Удачник одет был по-европейски (джинсы, рубашка поло, очки в золотой оправе) и держался по-королевски, а остальные из кожи вон лезли, чтобы привлечь его внимание. Из разговора с президентом стало ясно, что Удачник задумал выйти на международный уровень и ищет к себе в команду человека, который будет писать и редактировать коммерческие тексты и параллельно быть кем-то вроде его секретаря. Требования у него высокие, найти подходящего человека сложно, да и работать в Афганистане мало кто умеет…

Тут я была с ним согласна и расхрабрилась настолько, что спросила, а не рассмотрит ли он мою кандидатуру.

– Почему нет? Я пришлю тебе тестовое задание, – сказал Удачник.

Тестовое задание оказалось рекламной брошюрой опять-таки на английском, но английский был чудовищный, будто кто-то сунул текст в переводчик и не потрудился вычитать. На то, чтобы привести его в божеский вид, мне отводилось два дня. Забыв про сон и еду, я ухитрилась уложиться в дедлайн и размечталась, что теперь-то точно останусь в Кабуле на подольше и добавлю пару строк в резюме. Но Удачник просто исчез в тумане.

Одна из напечатанных брошюр позднее попала ко мне в руки. Что ж, мне осталось только порадоваться за своё знание иностранных языков и умение быстро работать – и отдать должное афганской деловой хватке.

***

Первым делом мы выбрались на озеро Карга. На самом деле это не озеро, а водохранилище – в 1930-х по приказу Надир-шаха116 на реке Пагман построили плотину, а часть воды отвели, чтобы использовать для ирригации. По слухам, когда-то, когда небо было голубее, трава зеленее, а в королевстве Афганистан всё было в порядке, в Карге разводили радужную форель. Сейчас же это было одно из любимых мест отдыха кабульцев: на берегу построили несколько ресторанов и кафе – и там, и там были «семейные зоны», то есть маленькие домики, где ты мог спокойно трапезничать, отгородившись шторкой от любопытных глаз. Был ещё отель с полем для гольфа, и что-то вроде лодочной станции, где можно было арендовать моторку или яркий катамаран в форме лебедя, и парк аттракционов с ветхими скрипучими каруселями. Ещё можно было покататься на лошадях (и обязательно сфотографироваться верхом) или запустить змея – словом, полный набор афганских забав.

Мы явились к озеру в последний день перед началом Рамадана (определённо, проводить Рамадан в Кабуле уже становилось моей личной традицией), а потому на берегу было удивительно многолюдно. Те, кому не хватило места в домиках, расстилали покрывала прямо на траве, раскладывали на них кебабы и лепёшки, расставляли бутылки с «Кока-колой» и термосы с зелёным чаем. Над Каргой стоял весёлый гвалт, а колонки в каждом кафе и магнитолы в каждой машине старались перекричать друг друга. Мы (двое коллег, которые называли себя операторами, и я) проталкивались среди торговцев воздушными змеями и ярко-розовой сахарной ватой, нарядных детей и ресторанных зазывал. Сняли меня на фоне катамаранов, потом на фоне каруселей, съели по мороженому и решили подняться на холм, чтобы снять панораму.

У подножья холма сидела на покрывале пара хазарейцев – пожилые муж с женой. Они так звали выпить с ними чаю, что отказаться было просто невозможно. Афганистан вообще одна из немногих стран в мире, где ты можешь пить чай с человеком через минуту после знакомства и при этом не чувствовать себя неловко.

После привычного обмена любезностями дедушка поманил к себе моих спутников и громким шёпотом предупредил:

– Осторожнее, мальчики, с вами иностранка. Нехорошо, если с ней что-нибудь случится, она же гость.

– Ничего со мной не случится, – тут же нахохлилась я.

– Оооо, так ты говоришь на дари! Отлично! Молодец! Первый раз в Кабуле?

– Второй.

– В прошлом году тяжёлый был Рамадан, очень тяжёлый…

Я кивнула, вспоминая очередь у госпиталя и горы битого стекла в центре.

– А ты не боишься?

Этот вопрос мне задавали раз десять каждый день, и я уже придумала ответ, который всем нравился. Надо было сказать: «Чего мне бояться, если я под его защитой»? – и показать на небо.

– Это верно, – заулыбался дедушка. – Но знаешь, о чём я его прошу? Пусть подарит нам хотя бы один мирный месяц.

На холм мы вскарабкались довольно быстро (по пути я почему-то подумала, как тридцать лет назад на него, может быть, карабкались советские солдаты примерно нашего возраста). На вершине на нас глазели чьи-то желтоглазые белые козы, развевались флаги на могиле безымянного героя и нещадно припекало солнце. Озеро внизу казалось не серым, как обычно, а голубым, карусели выглядели игрушечными. Наши хазарейцы махали нам снизу. Мы помахали им в ответ.

Мне хотелось запечатать этот миг в бутылку и сохранить навеки: радость и полноту жизни, долетавшие снизу смех и музыку, вкус кардамона во рту. «Пожалуйста, – сказала я мысленно, обращаясь неведомо к кому, – подари нам хотя бы один мирный месяц. Ну что тебе стоит?».

***

И всё-таки мне бывало страшно. Ещё как бывало.

Я лежала одна в пустой тёмной квартире в Шахре-Нау. Пустой – потому что квартира вообще-то была офисом, из которого коллеги вечером разбегались, а тёмной – потому что опять пропало электричество. Возможно, из-за грозы, которая гремела над крышей.

Дом тоже казался пустым (а может, и был, потому что соседей за две недели я не видела). Внизу железная дверь закрывалась на один оборот ключа. Охрана отсутствовала. А ещё коллеги просили с наступлением темноты не включать свет и не подходить к окнам – «а то мало ли, кто тебя увидит». Предполагалось, что я буду ложиться спать с курами: сразу после заката прятать голову под крыло и до утра ни о чём не беспокоиться, и я достаточно уставала за день, чтобы так и делать. Но мешал проклятущий страх. И боялась я не из-за похищений и ограблений, которых тогда в Кабуле хватало, а из-за того, что мой последний учитель пушту был хорошим рассказчиком и рассказывал, помимо всего прочего, про всякую чертовщину.

– Вот иду я с похорон… – начиналась одна из его историй.

– Однажды в моего кузена вселился демон, – это была другая.

Подобных историй у него имелось в запасе великое множество, и все они были пугающе правдоподобны. Даже слишком правдоподобны для человека с хорошей фантазией (вроде меня), который в детстве на полном серьёзе боялся домовых и чертей.

В Кабуле я пыталась обернуть дело в шутку.

– Мне вот про джиннов рассказывали, но это же суеверие, – сказала я коллегам, когда мы сидели за обеденным кебабом.

– Они есть, – ответили мне. – Правда есть!

– А в моего дядю влюбилась женщина-джинн.

– А я их сам видел.

– А ты знаешь, Алекс, что будет, если сорок ночей читать Коран на кладбище?

И я пожалела, что подняла эту тему: коллеги, с которыми мы играли в журналистов, вечером шли домой к папе с мамой и десяти братьям-сёстрам, а я-то оставалась одна. Ветер выл, дождь хлестал в окна, и они тоскливо поскрипывали. Да и вообще в здании слышалось много странных звуков, а я тут же вспоминала историю о том, как под домом оказалась могила моджахедов, а в ней… А потом тихим добрым словом вспоминала учителя и надеялась, что ему в Пешаваре тоже не спится.

В комнате помещались только я, кровать и чемодан. Окон в ней не было, и я чувствовала себя Гарри Поттером под лестницей. Открыть дверь? Нет, на нервы действует. Закрыть? Тогда я буду лежать в кромешной темноте.

Передо мной снова замаячила прошлогодняя проблема, и выбор был опять не велик: оставить всё как есть, снять квартиру или съехать в отель. Последняя опция стоила 25$ в сутки минимум, и это опять никак не вписывалось в мой бюджет. Квартира обошлась бы от 200$ в месяц (плата за три месяца вперёд) – и она была бы, скорее всего, пустой (таковы особенности афганской аренды). Икс, Игрек и Ахмад приютить меня по ряду причин не могли, хотя прошлогодние неприятности продолжения не имели. Товарищ военкор Че Гевара и прочие знакомцы, может, были бы и рады, но мне этого не очень хотелось. Опять же, по ряду причин.