И тут одна из коллег сказала:

– У меня есть сестра, которая живёт одна и ищет flatmate. Если хочешь, я её спрошу? Но это тебе вряд ли подойдёт.

– Почему?

– Нуууу…

– Район опасный?

– Нет.

– Квартира дорогая?

– Сестра с тебя денег не возьмёт.

– Она живёт с вашими родителями?

– Нет, одна. Раньше мы жили вместе, но… разъехались.

– Тогда что не так-то?

Девушка сморщила нос.

– Сама увидишь. Вообще было бы здорово, если бы вы подружились, и мне было бы спокойнее. Ты хорошая, ты могла бы за ней присмотреть… иншалла.

Этот кот в мешке не показался мне опасным, и тем же вечером потенциальная соседка вошла в мою кабульскую жизнь, цокая каблуками. Первой ассоциацией, которую вызвала незнакомка, была Ким Кардашьян117: черные волосы, женственные изгибы, джинсы на бёдрах и пляшущие в ушах серёжки. Платок она, как выяснилось позже, носила только в исключительных случаях. Ким извинилась, что английский у неё так себе, пригубила чашечку чаю и закурила тонкую сигарету. В миндалевидных глазах с умело подведёнными стрелками была меланхолия.

Мне следовало бы тогда задуматься, что за фрукт эта девушка, с которой не смогла ужиться даже родная сестра, а слово «присмотреть» могло бы навести на некоторые раздумья. Но Ким казалась вежливой и на сложную соседку не тянула совершенно (после питерских коммуналок я знала в них толк). Курит? Ну подумаешь, тоже мне сложность. А вообще вроде тихая, скромная… Ничего такого. Как-нибудь поладим.

***

– Алекс, ты где? Ааалекс! АЛЕКС!

И я иду из своей комнаты на её зов.

Ким пьёт чай с подругами, а мне надоело слушать сплетни на дари, и поэтому я у себя в комнате читаю «Унесённых ветром».

– Алекс, дорогая, – Ким ставит чайную чашку на ковёр, – принеси мне сигарет.

– А где они?

– В магазине, милая. Сбегаешь?

– Эээ… но…

– Давай быстро! – Ким теряет терпение. – Ну ради меня! Ну тебе трудно, что ли? Иди!

Некоторое время я сижу на лестничной площадке и размышляю: моя flatmate отправила меня в магазин. Одну. Ох уж это афганское «авось».

Алекс, помоги. Алекс, принеси. Алекс, ну поехали со мной на шоппинг. Алекс, улыбайся, а то мои друзья спрашивают, что не так.

Ох и много у неё было друзей, я вам скажу. И за первую неделю все они перебывали у нас в гостях. Все, от торговца сухофруктами до парламентария, хотели посмотреть, что за диковинная иностранка поселилась у Ким. Количество друзей – именно друзей, а не подруг – меня поражало. Да, это были просто друзья, которые приходили просто попить чайку и поболтать, и относились они к ней со всем уважением, но их, чёрт возьми, были десятки. Тот момент, когда ты утром выходишь из комнаты, а на матрасе в прихожей спит очередной гость. Ве-ли-ко-леп-но!

Среди друзей был кандагарец по прозвищу Панда. Феноменальный лентяй, как большинство кандагарцев, он никогда не сидел прямо: либо приваливался к стене, либо обнимал подушку, да и вообще жил по принципу «вдруг война, а я устал». Ким и Панда дружили чуть ли ни с детства, но постоянно цапались.

– Осёл и сын осла! – кричала она. – Грязная псина, змея! Позор отца своего! Испортил мне настроение, мерзавец, будь ты проклят! – дальше шла ещё более цветистая брань, которую я тут привести не рискну.

– На себя посмотри! – рявкал Панда, и в комнате что-то летело на пол.

Однажды во время такой ссоры я вышла из квартиры, демонстративно хлопнув дверью. Ничего, думала я, гуляя по району под кабульским солнцем, сейчас испугаются и побегут искать.

Как же.

Я вернулась минут этак через сорок. Моего отсутствия даже не заметили.

***

Родной провинцией Ким был Бамиан – кто бы мог подумать, что там живут не только хазарейцы, но и кызылбаши, из числа которых Ким и происходила! Кызылбашей, этническую группу тюркского происхождения, переселил из Ирана в XVIII веке Ахмад-шах Дуррани118 и охотно брал их себе в телохранители; некоторые делали себе неплохую карьеру и дослуживались до военачальников. В Кабуле кызылбаши селились в кварталах Чандаволь и Мурад-Хане. В конце XIX века они пострадали от гонений Абдуррахман-хана119, который периодически притеснял национальные меньшинства,

и ещё в середине XX века имели репутацию людей образованных и вхожих во власть, хотя былую славу, конечно, они уже утратили. В наши дни их в Кабуле было мало, и надо было знать, где их найти, так что с востоковедческой точки зрения мне с Ким, конечно, очень повезло. Хотя она была необычна не только с этой точки зрения.

Ким училась на журналиста – правда, при мне она сходила в университет только дважды (одевшись скромно, не подкрасив глаза и захватив с собой платок) и работала стюардессой в той самой авиакомпании «Ариана» (после рейса в Мекку многочисленные друзья в шутку называли её «хаджи»)120. Её семья перебралась в Европу несколько лет назад. Ким и её сестра ждали получения виз, а тем временем должны были закончить учёбу и не позорить доброе имя; если же слухи о чём-то неподобающем до родителей всё-таки доходили, то к нам в гости приходил дядюшка с материнской стороны и проводил воспитательную беседу. Однажды он сказал, кивнув в мою сторону:

– Вот, смотри, она не мусульманка, а ведёт себя приличнее, чем ты. Учись!

Ким почтительно слушала, опустив очи долу, а когда за дядюшкой закрывалась дверь, корчила ему вслед страшную рожу.

– Надоели! То нельзя, сё нельзя… Моя жизнь, ясно? Как хочу, так и живу! Пошли в боулинг сыграем?

И мы шли. Часто пешком, потому что ходить пешком для неё тоже было формой протеста. Да, это было не принято, часто рискованно и всегда неудобно (потому что тротуары в Кабуле – явление редкое, и ты просто топаешь по пыльной обочине, обходя выбоины и лужи и перепрыгивая через канавы), но Ким явно наслаждалась, выходя за рамки дозволенного.

– Ну а что тут такого? – сказала она мне, когда мы первый раз спускались по лестнице. – Давай представим, что всё в порядке. Что мы где-нибудь в Лос-Анджелесе, а не в Кабуле. И будет просто гулять так, будто мы в Лос-Анджелесе.

И мы гуляли – держась за руки, периодически обнимаясь и нервно хохоча. Впрочем, наша прогулка на машине оказалась не менее весёлой и стрессоопасной.

В тот день я пыталась сваять очередную статью для Happy, прости господи, Afghanistan, когда в комнату влетела Ким. Звякнула ключами:

– Поехали кататься, моя принцесса, друг машину дал! – и потащила меня к окну.

Во дворе стоял огромный ярко-синий джип, блестящий, как игрушка.

– Друг работает в министерстве внутренних дел, – похвасталась Ким. – Эту машину все знают, она в Кабуле одна.

Пока я прикидывала, сколько внимания привлечёт наш синий танк, Ким, выезжая со двора, раскокала каменную вазу с цветами – ну такие, знаете, как стоят в парках с советских времен. От КПП на въезде во двор прибежал охранник. Так, подумала я, сейчас он сделает ей замечание, она назовёт его сыном осла, и…

Но парень чуть не согнулся в поклоне.

– Не волнуйтесь, госпожа! Катайтесь, веселитесь, мы всё приберём.

И потом, когда Ким полчаса пыталась развернуться на узкой дороге, и когда обгоняла по встречной, и когда не сбавляла скорость у полицейских чек-пойнтов, министерская магия работала безотказно. Полицейский, отчаянно махавший – тормози! – разглядев номер, делал вид, что просто отгоняет комаров.

Женщина за рулём в Кабуле – явление довольно редкое. А женщина без платка, но с алой помадой, да ещё с сигаретой, да ещё в компании иностранки – это и вовсе из ряда вон. Возможно, в тот день мы даже попали в светскую хронику города Кабульска и на первые полосы газет. Вполне могли.

В открытые окна периодически влетали сложенные во много раз бумажки с номерами телефонов.