Чуть дальше сажали на кол и, судя по приглушённым крикам сидевших на кольях людей, пытки длились уже вторые сутки. Мастерство палачей восхвалялось тостами и вином непосредственно перед кричащими, проткнутыми насквозь людьми. Их казнили за расправу над педофилами, так как в королевстве отрицали само понятие «педофилия» и считали интимную связь с детьми такой же естественной, как и со взрослыми особями. Более того, в королевстве всеми силами поощрялось раннее вступление в сексуальную жизнь.

У самого края площади казнили посредством лошадей: женщину разорвали на три части. Судя по табличке, она не соглашалась делить ложе с тремя мужьями, за которых её выдал заботливый отец. В первых рядах зрителей стояли её мужья и дети, рождённые в законном браке. Дети кричали и плакали, а вдовцы, объясняя прегрешения разорванной жены, периодически подлупливали своих общих чад, с возмущением указывая на кровавые останки неблагодарной матери.

Ещё одну женщину насиловали одновременно несколько мужчин, «приучая» устраивать ежегодное добровольное поднятие юбки на всеобщем празднике, которое она отказывалась совершать. Стоявший рядом палач объяснял озабоченной представлением толпе, что осуждённая не испытывает в данный момент боли, а мычит исключительно от удовольствия, и слёзы её тоже льются от сильнейшего возбуждения, так как, согласно последним исследованиям королевских учёных, каждая женщина желает испробовать на себе двойное проникновение в тело. А то и тройное. Это лечение, по словам палача, позволит женщине навсегда побороть постыдные комплексы и наконец делать то, к чему, несомненно, стремится каждая дама: к всеобщему рукоплесканию в свой адрес, а также к свободному занятию сексом на глазах у тысячи незнакомых людей, да со множеством партнёров.

Рядом с ней насиловали её возлюбленного. По приговору он обвинялся в связи с одной-единственной женщиной и отказывался вступать в интимную связь с представителями своего пола, утверждая, что это противоестественно.

Палач уверял, что после принудительного лечения осуждённый обязательно переменит своё мнение, его глаза откроются, и он поймёт, сколько удовольствия потерял, отказываясь от анального секса с мужчинами, а также от занятия любовью с тремя женщинами сразу. То, что ему ломали член скачущие на нём женщины, никто не замечал, равно как и то, что он в кровь разодрал свои связанные руки, пытаясь освободиться.

— Ничего-ничего, — вещал палач, — это всего лишь притворство и кокетство! На самом деле ему сейчас очень приятно, он просто стыдится признаться. Всем мужчинам хочется побывать в центре женского внимания, почувствовать себя слабым и безвольным узником, связанным и взятым силой красивыми женщинами. Мы вытравим из него все сомнения и стеснительность! Почему у нас появляются сексуальные желания? Исключительно ради того, чтобы их осуществлять, а не прятать внутри себя. Чем глубже мы прячем их, тем хуже: это побуждает нас к насилию, к тайному разврату. Не нужно стесняться своих фантазий! Их следует воплощать любыми подходящими для этого способами. А нам всем известен тот научный факт, что изначально мир заселяли только одни мужчины. И это естественная, выработанная тысячелетиями тяга к своему полу не должна отторгаться. Мужчины веками удовлетворяли друг друга, и это служило показателем дружбы между домами, хороших добрососедских отношений, как и то, что позднее гостю предлагалась жена в знак особого уважения, в знак побратимства. А этот преступник не только не предложил гостю свою женщину, но ещё и сам отказался искупать достопочтимого гостя, не предложил ему снять сексуальное напряжение. Это прямое неуважение к нашим законам! Он оскорбил гостя, а следовательно, в его лице и нашу религию, нашу политику и мировоззрение всего нашего королевства.

Зрители согласно закивали, продолжая жадно следить за происходящим. Никто из них не смотрел в обезумевшие глаза осуждённых, никто не чувствовал отчаяние и боль, никто не задумывался об этической стороне вопроса пыток и лишения жизни. Всех завораживал исключительно ритм движений и обнажённые тела, крики и стоны, вынужденные мольбы и вырванные шантажом признания.

Я с ужасом ожидал своей очереди, гадая, что же приготовили для меня. И даже мысленно поблагодарил Седого короля за блокирующие энергию наручники: если бы не они, адреналин свёл бы меня с ума задолго до восхождения на свой смертный помост.

Как оказалось, место моей смертной казни располагалось в самом дальнем углу звёздной площади и выглядело скромнее всех остальных: меня ожидал всего лишь костёр в наказание за пламенную речь о несуществующей возвышенной любви, способной пережить не только земную разлуку, но и не одну смерть.

— Сжечь его! — кричали мне в спину. — Сжечь лжеца!!!

Меня загнали на высокий деревянный помост и привязали к столбу, вокруг которого накидали толстые ветки, сено и хворост, к ногам же бросили еловый лапник. Их, как бы в насмешку, украсили вырезанными из бумаги сердечками. Присмотревшись, я заметил отрывки стихов, втиснутых в эти бумажные сердечки. Невольно представив, как я буду истошно орать уже спустя три минуты, я попытался сосредоточиться на обрывках поэзии, что лежали у моих ног. В глазах всё расплывалось, а если и удавалось прочитать строчки, то смысл не доходил до меня.

Палач, взяв в руки запалённый факел, подошёл к краю деревянного помоста, на котором возвышался мой костёр, и обратился к толпе, живо интересующейся очередной расправой:

— Верноподданные Его Величества должны видеть врагов королевства! Перед вами стоит преступник, дерзнувший смутить ваши души. Он, как и подобает всем лжепророкам из старинных книг с известными всем нам предсказаниями, как тот самый лукавый на букву «Л», имя которого произносить нам не столько запрещено, сколько противно, зарождал сомнения и смущал умы. На высочайшем приёме у короля он принялся вещать о ложном и недопустимом: о сердечном страдании и бессмертии любви. Да ещё и в стихотворной форме! Сколько раз мы слышали об этом, сколько читали! Вся эта брехня не смогла в прошлом сделать мир чище и чудесней. Только открытые глаза и незатуманенные взоры способны обеспечить мир во всём мире. Сказки о любви унижают наш развитый интеллект, наш разум. Мы ценим привязанность, но ещё больше привязанности ценим... что?

— Коллективное! — слаженным хором закричала в ответ толпа.

— Верно! — довольный ответом, закивал мой палач. — А любовь приучает нас к собственничеству, к наивысшему эгоизму!

— В наивысшей любви нет эгоизма! — не выдержал я, выкрикнув со своего места. Хуже-то всё равно уже не будет...

Толпа при этом затрясла кулаками. Кто-то швырнул в меня камень, и увесистая глыба попала в колено. Я скривился от острой боли, из глаз посыпались искры. Как жаль, что камень не попал мне в голову!

— Мы исцеляемся, когда действуем сообразно природным инстинктам, — возразил мне палач. — Животные счастливее людей. Они не противятся природе.

— Заражённое меньшинство не должно заставлять плясать под свою дудку здоровое большинство — это ведёт к вымиранию. Как только процент заражённых перевалит через опасную черту, чаша весов наклонится и запустится процесс самоуничтожения всего вида, ибо природа предпочитает агонию и ампутацию, если не помогает лечение и спасительные суперклетки не справляются с болезнью.

— Что за бред он несёт? — кричали люди. — Животные разные, и хищники едят травоядных. Здесь нет меньшинства и большинства, здесь вопрос борьбы за существование и удовлетворение своих природных потребностей.

— Вы не понимаете... — В отчаянии обводил я взглядом усмехающиеся, надменные лица. — Животные не заставляют других животных делать то, чего тем не хочется, но и прогоняют больных, заботясь о выживании своего потомства, — выдал я свой контраргумент, но толпа лишь возмущённо загудела.

— Неправда! — возразил кто-то из зрителей. — Стая живёт и подчиняется вожаку! И если вожак принимает решение и меры для улучшения жизни, то это одобренный всеми выбор!

— Вы — не стая! Что за искажённые понятия?! — спорил я, наблюдая, как факел уже подпалил кострище с четырёх сторон. — Каждый из вас индивидуален! Каждый из вас неповторим! Вы не можете и не должны быть похожими друг на друга. У каждого из вас свой идентификационный код, своя уникальная Задача, аналогов не существует. Но Истина одна — как всеобщая, единственно верная программа развития Бытия, включающая в себя множественные алгоритмы. Вся ваша жизнь направлена на достижение Цели самым эффективным способом, но если алгоритм неверен, сломан, заражён, то Цель останется недостижимой. Вы пытаетесь переписать сложный алгоритм, пользуясь изначально искажёнными инструкциями. Взгляните, что вы творите! Вы же ломаете всеобщую программу, ломаете этот мир!