую человеческую доброту, отвернулась и засеменила к деревьям, мечтая спрятаться и спастись.

Но вдруг причудилось мне, что меня окликнули. Я обмерла и остановилась, как только ощутила спиной чужое присутствие. Тихие мерные шаги становились все ближе, смешиваясь с взволнованным дыханием оборотня. Он снова нагнал меня и помешал уйти, а я не знала, чего от него следовало ожидать.

– Мне пора воротиться домой, – твердо произнесла я, и юноша печально притих, а затем мягкой поступью все же двинулся ко мне. – Прошу… не ходи за мной, – покачала головой. Он расстроенно сел на траву и снизу вверх стал рассматривать мое лицо. – Я вернусь завтра и принесу еще съестного. Как и обещала – о тебе никому не расскажу, но и ты должен сделать кое-что… Дай слово никогда не приходить в мою деревню, не губить наш скот… – оборотень округлил глаза и поджал уши, словно ужасаясь моим словам, – и не убивать местных жителей, – поставила точку я. – Если ты причинишь вред людям, то никогда больше меня не увидишь, а за твоей головой придут охотники.

Оборотень со всей серьезностью внимал моим словам. Он молчал, но мне было достаточно его уверенного взгляда. С таким видом люди обычно давали клятвы.

Так вот он поклялся, и мне стало чуточку спокойней рядом.

С тех пор в Волчьем лесу снова появился волк.

Зреют под солнцем волчие ягоды.

Лес сторожить есть волчие хлопоты.

Он пронесется крепкими лапами,

он затаится неслышным топотом.

Воздух согреет теплым дыханием,

затем успокоит нежностью мягкою.

Зверь не опасный, а приручаемый.

Как друг лучший – преданный,

невиданно ласковый.

Раны зализаны, но шрамы останутся,

а в мыслях живет его добрая травница.

Волосы в злате, как солнце слепящее,

ему и не верится, что она настоящая.

И голос ее не забудет вовеки.

Так очарован был волк человеком…

Ранним утром я собиралась в лес за заготовками и тайком от родителей сложила с собой копченую рыбу и несколько пирожков с мясом. Ответственна я стала за оборотня, когда своими действиями велела ему жить. Ох, а теперь тревога не покидала мое сердце. Чудилось, что накликала беду на деревню и жителей, чудилось, что вмешалась, во что не нужно было. Загадочный сон о двух звериных тенях привиделся опять. И заболело в груди, когда алая тень снова пала перед черной. Я проснулась ночью, умытая слезами, и в окно засмотрелась, думая о том волке.

И рассказать никому нельзя, и посоветоваться не с кем.

Елка свернулась клубочком на подоконнике, недовольно наблюдая за мной. Сегодня она не крутилась под ногами и в лес погулять не просилась. С тех пор, как я спасла оборотня, кошка меня будто разлюбила и теперь сторонилась. Даже морщилась, когда порой нюхала мои руки или одежду, в которой в лес ходила.

– Еля, точно не пойдешь со мной? – спросила ее напоследок, раскрывая переноску, а кошка только важно отвернулась к окну, задрав нос.

Пожав плечами, я ушла без нее.

Как обещала, добровольно явилась на поляну и принесла оборотню еду. Навстречу из убежища вышел юноша, любопытно навострив уши. Он сидел на четвереньках, подгибая пальцы, и приветливо ерзал хвостом. Солнце запуталось в его волосах, на чумазом лице светилась счастливая улыбка, а глаза игриво серебрились. Видно рад был снова меня увидеть.

– Вот, это все тебе, – приговаривала, раскладывая перед ним скромные гостинцы.

Он с аппетитом припал сперва к рыбной голове. Смачно захрустел и зачавкал, проглатывал быстро, будто не жуя. Тем временем я приступила к перевязке. Приподняла рубаху и удивилась – бинты оказались чистыми, а кожа была горячая и сухая. Лезвием срезала льняные лоскуты, складывая в сторону, но запнулась, как только взгляд юноши почувствовала на себе. Он съел все, что ему оставила на подстилке, и теперь с тихим интересом следил за мной, загадочно притаившись.

– Раз уж ты закончил трапезничать, будь добр – помоги мне, – смущенно пряча глаза, я потянула его за рубаху, чтобы совсем снять. Волчонок послушно извернулся и выбрался из рукавов, а после по-собачьи встряхнулся.

В последний раз я осмотрела рваные полосы на его смуглой спине и протерла чистой водой, смывая остатки мази. Мокрой тряпицей вела бережно по вздувшимся бороздам когда-то разорванной плоти, немо сочувствовала оборотню и нелегкой звериной судьбе. А он дышал так спокойно и ровно, веки его блаженно опускались, будто ему все было приятно, будто ему становилось легче. Я отошла к ручью, чтобы промыть тканевый лоскут, и, вернувшись, села напротив.

– Мое имя Олеся, но в деревне все Лесей зовут, – молвила я и стерла с его щеки следы грязи. Он смешно уставился на меня, как на лесное чудо, и только ушами повел, ничего не ответив. Я вздохнула. – Раз уж говорить ты не умеешь, то и назваться тоже не сможешь. Но мне нужно как-то тебя величать. Неужто самой имя придумывать?

Оборотень, состроив непонимание, наклонил ушастую голову и причмокнул языком, облизывая губы после рыбы. Он казался наивным и несметно добрым. Теплый, как солнце, яркий, как красное лето. Я неловко улыбнулась, позабавившись его внешностью, и мокрой тряпицей с заботой провела по виску.

– А ты смешной и вовсе не страшный. Странный только. Все волки, как волки – серые, да черные. А ты в кого такой диковинный уродился? – приговаривала я, любуясь ало-рыжей шерстью.