Я не понимаю, почему в Германии не ограничивают скорость на автобанах. После того как мы видели пару совершенно жутких аварий с участием, как минимум, десятка машин, когда многокилометровые очереди часами ждали, пока прибудут санитарные вертолеты и техника, чтобы растащить чудовищные завалы, мне приходят в голову только две мыслимые причины.

Первая — так сказать, идеалистическая: немцы превыше всего ставят динамичность и свободу личности. Выбор скорости — личное дело каждого.

Вторая — более приземленная и, боюсь, гораздо ближе к истине. Думаю, что производители дорогих машин с мощными двигателями, разных там «порше», «БМВ-М» и двенадцатицилиндровых «мерседесов», платят немалые взятки дорожным законодателям — иначе их машины никто не будет покупать. Какой смысл иметь пятьсот лошадиных сил под капотом и максимальную скорость в триста километров в час, если быстрее ста двадцати все равно не поедешь? А если можно, то какое чувство престижа! какая уверенность в себе! — ты прыгаешь в свой суперспортивный кабриолет и — не бензином заправлена твоя машина, а чистым, неразведенным тестостероном! — пару раз нажал на газ — вр-р-рум-м, вр-р-рум-м, — и через пять секунд на спидометре уже сто километров, а через пятнадцать — все двести пятьдесят. Ну их к черту! После того как я был на волосок от столкновения с одним таким самоутверждальщиком, я их не люблю. Их жизнь — их личное дело, и выбор скорости — их личное дело, пока они не ставят под угрозу жизни своих попутчиков. Как сказал в свое время Станислав Ежи Лец, «конституция государства не должна вредить конституции человека».

Как бы то ни было, единственное удовольствие от такой езды — это сознание быстро приближающейся цели. А так — похоже на бешено несущийся эскалатор, на котором каждый из пассажиров занимает определенное место. Тесно, но порядок. Но стоит одному, скажем, заснуть или потерять сознание — по принципу домино валятся все.

И все же, наверное, не в одном самоутверждении и тестостероне дело. Что-то заставляет людей, совершенно благополучных, рисковать своей жизнью ради короткого момента адреналинового возбуждения. Все чаще и чаще появляются сообщения, как кто-то решил спуститься с Эвереста (не надо забывать: чтобы спуститься, надо сначала забраться) без кислородной маски и на одной лыже. То есть с маской и на двух — пресновато. Множество людей путешествуют по всему миру в поисках наиболее леденящих кровь аттракционов. В чем же дело, какого витамина им не хватает, что они ощущают постоянную потребность щекотать нервы себе и другим?

Может быть и скорее всего, сегодняшняя западная цивилизация приучает индивида верить, что единственной подлинной реальностью является процесс производства и потребления, а все остальное — духовная жизнь, вся человеческая культура, все искусство — лишь рефлекс, надстройка. Идеология эта, называющаяся экономическим материализмом, обоснована Марксом. И конечно, забавный парадокс, что ругаемый либеральными философами марксизм, вобрав в себя все свои годами вдалбливаемые в нас источники и составные части, сам стал источником и составной частью сегодняшней исторической философии, которая изо всех сил старается себя ему противопоставить.

Но люди-то в этой обстановке чувствуют себя неуютно. И за недостатком сильных духовных переживаний, доставляемых ранее религией, книгами, искусством, они тысячами грузятся в вагончики американских горок. Другие, наоборот, погружаются в изучение японских и индийских тайн, ищут душевной стабильности, которую Запад с его унылым прагматизмом дать им не может. Магический кристалл, обретя вполне реальный облик в виде телевидения, потерял всю свою магию. Нас уже ничто не волнует, а как хочется поволноваться… Далеко ли отсюда до фундаментализма?

Человечество сегодня живет в ситуации, которую американский психиатр Роберт Лэй Лифтон метко назвал «психоисторический сдвиг» — изменения социальной структуры общества, приводящие к тому, что у многих людей просто уходит почва из-под ног. Эти изменения могут быть чрезвычайно драматическими и мгновенными, как, допустим, во время войн и эпидемий, но могут быть и результатом вполне мирного исторического развития, если оно происходит слишком быстро и если эти изменения настолько фундаментальны, что отдельным людям просто невозможно с ними примириться. Речь идет об исторических сдвигах, нарушающих привычную систему символов семьи и религии, сдвигах, приводящих к быстрой смене социальных и политических авторитетов, подвергающих пересмотру усвоенную с младенчества мораль. И такие изменения многими людьми воспринимаются как угроза самому существованию мира. Куда как типичный пример — развалившийся Советский Союз, где внезапная смена идолов и идеалов привела к появлению довольно большой группы коммунистических фундаменталистов — в советское время мы их что-то не замечали. Другой пример — Саудовская Аравия (чувствуете, куда я веду?). Страна, за одно поколение совершившая прыжок от кочевнического натурального хозяйства к немереным нефтяным богатствам, от феодальной лояльности к капиталистическому безверию, от палатки из козьих шкур к шикарным яхтам, от мусульманской морали пустынников к обществу гедонистского потребления. Точнее, это был никакой не прыжок — просто одно наложилось на другое.

Расхожий журналистский штамп — встреча Средневековья с современностью. Какой фотограф удержится, чтобы не запечатлеть бедуина на верблюде на фоне стеклобетонного небоскреба! Но почему-то никто не пишет о том, что встреча эта вовсе не идиллична, во всяком случае для людей, не способных жить в двух мирах одновременно, а самое главное, которым невыносимо видеть, как мир, в котором они жили, рушится и теряет достоинство… И неодолимое желание исправить мир вынуждает их к поступкам, которые с точки зрения обычной человеческой логики объяснить невозможно. Если люди уходит от правды, лучше, чтобы это кончилось прямо сейчас, — и члены японской секты Аум Синрикё открывают в токийском метро баллоны со смертельным газом зарин. Девушки-шахидки обвязываются взрывчаткой. Смерть неверным! Среди погибших есть дети — ну что же, дети безгрешны, дорога в рай им обеспечена. Сомнений в своей правоте нет.

Внимательный читатель наверняка заметил, что я собирался вернуться к вопросу, почему люди так стремятся примкнуть к той или иной стае. Вроде бы ясно — чтобы их признали и полюбили. Но индивидуальная тактика этого примыкания отличается настолько, что вызывает сомнения в истинности этого объяснения.

Был у древних греков некто Протей — в буквальном смысле до-Бог или перво-Бог (Proteus). Это было такое довольно-таки умное и образованное морское существо, которое к тому же умело предсказывать будущее. Но делиться своими знаниями и способностями он не желал ни в какую, поэтому, будучи пойманным, он просто-напросто принимал какой угодно облик, так что опознать великого мудреца в каком-нибудь морском огурце его современникам с их сравнительно слабой научной подготовкой было трудновато. Это именно ему позавидовал Мандельштам:

Попробуй опознай мудреца в завитке с присосками!

И вот эта идея камуфляжа, идея безграничной внутренней мудрости в сочетании с безграничной внешней изменчивостью, идея сохранения собственной целостности путем все более изощренной приспособляемости и определяет сегодня тягу множества людей к тому, чтобы раствориться среди других. Человеческое «я» — это постоянно обновляемый и редактируемый рассказ самому себе о самом себе. Раньше, даже еще и в прошлом (я имею в виду — двадцатом) веке, в окружении человека были какие-то опорные пункты, с которыми он мог себя идентифицировать или, наоборот, от которых мог освобождаться, — церковь, государство, партия, национальность, раса. Теперь — нет. Все эти авторитеты понемногу рухнули или ослабли, и человек вынужден творить свое «я» наедине с самим собой.