На несколько секунд воцарилось потрясенное молчание. А’алмар уставился на меня круглыми глазами. У Э’эрлинга отвисла челюсть.
— Но ты не знаешь, куда идти, — шепнул последний.
— Знаю. Этой ночью твои дружки все мне выложили. Такие разговорчивые…
Еще бы! Дар ситхлифы кому угодно развяжет язык.
— …так что я незаметно проберусь на базу и заберу оттуда этот поганый ключ. И твой, дорогуша, тоже, потому что мне надоело слушать этот металлический звон у тебя под юбкой.
Э’эрлинг захлопал глазами.
Полог шатра распахнулся. Это вернулась Канаэ с целебной мазью и лекарством от жара.
Глава 10. Пленник
Глава 10. Пленник
Он не понимал эту женщину. Ее поведение не укладывалось в голове. Утром она едва не казнила А’алмара, а вечером решила пройти сто восемь километров по грязи под дождем, чтобы проникнуть на военную базу эльфов и добыть ключ, который спасет его другу жизнь. Зачем ситхлифе помогать им, рисковать собой ради простого пленника? Не по доброте же душевной. Все знают, что твари из Цитадели — бездушные монстры и ничего святого у них нет.
В Шотлене даже говорили, что ситхлифы питаются человеческим мясом. Э’эрлинг не очень верил слухам. Раньше. Но сейчас начал сомневаться. За сутки в плену Три тысячи триста вторая ни разу не ела вместе с ними. Он вообще не видел, чтобы она ела. И этот ее странный вопрос, заданный своему повару: «Принеси нашему гостю поесть. Хорошую еду. Что там едят люди и эльфы?»
«Нет, не может быть», — тряхнул головой Э’эрлинг, отбросив эту пугающую и тошнотворную мысль.
Тем временем их тюремщица переодевалась для долгого похода. Короткие ботинки на шнуровке она сменила на грубые сапоги до колен, в которых можно смело шагать по грязи, не боясь нечаянно утопить обувь в размокшей болотистой жиже. На плечи накинула черный плащ из плотной ткани, что защищала от дождя. Волосы и лицо спрятала под глубоким капюшоном.
— Почему ты помогаешь ему? — Э’эрлинг не выдержал и таки задал этот животрепещущий вопрос, не дающий ему покоя.
В тени капюшона мелькнула кривоватая улыбка.
— Ты чем-то недоволен? — раздался голос ситхлифы. Доски, которыми застелили пол шатра, качнулись под ее весом, хлопнув по раскисшей земле.
— Я просто хочу понять.
— Что понять?
Э’эрлинг не знал, что именно хочет понять, и заскрежетал зубами от того, как ловко эта женщина ушла от ответа, да еще и заставила его почувствовать себя глупо.
Ситхлифа откинула полог. Снаружи бушевал ветер и грохотал дождь. Она уходила в непогоду. В шумный холодный ливень. В ночь. Могла бы сидеть в теплой палатке и наслаждаться элементарными бытовыми удобствами, а вместо этого выбрала сто восемь километров брести по грязи.
«Она может не вернуться, — подумал Э’эрлинг. — Там, на базе под Росистыми холмами, ее могут схватить и бросить в тюремную яму».
Он не знал, какие чувства вызывает в нем эта мысль. Страх за друга, которого в таком случае не получится освободить от пояса? Злорадство? Хотел бы он снова увидеть Три тысячи триста вторую или предпочел бы забыть о ней навсегда?
— Я могу… могу сам себя смазать, — донесся до него слабый, протестующий голос А’алмара.
Друг лежал на шкурах с задранным килтом. Перед женщиной. Перед этой странной целительницей с холодным взглядом и лицом, похожим на застывшую маску.
Это было ужасно унизительно. Окажись Э’эрлинг на месте товарища, то сгорел бы со стыда.
На базе воины не стеснялись друг друга. Мылись вместе в корытах рядом с казармами, каждые две недели доились в одной комнате, но все они были мужчинами, а тут — женщина. Женщинам показывать содержимое своих килтов можно только после свадьбы.
— Будет больно, поэтому сам ты себя хорошо не смажешь, — ответила знахарка. — Будешь себя жалеть, осторожничать, а мазь надо тщательно втереть в рану.
А’алмар всхлипнул и отвернулся, обреченно отдаваясь ее рукам. Он был весь красный и напряженный и крепко-крепко зажмурился, когда целительница приподняла его запертый в клетку член, чтобы добраться до кровавой полосы на яичках. А когда она это сделала — коснулась раны пальцами, влажными от мази, А’алмар дернулся и зашипел от боли, а может, от страха. В конце концов, даже рана на голове пугает мужчину не так сильно, как рана в столь чувствительном месте.
После этой унизительной процедуры, длившейся, казалось, целую вечность, женщина дала больному выпить что-то из маленькой стеклянной бутылочки. Его сразу разморило. Жар начал постепенно спадать.
Их оставили одних. Ситхлифа отправилась за ключом. Целительница тоже покинула палатку.
— Хорошо, — на бескровных губах А’алмара растеклась блаженная улыбка. Он выглядел опьяневшим. Наверное, зелье, которое он принял, не только сбило температуру, но и забрало боль.
Э’эрлинг подумал, что настало идеальное время для побега: ситхлифа далеко, никто их не охраняет, дождь и ночная темень послужат отличным прикрытием. Он мог уйти, и никто бы этого не заметил. Пристально, напряженно эльф посмотрел в сторону выхода, потом окинул взглядом разомлевшего товарища и подобрал под себя ноги.
— Она такая добрая, — сладко вздохнул А’алмар, прикрыв веки и сражаясь с сонливостью. — И вовсе не жестокая и не злая, как о них говорят.
— Кто?
— Три тысячи триста вторая.
— Ты бредишь, — поджал губы Э’эрлинг. — Утром она едва тебя не убила.
— Но не убила же, — его друг напоминал пьяного. Чахоточный румянец исчез с его лица, глаза больше не блестели от высокой температуры. — Прошлой ночью она приходила к нам. Накормила. Дала плед, когда заметила, что О’овул замерз.
Эльф говорил все тише, с каждой секундой его речь становилась все более бессвязной. Избавленный от мучений, он медленно, но верно погружался в пучину сна.
— И она принесет ключ, — шепнул А’алмар, обмякая на постели. — Принесет ключ… Такая добрая…
Э’эрлинг нахмурился, размышляя над словами друга.
Глава 11. Пленник
Глава 11. Пленник
Три тысячи триста вторая вернулась спустя сутки, таким же холодным дождливым вечером, каким уходила за ключом. То, насколько быстро она управилась, говорило о том, что ситхлифы передвигаются со скоростью, недоступной обычному человеку.
Полог палатки распахнулся, и в проеме входа в косых росчерках молний возникла фигура в черном плаще. Сначала Э’эрлинг решил, что это целительница. Он не ждал ситхлифу так рано, а знахарка часто навещала пленников в ее отсутствие. Приносила мази и другие лекарства, которые делали А’алмара вялым и пьяным. Плащи женщины носили одинаковые. Длинные, из плотной ткани, по которой, словно по черному стеклу, сбегали струйки воды. Да, Э’эрлинг был уверен, что это снова пришла целительница, странная женщина с пустым лицом, но вот фигура шагнула внутрь, и мокрый капюшон упал на плечи.
Три тысячи триста вторая взглянула на пленников исподлобья. От усталости черты ситхлифы заострились, под глазами залегли глубокие тени. Шрам казался жирной белой гусеницей, которая присосалась к ее лицу.
Женщина взмахнула рукой, достав что-то из кармана. С широкого рукава плаща во все стороны полетели брызги воды. На пол перед Э’эрлингом упала связка ключей — крупное металлическое кольцо, а на него нанизано больше сотни маленьких ключиков.
— Ты забрала все! — воскликнул эльф, содрогнувшись от ужасного понимания. Мысль о товарищах, которые до самого отпуска не смогут освободиться из плена поясов верности, заставила его похолодеть.
— Откуда же мне знать, какие из этих ваши, — равнодушно ответила ситхлифа, стягивая с себя грязные сапоги и избавляясь от мокрой одежды.
Э’эрлинг думал о следующем дне дойки. О том, что запасные ключи одиноких эльфов хранятся в храме трех богинь, а женатых — дома, у законных супруг. До этих ключей как до луны.
— Они же теперь… Зачем ты…
— Заткнись! — рявкнула ситхлифа, сверкнув желтыми глазами, которые еще мгновение назад мягко светились в полумраке изумрудной зеленью. Крылья ее точеного носа раздулись, и Э’эрлинг понял, что она жутко, запредельно устала и готовилась окончательно потерять терпение.