Айрин пристально смотрит на меня, и я понимаю, что она знает каждую мысль, проносящуюся в моей голове, знает, что я лгу.

Она улыбается.

— Спасибо.

Я улыбаюсь в ответ.

— Не за что.

Это самое малое, что я могу сделать для этой женщины. Айрин... как бы это сказать? Подарок судьбы. Она долгое время была помощником адвоката, который занимал этот офис до меня. Когда он ушел на пенсию и переехал в Вермонт в том же месяце, когда я начала работать, Айрин собирала вещи на своем рабочем столе, планируя последовать примеру своего бывшего босса и уйти на пенсию.

Айрин лишь взглянула на меня, двадцатисемилетнюю, недавно осиротевшую, и столь же разъяренную на мир, сколь и сломленную им, и начала распаковывать свою коробку.

С тех пор она стала моей помощницей, играя роль матери, друга, секретаря и болельщицы.

Хотя, как бы она ни была мне дорога, в это время года я все больше понимаю, что «как семья» — это не совсем то же самое, что настоящая семья. Рождественским утром она будет там, где и должна быть — с семьей своей дочери в Бостоне, наблюдая, как ее внуки распаковывают подарки от Санта-Клауса.

А я буду там, где и должна быть — в шикарной квартире, которую с огромным трудом заработала, в тишине и спокойствии, которые стали результатом всей этой тяжелой работы. Иногда это кажется наградой, иногда — болезненным компромиссом.

В основном я стараюсь не думать об этом.

У Айрин есть раздражающая манера читать мои мысли, и, похоже, сейчас она это делает, потому что ее глаза за толстыми стеклами очков прищурены.

— Поехали со мной. — Это скорее приказ, чем просьба, которую я слышу каждый декабрь, и, поскольку я к этому привыкла, то качаю головой еще до того, как она заканчивает говорить.

Я улыбаюсь, чтобы успокоить ее.

— У меня планы на праздники, но, как всегда, спасибо за приглашение.

— Планы. — Она пренебрежительно фыркает. — Быть одной? Рождество не для того, чтобы проводить его в одиночестве.

— Рождество не предназначено для многих вещей, но они все равно случаются. — Обычно я смягчаю свой тон в общении с Айрин, но сейчас позволила себе достаточно резкости, чтобы дать ей понять, что разговор окончен.

Я ценю рождественское предложение Айрин, правда, ценю. Но не знаю, как объяснить, что время, проведенное с ее семьей, лишь подчеркнет отсутствие семьи у меня.

Возможно, Айрин права. Рождество не должно проходить в одиночестве. Но, как я уже говорила, жизнь — это череда выборов.

И я должна научиться жить со своим.

ГЛАВА 6

TOM

23 декабря, 11:31

— Дорогой, скажи мне, что ты надежно спрятал кольцо.

— Нет. Я верчу его на кончике мизинца, выставляя на всеобщее обозрение, — говорю я маме. — Это плохая идея?

Она испускает страдальческий вздох в трубку.

— Все так самоуверенно относятся к подобным вещам, пока их не обчистят, Томми.

Я улыбаюсь. Давненько я не слышал этой конкретной лекции. Или это конкретное прозвище.

— Сейчас как раз самое время для того пояса для денег, который я подарила тебе на день рождения! — продолжает она. — Знаю, в отзывах говорится, что из-за натирания могут выпадать волосы на животе, но если подумать, то это небольшая плата за душевное спокойствие и безопасность ценностей. Кстати, о выпадении волос: на последней фотографии, которую ты прислал, я заметила небольшое поредение на висках. Я поговорила с парикмахером, и она дала мне капли для тебя...

Моя мама, дамы и господа. Познакомьтесь с Нэнси Уолш.

Хотите верьте, хотите нет, но это не самый неловкий разговор за этот месяц. Или даже на этой неделе. В понедельник она прислала мне фотографию родинки на бедре моего отца и спросила, всегда ли она там была. Потому что, видимо, я отслеживаю такие вещи.

Кроме того, папа спал в тот момент, когда была сделана фотография, и я не могу решить, лучше это или хуже.

Мама — это... ну... мама.

Она беспокоится, вмешивается, и все это потому, что сильно любит.

Темы, вызывающие беспокойство, варьируются от того, что ее внуки не могут посещать занятия по домоводству в школе, незнакомых родинок, неспособности моей сестры испечь пирог, который не «проваливается» в середине, и до того, что касается меня: тот факт, что я живу в Нью-Йорке.

Я единственный из ее четверых детей, кто не живет в одном часовом поясе с ней. Черт, я единственный ребенок, который не живет в радиусе тридцати миль от своих родителей.

И все это проявляется в ее преувеличенном беспокойстве по поводу преступности в Нью-Йорке. Моя младшая сестра установила на мамином телефоне оповещение Google «Преступность в Нью-Йорке», что, как вы можете себе представить, означает, что я получаю множество сообщений, чтобы удостовериться, что меня не было в Морнингсайд-Хайтс в 3:00 ночи или в баре в Алфавит-Сити в полночь.

— Просто пообещай мне, что не сядешь в метро с кольцом в руках, — продолжает она. — Я посылала тебе видео о карманниках в метро? Я видела его на YouTube.

Ладно, это на моей совести. В прошлый День благодарения я отправил ей ссылку на кулинарное видео на YouTube, в котором объяснялось, что больше не нужно готовить индейку в пакете.

(Спойлер: мы ели индейку, приготовленную в пакете).

Но суть в том, что я познакомил ее с YouTube. Она очень увлеклась, и алгоритм постоянно пичкает ее видеороликами «страна на грани катастрофы».

Сколько катастроф может произойти в одной стране? Много, если спросить мою маму.

— В любом случае, если тебе все-таки придется ехать на метро, я бы не стала думать о тебе хуже, если бы ты взял с собой пушку, — говорит она.

— Мам. Не говори «пушка». И почему ты говоришь это как Роберт Де Ниро? — Я выхожу на дорогу, чтобы не столкнуться с семьей из восьми человек, которые идут по тротуару в одинаковых свитерах. Велосипедист резко сворачивает в сторону и сигналит мне, хотя мы избежали столкновения как минимум на шесть футов.

— Что это было? — спрашивает она, вынужденная повысить голос из-за сирены проезжающей мимо машины скорой помощи. — Том? Тебя пырнули ножом?

— Нет, мама. Меня не пырнули ножом, потому что я не из хора «Вестсайдской истории». — Я делаю глубокий вдох. — Слушай. Кольцо в безопасности. Я в безопасности. Пожалуйста, ради всего святого, не клади больше газовый баллончик в мой чулок.

— О, не волнуйся, милый! Я уже спрятала его в ящик с нижним бельем, чтобы не смущать тебя в рождественское утро. Я знаю, что это Рождество особенное.

Наконец-то. Нормальная тема.

— Да. Очень особенное. Ло уже там? — спрашиваю я.

В идеальном мире мы с моей будущей невестой летели бы из Нью-Йорка в Чикаго вместе. Тем более что она впервые знакомится с моей семьей.

Но у лучшей подруги Лоло по колледжу вчера вечером был праздник в Миннеаполисе, так что мы прилетим в Чикаго из разных городов с разницей в пару часов.

— Еще нет, — отвечает мама. — Лукас только что поехал за ней. Я так рада, что вы все четверо будете здесь на праздниках, и что у тебя есть особенный человек. Главным событием Рождества Брента станет появление за столом еще одного не Уолша.

— Определенно. — Я знаю своего шурина так же хорошо, как своего родного брата, и могу поспорить, что настоящим событием Рождества для Брента станет новый гриль, который Мередит купила ему и который он уже заметил в гараже.

— Это воплощение мечты матери, Томми. Слышать тебя таким счастливым. Ты счастлив?

— Да. Мама, — говорю я автоматически. — Я очень счастлив.

— Не могу дождаться встречи с ней. И твой папа тоже. Все мы! Конечно, мы уже разговаривали по телефону и FaceTime, но очень хочу, чтобы она почувствовала себя частью семьи. Ты говорил, что она вегетарианка. Поэтому в этом году я добавила в болоньезе грибы. Она ведь их ест, верно?

— Ну... — Я запнулся. — Да, она ест грибы, конечно. Но разве в болоньезе нет... мяса?