Тайком утащила мужские отцовские штаны и рубаху. Мой волк не превращался в зверюгу все это время, а был таким же ранимым, как обычный человек. От холода его смуглая кожа становилась гусиной, и он мелко дрожал. Конечно, тело оборотня было ослаблено ранами, может, поэтому кровь волчья так быстро не помогала ему. Дорогого же мне стоило облачить взрослого юношу в людскую одежду, пусть у травника мне и приходилось не раз видеть нагих людей. С ними я была почти хладнокровна. Но здесь смущенно краснела, жмурилась и причитала: «Все равно мои старания не оценит».

Однажды над лесом нависли грозовые тучи, и меня заела тревога. Мой волк остался лежать под открытым небом совсем беззащитный. В тот день я должна была помогать травнику с заготовкой порошков, но мысли нарочно улетали в сторону леса. Нарушив строгий наказ травника, я бросила ступку с недотертой душицей и сбежала. Стащила из дома толстое шерстяное одеяло бабушки, захватила сухие одежды для волка и поспешила к поляне. Даже Елку с собой взять забыла. Она проводила меня долгим неодобрительным взглядом.

Черные облака стремительно летели по небу, словно в погоне за остатками света, чтобы пожрать его. Пугающий полумрак спустился на землю и взволновал мирно спящую до этого природу. Ледяные капли дождя безжалостно хлестали по лицу, сильный ветер настойчиво толкал меня назад, не подпускал к лесной опушке.

А мне все было нипочем. Чувство долга напрочь затмило мой разум.

Запыхавшись и промокнув до нитки, я вбежала на поляну и от досады уронила плечи. Даже небесная буря была не в силах пробудить ото сна моего волка. Он лежал и обреченно мок под дождем. Его шерсть напиталась влагой и слиплась иголками, а рубаха испачкалась и повисла. Я набросила одеяло на древние ветвистые корни, сооружая для нас маленькое убежище. Земля внутри оказалась еще сухой – вековое древо укрыло ее густой кроной, защитив от воды. А дождь все хорохорился, ускорялся и крепчал. Я подцепила оборотня под руки и постаралась поднять. Мне еле хватило духу дотащить его под крышу. Пока я волокла юношу по земле, вся отцовская одежда на нем испачкалась в грязи и почти сползла.

Так мы оказались в безопасности, спрятавшись в корнях под деревом. Уложив промокшего оборотня, я оглянулась на выход, припорошенный тьмой, и с горечью осознала, что домой к обеду мне уже не судьба воротиться. Оставалось переждать непогоду в лесу. Только бы родители не спохватились искать меня в эту бурю, только бы подумали, что я осталась у травника.

Сняв с озябших плеч промокший плащ, отложила его в сторону и в темноте принялась переодевать оборотня. Выглядел он, словно моя соломенная кукла в детстве: руки плетями лежали в разные стороны, ноги по одной пришлось поднимать, чтобы избавиться от намертво прилипших штанин. На какой-то миг я подивилась тому, как заметно потеплела кожа юноши.

И сердце в груди волнительно встрепенулось: «Неужели скоро мои старания принесут первые плоды?»

Покрывало над нашими головами сдерживало натиск недоброй стихии. Я развесила влажную одежду на корни, а после подсела к оборотню и постаралась напоить теплым отваром, что с собой принесла. Сладкое лекарство по его губам текло, скатываясь по шее. И мне приходилось вытирать дорожки от капель, что ускользнули от языка и в рот ему не попали.

Вверх по моей спине прошла дрожь – от самых кончиков пальцев и до зубов. Ютиться на земле стало нестерпимо холодно, и я первым же делом выпила травяную настойку, чтобы не разболеться. Юноша безмятежно спал, а я мелко тряслась, обхватив себя руками, жалея себя, громко стуча зубами.

Дождь медленно стихал, но мне уже не было мочи терпеть холод, кусающий остервенело и безжалостно. Я совсем продрогла, а капли звонко шлепали по листьям и травам, разлетаясь искрами. Белесый пар взлетал в отсыревший воздух после каждого моего выдоха. Места в нашем укрытии было не много, поэтому я и сама не заметила, как ненароком прислонилась спиной к оборотню. Стоило прикоснуться к нему, как его звериное тепло проникло в меня, заставив поежиться. Я с сомнением покосилась на юношу.

Он сопел тихо и ровно, волосы разметались по расслабленному лицу. Одна рука осталась откинутой после переодеваний, и мне вдруг стало страшно от бесстыжих мыслей, посетивших мою бедную голову. Затаившись, я медленно и осторожно развернулась к оборотню и для успокоения души еще раз проверила – точно ли он спит? Неуклюже, медленно двигались мои окоченевшие руки и ноги. Я неловко прислонилась к нему и, почувствовав животное тепло, прижалась сильнее.

А он был мягкий и такой уютный, хоть и пах промокшей дворнягой. Мое тело отогревалось и больше не колотилось дрожью. Веки стали тяжелыми, лютая усталость меня одолела. Под шум бушующего леса, я уснула и во сне увидела, как две звериные тени – алая и черная, сцепились друг с другом в яростной схватке. Кровь проливалась на сырую землю, и кто-то вдалеке скулил от сильных ран.

Алая тень была повержена. Черный хищник возвышался над ней гордо и торжествующе. В моем сердце тогда заныло тупой болью, а в ушах вдруг сотряслось угрожающее рычание.

Я проснулась, резко выдохнув от испуга, вскочила с места и к выходу попятилась. Небо прояснилось, и в глубине нашего убежища сверкнули серые звериные глаза. Голос застрял глубоко у меня в горле, и я раненой сойкой воззрилась на ощетинившегося юношу с острыми поджатыми ушами и недобро раскачивающимся хвостом. Он, набычившись, стоял на четвереньках, пальцы согнув, как в волчьи лапы, а губы его приподнялись в предупредительном оскале.

Настоящий волк. Ни больше, ни меньше. Видимо он совсем исцелился, а его сознание вернулось именно сейчас. Как же не вовремя, как же неудачно все сложилось. Мне грозила страшная расправа от зверя, за которым столько ухаживала и, позабыв себя, заботилась. Я взмолилась всем богам и вжалась в корни дерева. Глупая, зачем только связалась с этим оборотнем? Зачем выхаживала его столько времени? Как же горевать будут бедные родители, останется без ученицы старый травник, и даже Елочку больше некому будет в лес отнести погулять.

Оборотень сердито и хрипло рычал, медленно подкрадываясь ко мне, как к своей добыче. В его груди рокотало, а я беззвучно рыдала от ужаса, глотая соленые слезы.

– Не т-тронь… – я жалобно пропищала, а юноша, услышав мой голос, только нахмурился и тряхнул ухом. – Прошу тебя… не тронь… – он подступил близко, так, что его возбужденное дыхание ощущалось на лице. Меня колотило от страха. – Я же помогла тебе… – заговаривала его шепотом, старалась резко не двигаться, не гневить еще больше. – Я тебя вылечила, хотя не должна была… Взамен прошу просто отпустить, – во рту пересохло, когда сделал он еще один шаг, и острые клыки оказались совсем рядом. Я зажмурилась. – Прошу, не тронь… Я никому не скажу про тебя. Ты обязан мне жизнью, так сжалься надо мной и отпусти… Обещаю, больше и шагу в лес не ступлю, не наведаюсь к тебе, не потревожу… только не тронь…

Оборотень пытливо всматривался в меня и недоверчиво скалился. Мне было неведомо – понимал ли он мою речь или я впустую выпрашивала у него пощады. Но что-то в поведении его переменилось. Я вздрогнула, когда почувствовала его опасную близость у своего лица, потом волос и шеи. Юноша с осторожностью всю меня обнюхивал, часто замирая и поглядывая, чтобы не воспользовалась моментом и не напала исподтишка. Да куда уж мне там! По жилам словно вязкая глина разлилась и затвердела. Было не сбежать, не шелохнуться. А в это время оборотень припал к земле, где лежали мои холодные, перепачканные в грязи ладони.

Он вдруг с еще большей жадностью стал втягивать носом запах с кожи, пока в чем-то не убедился. А потом посмотрел на меня совсем по-доброму. Я в изумлении открыла рот, когда оборотень, поджав жалостливо уши, отошел от меня и виновато склонил голову. Он видел, как я его испугалась, и спрятал клыки с когтями. Мне не нашлось объяснения всему случившемуся, но казалось, что душеньку мою не только помиловали, но еще и принесли извинения за резкость.

Оборотень уселся напротив и невольно отвлекся, стоило ему заметить на себе одежду. Будто позабыв про меня, он увлеченно и по-детски забавно принялся себя разглядывать, рубаху растягивать руками-лапами, зарываться носом под ворот, желая разузнать, что скрыто было там. Уши его любопытно дергались, а сам юноша что-то фырчал себе под нос. Он не разговаривал. Совсем. Хоть и выглядел человеком, внутри он оставался волком. Я наблюдала за ним, теряясь в догадках о будущей своей судьбе. Уйти прочь не хватало духу, но и долго находиться здесь тоже было не дело. Дома меня дожидалась семья и учитель-травник.