— Понял, — говорит Джоуи, постукивая пальцем по барной стойке и доставая бурбон.

— Уверена, что тебе стоит пить? — спрашивает кто-то из-за спины.

У меня слегка кружится голова, и не из-за алкоголя. И не из-за сотрясения мозга тоже. А от дежавю.

Поворачиваюсь, в шоке смотрю на мужчину, который выдвигает барный стул рядом со мной и садится.

— Том?

— С твоим-то сотрясением мозга? — говорит он небрежно, как будто нет ничего странного в том, что он находится в лобби-баре заурядного отеля в канун Рождества, когда должен быть...

Я качаю головой, все больше убеждаясь, что у меня галлюцинации.

— Подожди. Это что, настоящая «Рождественская песнь»? Я Скрудж? Неужели все, что я пережила, было просто сном?

— Ты Скрудж, — подтверждает он, протягивая руку, чтобы съесть один из моих холодных картофелин фри. — Но нет. Все было не во сне.

— Тогда кто... что? Как ты меня нашел? Тебе снова кто-то позвонил? Как моему экстренному контакту?

— Нет. — Мужчина съедает еще одну картошку. — Потому что на этот раз ты не попала в аварию. — Он прекращает жевать. — Подожди. Или попала?

Я качаю головой, когда Джоуи ставит передо мной «Манхэттен». Том показывает на него.

— Я возьму такой же. Пожалуйста.

— Нет, — быстро говорю я. — Он не останется. Ты не останешься, — говорю я Тому.

Том смотрит на Джоуи, снова показывает на напиток и улыбается.

— Ладно, если ты остаешься, тогда мне нужны ответы, — говорю я, поворачиваясь на стуле так, чтобы оказаться лицом к нему.

— Конечно, — соглашается Том. Подозрительно быстро. — Что ты хотела узнать?

— Даже не знаю, с чего начать, — говорю я. — Как насчет того, где, черт возьми, Лоло? Разве ты не должен сейчас стоять на коленях?

Он проверяет свои часы.

— Почти. У меня в запасе есть несколько минут.

У меня открывается рот.

— И ты проведешь эти минуты... здесь?

— У сестры, — говорит Том.

Я хмурюсь на него.

— У тебя сотрясение мозга? Чьей сестры?

— Лоло. Ты спрашивала, где она. Она в Мэдисоне у своей сестры. Улетела в последнюю минуту.

— Я... — Я почесываю затылок. — Я в замешательстве.

— Заметно, — говорит он с улыбкой. — И это очень мило.

— Возьми свои слова обратно! — говорю я, оскорбленная.

— Не возьму. — Его улыбка становится шире.

Я чувствую... что-то. Смятение, смешанное с... надеждой?

И уверена, что не вынесу, если ошибусь. Не смогу вынести, если потеряю его во второй раз. В панике я протягиваю Тому свой телефон.

— Вот. Почему бы тебе не позвонить Лоло, и мы все уладим...

— Я не женюсь на Лоло, Кэтрин.

Все вокруг словно расплывается, хотя ни я не притронулась к своему бокалу, а Том к своему.

— Что ты... что...

— Мило, — снова бормочет он с улыбкой. — Мы с ней поговорили. Оказывается, Горби не единственный, кто заметил, что мы... как это... потрескиваем от энергии?

— Она бросила тебя, потому что мы потрескиваем? — спрашиваю я.

— Нет. Ну, типа того. Я бросил ее, потому что мы потрескиваем. Она бросила меня, потому что ей нужен кто-то, с кем можно было бы потрескивать, и она поняла, что я никогда не стану этим парнем.

— Вы бросили друг друга?

— Думаю, мы можем перестать использовать слово «бросили», но... да. В общем-то, да, — говорит он, пожимая плечами.

— Том, я...

— Хочешь знать, почему я не сделал тебе предложение в канун Рождества все эти годы назад? Почему отступил от семейной традиции, которая, как мне казалось, была так важна для меня?

Я качаю головой, и Том тянется к моей руке.

— Потому, что я не мог ждать, Кэтрин. Мы сидели там, ели китайскую еду, и я помню, как подумал, что никогда в жизни не буду так счастлив, как с тобой. И хотел, чтобы это чувство длилось вечно. Я сделал предложение, потому что не мог больше ждать ни минуты, чтобы сделать тебя своей.

Слезы текут по моим щекам, и я раздраженно вытираю их.

— Зачем ты это делаешь?

— Знаешь, как я наконец-то нашел тебя сегодня вечером? — спрашивает он, а затем наклоняется вперед. — Лоло.

— Предательница, — бормочу я, хотя уже догадалась. Она единственная, кто знал, где я.

— Но она сказала мне не сразу, — продолжает Том. — Заставила меня ждать, чтобы убедиться, что я приеду сюда до полуночи.

— Зачем...

Том ставит передо мной коробочку. С кольцом.

Мою коробочку с моим кольцом.

Том встает, поднимает меня на ноги и, опустившись на колено, берет меня за руки.

Счастье, подобного которому я никогда не испытывала, пронзает меня насквозь.

— Я не хотел влюбляться в тебя, — говорит Том, повторяя слова, сказанные им в грузовике Горби. — И уж точно не собирался продолжать любить тебя. Но в последнее время понял... что лучшие вещи в жизни — не те, которые ты планируешь. Все лучшее дается нелегко. Самое лучшее — это то, за что ты держишься изо всех сил, и если настолько глуп, что отпускаешь это, то сражаешься, чтобы вернуть. У меня нет никаких сомнений в том, что я буду совершать ошибки и что не заслуживаю тебя. Но я также обещаю, что никогда не перестану пытаться заставить тебя улыбаться, сделать тебя счастливой. Я обещаю, что никогда не сдамся. Если ты только дашь мне шанс.

Я смеюсь сквозь слезы.

— Горби будет в бешенстве. Ты опять забыл про «вернуться».

— Я ничего не забыл, — говорит Том, целуя мои костяшки пальцев. — То фальшивое предложение в грузовике. Оно было для тебя. Только для тебя. Конечно, ты это знаешь.

Я вынимаю свою руку из его руки и с удивлением понимаю, что она дрожит, когда достаю коробочку с кольцом и открываю ее. Я начинаю вытаскивать его, а потом встречаю его взгляд.

— Будь уверен, Том, — шепчу я. — Будь действительно уверен. Потому что я не могу потерять мужчину, которого люблю, во второй раз.

Том встает, затем прикладывает ладонь к уху и наклоняется ко мне.

— Повтори-ка?

Я смеюсь.

— Не буду.

— А что, если я скажу первым? Я люблю тебя, Кейтс.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я.

Том берет у меня коробочку и прижимается лбом к моему. Мы оба смотрим, как он надевает кольцо обратно на мой палец. Именно туда, где ему самое место.

Он поднимает руку и проверяет часы. Ухмыляется.

— Двенадцать ноль-одна. Вовремя.

— На этот раз у тебя все получилось, — слегка поддразниваю я.

— На этот раз мы все сделаем правильно, — поправляет он, снова наклоняя голову.

Мой телефон жужжит на барной стойке, и Том бросает на меня удивленный взгляд.

— Я должен был догадаться, что ты сразу же купишь новый телефон.

— Да, но это было важно, — говорю я, поднимая палец, чтобы объяснить. — Оказалось, что моя контактная информация на случай чрезвычайных ситуаций сильно устарела, и я хотела ее обновить...

— Не нужно, — говорит Том, обхватывая меня за талию. — Твой старый контакт здесь и никуда не денется.

Он снова опускает голову. И снова звонит мой телефон. Вместо того чтобы раздражаться, он улыбается.

— Ответь. Я могу подождать.

Опускаю взгляд на экран и вижу имя Гарри. Есть только одна причина, и только одна, по которой мой босс звонит мне в канун Рождества.

Я протягиваю руку и отправляю звонок на голосовую почту, а затем снова поворачиваюсь к Тому.

— Счастливого Рождества, — шепчу я.

— Счастливого Рождества, — шепчет он в ответ. А потом целует меня.

Сердце Гринча в Рождество увеличилось в три раза.

А мое? Я не знаю.

Оно принадлежит Тому.

И всегда принадлежало.

ЭПИЛОГ

Канун Рождества. Год спустя

— Это нечестно! — восклицает Клара слишком громким голосом шестилетнего ребенка, который умыкнул слишком много теста для рождественского печенья. — Почему бабушка может открыть подарок раньше, а все остальные должны ждать утра?

— Ш-ш-ш, — говорит Мередит, гладя рукой хвостик своей старшей дочери. — Ты слышала дядю Тома. Это подарок для всей семьи. Бабушка просто его откроет.