Помимо воли мои ладони взмокли, пульс просто зашкаливал, а голова шла кругом. Но это было ещё ничего по сравнению с тем, что я испытал, когда вошла Акада и нырнула под одеяло в своей коротенькой ночнушке.

Мы с ней посмотрели в гигантское зеркало, что висело перед кроватью над комодом.

— Давай ты погасишь светильники, — попросила Акада.

Я с готовностью выполнил её просьбу, но луна освещала комнату ничуть не меньше.

— А окно никак нельзя занавесить? — уткнувшись мне в шею, прошептала Акада, и от её дыхания меня уже начало буквально трясти. Сам не ожидал, что так заведусь с полуоборота.

— Нет, — сипло выдохнул я, нервно сглатывая, точно девственник, впервые лёгший в постель с женщиной, — уже пробовал занавесить, не получается. Там только лёгкие, полупрозрачные ткани вместо плотных штор. Если начнём закрывать всё подряд... — прошептал я в ответ.

— Я поняла...

— Начнём спектакль?

— Д-да-а... — застучала зубами Акада.

— Не бойся, мы осторожненько, но правдоподобненько. Они не увидят тебя, я буду сверху, так что они полюбуются только на мою спину и на наши телодвижения под простынёй. — Это последнее, что я прошептал, потому что дальше я громогласно заявил, дабы услышали все наблюдатели:

— Так, прелесть моя, теперь я выражу своё восхищение. Ты была такой красивой сегодня, такой соблазнительной, что я еле дотерпел!

В сущности, даже не соврал.

Акада сдавленно вскрикнула, когда мои руки ринулись под одеяло на поиск её тела. Хотя одеялом эту простынку трудно было назвать. Попросить принести другое было бы странно, во-первых, учитывая жару, а во-вторых, учитывая медовый месяц.

Пока мои руки блуждали по её ногам, Акада лежала смирно, вцепившись ногтями в подушку, в которой утопила лицо, но когда мои ладони... как-то сами собой... переползли на внутреннюю часть её бёдер, Акада сжала ноги. Это отрезвило меня, но ненадолго. Пересев, я устроился на её попе, задрав ночную рубашку и оголив спину. Взгляд сам завис на тоненьких кружевных трусиках, обтянувших упругие, круглые, аппетитные ягодицы. Наверное, я целую минуту приходил в себя, заново налаживая ритм дыхания. Такой красивой спины я в жизни не видел!

Снимая кружевное безобразие, я наклонился, чтобы шепнуть:

— Да расслабься ты! Я просто массаж сделаю. Ну и изображу, что... вошёл в тебя, а ты подыграешь, как договаривались, да? — на всякий случай напомнил я, демонстративно выбрасывая её трусики в сторону зеркала.

— Угу, — промычала она в подушку.

— Тебе не тяжело?

— Н-не очень. Но можно ты спустишься чуть ниже?

Спустившись с её ягодиц, я сразу осознал ошибку: напряжение в моём паху уже давно достигло максимума, и теперь я врезался...

— Господи, что это?! — дёрнулась она и обернулась.

— Ты будешь длину изучать?

— Н-нет, но я уже оценила перспективу. Не вздумай совать мне это! Ты проткнёшь меня насквозь.

— Ты просила сползти с твоей попы.

— Обратно! Немедленно заползай обратно!

Хотел что-то съязвить в ответ, но слова не шли, и я просто сжал её ягодицы, прежде чем сеть на них снова.

Акада вскрикнула, и от этого меня обдало нестерпимым жаром. Стало душно. Руки сами скользнули к её плечам, где насладились шелковистой кожей, совершенством форм, точно вылепленных лучшим на свете скульптором, затем жадно упали к лопаткам, синхронно прошлись большими пальцами по позвоночнику, пощекотали круговыми движениями поясницу, заставив Акаду трепетать и шумно глотать воздух. После чего мои ладони расстались, обхватив тонкую талию, и смело нырнули под разгорячённое тело, где принялись наглаживать её плоский живот, мучаясь от искушения подняться выше...

Я клялся себе, что воздержусь от поцелуев, но куда там! Уже пару секунд спустя от начала «представления» мои губы блуждали по её спине, совершенно игнорируя приказы Воли и Разума, при этом извивающееся тело Акады нисколечко не придавало сил, чтобы бороться с сильнейшим в жизни возбуждением, а напротив, творило со мной нечто немыслимое.

Сначала я ещё отдалённо понимал, что делаю, но стоило ей простонать что-то неразборчивое, как всё перешло в беспорядочные ласки. Акада уже вскрикивала каждый раз, когда я касался её, и это жгло, распаляло, доводило до неистовства, опьянения... Когда я в нетерпении опустился между её ног, она дёрнулась и резко перевернулась на спину, прикрыв одной рукой грудь, а другой вцепившись в мои волосы.

— Не надо... — не своим голосом попросила Акада, — прошу, не надо!

— Уверена? — Я нервно засмеялся, приподняв бровь. — Стесняешься? Мне очень хочется.

— Нет, только не это!

— Точно?

— Да... нет... да-а... не надо... умоляю... не надо-о... — Её просьба перешла в писк, когда моя ладонь отправилась туда, откуда только что вынырнуло лицо.

— Ах!.. — задохнулась она и, зажмурившись, снова свела бёдра, да было поздно: я уже одуревал от осознания того, насколько там влажно.

Закинув её ноги себе на плечи и невольно оставляя на коленках да на внутренних сторонах её бёдер жадные засосы, мне оставалось только ринуться вперёд вслед за собственной непослушной ладонью, которой безумно хотелось касаться её скул, проводить пальцами по подбородку, очерчивать линию совершенных губ, играть пальцем с её языком и отшвырнуть наконец ненавистную простыню, чтобы «случайно» попасть ею в зеркало и полностью перекрыть обзор наблюдателям.

Да, теперь можно было остановиться и просто картинно да зачётно постонать, но, похоже, ни я, ни Акада остановиться были уже не в силах.

Нестерпимо захотелось убрать её руку от груди, которую Акада прикрывала из последних сил в попытках не потерять над собой контроль. Я попробовал, но она слабо и неуверенно сопротивлялась, и тогда пришлось надавить. Обхватив запястье и прижав руку Акады к постели, я чуть не умер от восхищения, когда наконец-то смог полюбоваться её полностью обнажённой грудью, ибо более волнующего зрелища мне ещё не приходилось наблюдать.

Всё прежде виденное мною не шло ни в какое сравнение с тем, что открылось моему взору теперь. И дело было даже не в сравнении форм, в красоте, округлости, цвете сосков или в их упругости, а в том, как моё тело реагировало на её тело; как оно жаждало влиться в неё и соединиться каждой клеткой с её клетками. Спустя секунду мои губы уже хаотично блуждали по её ключицам, шее, груди... вновь поднимаясь к губам, терзая и лаская, ничуть не смущаясь сумасшедшего напора.

Вскоре наступил момент, когда мой мозг совсем отключился. Где-то на задворках сознания приходило понимание того, где мы, для чего всё это, а также то, что мы движемся ритмично и синхронно, ненасытно водя руками по обнажённым телам; слышим прерывистое дыхание; чувствуем, как колотятся в унисон наши сердца, как бушует кровь в венах... Необузданная, опьяняющая страсть сводила с ума. Движения становились всё сильнее, грубее, резче... Акада вцепилась в мои плечи, выгнулась волной, издав то ли восклицание, то ли стон, отчего я сам не смог сдержаться. Наши тела одновременно задрожали, прижавшись друг к другу с такой силой, точно решили слиться воедино. Не понимаю, как я не вошёл в неё.

Ещё минуты две после этого я лежал сверху, успокаиваясь и что-то шепча Акаде на ухо, но поняв, что ей тяжело, откатился и устроился рядом, притянув к себе, да она почему-то напряглась и отодвинулась.

— Ты что? — хрипло выдохнул я в её мокрые, спутанные волосы, когда она повернулась ко мне спиной.

Какое-то время она лежала храня молчание, а я, затаив дыхание, ждал ответа и ломал голову, почему последовала такая реакция. Боясь всё испортить, я надеялся, что она сама всё объяснит. Зря ждал. Не обрадовался.

— Я тебя ненавижу, — прошипела она, и я с ужасом осознал не только слова, кои я никак не ожидал услышать, но ещё и то, что она плачет.

— Акада... — приподнявшись на локте в попытке заглянуть ей в лицо, начал было я, но она спрятала лицо в подушке, при этом скрючившись в утробной позе. — Что я сделал не так?

— Всё!