Сто восемь километров пешком, по грязи и холоду, без сна и отдыха. Сто восемь туда и сто восемь обратно. За сутки.

Она спешила принести ключ и избавить А’алмара от страданий. Каждая минута была на счету.

Пристыженный, он прикусил язык и подобрал с пола связку ключей.

А’алмар спал, одурманенный зельями, и во сне улыбался блаженной улыбкой младенца, избавленного от боли. Э’эрлинг растолкал его, чтобы сунуть в руки металлическое кольцо с ключами.

Друг выглядел осоловевшим. Болото навязанного сна не отпускало его, тянуло обратно в свои объятия, и он растерянно моргал, не понимая, что происходит.

Краем глаза Э’эрлинг заметил, что ситхлифа разделась — не только сняла с себя обувь и мокрый плащ, но и все остальное. В углу палатки на границе его зрения мелькнуло обнаженное женское тело, молочно-белое, тонущее в густых тенях. Плоский живот с темной ямкой пупка, полоски ребер, обтянутые кожей, два упругих холма плоти, качнувшихся от движения.

Сердце Э’эрлинга забилось чаще, и он опустил голову ниже, наблюдая за тем, как А’алмар перебирает ключи в связке и ищет нужный.

Ключи звякали. Доски пола скрипели. Взгляд то и дело устремлялся в темный угол шатра, где возилась голая ситхлифа. Она не стала одеваться, а завернулась в плед, набросив его на голову, как капюшон.

— Ну что, нашли свои? — зевнула Три тысячи триста вторая, прикрыв рот запястьем.

А’алмар издал победный клич, подняв в воздух маленький фигурный кусочек металла, потом задрал килт и принялся сражаться с замком.

Ситхлифа сидела в домике из пледа, подтянув колени к груди. Зевнув еще глубже, женщина склонила усталую голову на плечо.

Э’эрлинг подумал, что она не ела больше суток, и в неожиданном для себя приступе заботы подтащил к ней мешок с провизией, в котором еще осталось немного вина и вяленого мяса, но ситхлифа даже не взглянула на подношение. Ее взгляд путешествовал по килту пленника.

— А ты чего ждешь? Выпускай приятеля на волю.

Свой ключ Э’эрлинг тоже нашел, но не знал, что с ним делать. Мысль о том, что теперь он может в любой момент снять пояс верности, казалась дикой и даже кощунственной. Это было неправильно. Немыслимо. Недопустимо. Его член должен быть заперт, а ключ от замка — находиться в чужих руках и ни в коем случае не в его собственных. Его опасную мужскую природу надо все время держать в узде. Постоянно! Свободные мужчины думают только о том, что у них между ног. И только тем, что у них между ног. С самого детства им вбивали это в головы: только пояс делает их разумными существами, а без контроля они все превратятся в агрессивных животных, мечтающих лишь о драке и о случке.

Э’эрлинг верил словам эльфийской королевы и верховных жриц. Видел подтверждение этим словам, когда смотрел на другие народы. Человеческие мужчины постоянно насиловали женщин, земли орков не знали мирных времен.

Он боялся снимать пояс. И боялся оставлять ключ у себя, ибо искушение устраивать дойку чаще двух раз в месяц было слишком велико. Близость ключа, одна только возможность им воспользоваться уже влияли на его разум. Он чувствовал зарождающееся желание. Мышцы живота напряглись. Мошонка потеплела. Головка члена потекла и уперлась в прутья клетки.

Что ему делать?

Не брать ключ? Оставить его в связке? Но тогда он может потеряться.

Положить ключ в потайной кармашек внутри сапога и всеми силами бороться с искушениями плоти?

Как поступить?

Ключ лучше не держать при себе. Но не отдавать же его на хранение ситхлифе!

Глава 12. Пленник

Глава 12. Пленник

Теперь все его мысли были о ключе, спрятанном в потайном кармане внутри сапога. Каждую секунду он думал о возможностях, которые ему открылись.

Проклятый ключ будто раскалился на открытом огне и обжигал голень даже сквозь плотный слой обувной кожи. Э’эрлинг чувствовал его форму, тяжесть, размер. Закрывал глаза и видел манящий образ ключа на внутренней стороне век. Снова и снова в ушах раздавался щелчок, с которым в день дойки расстегивался замок пояса верности. Это было какое-то наваждение!

Ситхлифа уснула. Измотанная долгим походом, она уронила голову на грудь и задремала внутри своего одеяльного кокона. Сначала она сидела, обхватив руками колени, потом начала заваливаться набок и в конце концов свернулась калачиком на волчьей шкуре. Плед сбился, обнажив полную белую грудь с розовым соском.

Виден был даже не сам сосок, а краешек бледной до прозрачности ареолы, но Э’эрлинг смотрел на этот краешек, на нежную кожу, на темную ложбинку между грудями, на светло-розовое пятнышко и чувствовал, как прутья клетки давят на член. Боль нарастала. Терпеть ее становилось все тяжелее. Ему бы отвернуться, но куда там! Взгляд будто приклеился к соблазнительной женской округлости.

«Все как они говорили, — в легкой панике подумал Э’эрлинг. — Я превращаюсь в похотливое животное. Как только ключ оказался у меня, другие мысли из головы просто исчезли. А ведь я доился всего несколько дней назад».

Обычно он начинал лезть на стену лишь под конец срока, но с последнего оргазма не прошло и недели, а он уже весь извелся от желания.

— Хорошо, — с довольным видом А’алмар растянулся на меховой подстилке и улыбнулся в потолок. — Какое же это блаженство — быть свободным.

— Мы вообще-то в плену, — хмуро напомнил Э’эрлинг. Счастливая безмятежность друга его бесила. Хотелось как следует его встряхнуть, чтобы перестал так радостно лыбиться.

— А мне кажется, что в плену я был там.

Э’эрлинг заскрежетал зубами. Вместе с возбуждением и болью росло раздражение. Пока ключ был в руках командира, Э’эрлинг знал, что ему ничего не светит до дня дойки, и оставался спокоен, а сейчас его переполняла глухая злость. Мысль о ключе сводила с ума. И этот проклятый розовый сосок… Бездна, как же ему жмет пояс!

— Это зелья той человеческой ведьмы играют в твоей крови. Ты одурманен, поэтому так говоришь. На самом деле ты так не думаешь.

— Думаю! — вскинулся А’алмар, стряхнув сонную негу. Его плечи напряглись. Блуждающий взгляд вернул осмысленность. — Не хочу снова в клетку.

— Тебе просто не повезло. Подашь прошение в храм трех богинь, тебе выдадут нормальный пояс, и не будешь знать горя. Если пояс подобран правильно, никаких неудобств нет. — Э’эрлинг скривился от боли в паху и сел по-другому в надежде облегчить мучения. — Пояс — это хорошо, это спокойствие и безопасность.

Он опять поморщился, но на сей раз от того, что уловил в своих словах фальшь.

Но это же правда: хорошо зачарованный пояс правильного размера нигде не жмет и не натирает. Ну, может, в нем чуть-чуть дискомфортно по утрам, когда кровь пытается прилить к определенному месту, и если вовремя не сбрить с лобка лишнюю растительность. А так в нем даже мыться удобно! И вообще…

— Я. Не. Хочу, — раздельно повторил друг, словно молотком заколачивая гвозди. — Сними с себя эту мерзость и поймешь сам.

Ключ в тайном кармашке будто нагрелся еще сильнее.

При виде спящей ситхлифы глаза А’алмара снова заволокло туманом.

— Какая же она красивая, — мечтательно шепнул эльф.

Э’эрлинг не видел красоты — только выпуклый белый рубец, похожий на гусеницу. И демонов розовый сосок!

Ему захотелось подойти и прикрыть распутницу, чтобы не смущала его своими голыми телесами. И он это сделал. Поджал губы и поднялся на ноги.

— Куда ты? — сел на подстилке А’алмар.

Э’эрлинг его не слышал. Сердце принялось качать кровь с удвоенной силой, будто гигантский спятивший насос. В ушах шумело. Этот навязчивый гул заглушал все остальные звуки.

Розовый сосок.

Рот эльфа наполнился слюной, как у голодного пса. Э’эрлинг наклонился к женщине, спящей под одеялом абсолютно голой, — розовый сосок, розовый сосок, розовый сосок — и подтянул край пледа повыше.

Костяшки пальцев проехались по нежной коже ее плеча, и между ног все скрутило от острой вспышки удовольствия, а потом от столь же острой вспышки боли. Проклятый пояс!