— Ты ловишь кайф от того, что делаешь людей несчастными? Ты вроде не так глуп, а забавляешься подобно обезьяне.
— Естественно, я ловлю кайф, — закивал мне король, — ведь я питаюсь их энергией. Давай обойдёмся без морали. Или ты думаешь, что твой отец иной? Или Высшие, что забирают себе всю энергию планет и звёзд, а вам отдают лишь крохи?
— Они знают меру!
— Глупец! — вскочил на ноги король. — Никто её уже давно не ведает! А если никто из Высших не заботится о выживании миров, то почему должен заботиться я?! Я живу благодаря этой силе! Редко кто выбирается из порочного замкнутого круга. Для этого нужно любить. Поэтому я не допускаю ни песен о прекрасном, ни книг, ни стихов, ни живописи, ни скульптур. Всё, что было возвышенным, — возводится мною в пошлость, в старомодность, в первобытную, неучёную тупость и дикие заблуждения. Поэтому я так горжусь своими лекарями, которые с научной точки зрения «доказывают» истинность всего того, что я со временем закрепляю в законах. Поэтому я подсунул им сказки о вседозволенности и полигамии, об отсутствии телегонии, естественном отборе и выгоде от смешения различных гаплотипов. И о гаремах, конечно же, куда продаются девственницы — ведь всё это не решает человеческую проблему, а лишь усугубляет её. Был у меня алхимик, догадавшийся о том, что я творю. По иронии судьбы, перед своей казнью, он сидел в той же клетке, что и ты сейчас. — И седовласый король с любовью погладил прутья. — Знаешь, странник, жизнь людей быстротечна, моя же — долга. И я могу себе позволить претворять свой план в жизнь на протяжении многих тысячелетий. Так детали виднее. А люди... что — люди? Они легко вводятся в заблуждение. Более того, я не стою на месте. Я применяю различные методы давления, а также психотропное воздействие. Или, к примеру, цементирующее мозги питание. К тем, кто не ест то, что мне нужно, я применяю внушение, атакую ментально, обвиняю и давлю со всех сторон, а если и это не помогает — вливаю в горло расплавленный свинец. В назидание другим сомневающимся. И всё это объясняю заботой о населении. Достаточно лекарям высказать опасения, как народ встаёт в очередь за бесплатными «спасительными» подачками. Выбора-то всё равно нет, иначе тюрьма, куда сажают непокорных и опасных.
— Ты слишком много полагаешься на разум, непростительно забывая о сердце, — отойдя от прутьев и повернувшись к королю спиной, произнёс я. — Спроси у любого мужчины, который ещё не подвергся порочному воздействию твоей агитационной машины, просто проведи эксперимент. Вырасти такого. А потом спроси у него, что он предпочтёт: семью с любимой женщиной многоразового использования или с любимой, которая ждала только его; с той женщиной, которой он сможет сказать по праву крови и печати образа: «Моя! Моя телом и духом!» Не сомневаюсь, что он выберет второй вариант. И выберет он это не из-за того, что ему нравится рвать девственную плеву; не из-за глупого эгоизма, но из-за того, что на генетическом уровне, на клеточном, всё очень серьёзно. И в каждом из нас, пока сохраняются ещё живые клетки, будет существовать и внутреннее знание всеобщего Плана развития нашей Вселенной. Людей, верящих в то, что существует Проект без Проектировщика, ничтожно мало. Все догадываются об этом, абсолютно все. Равно как и о собственном важном месте в данном великом Проекте. Это система, которую невозможно уменьшить ни на один элемент, ни на одно существо. Здесь каждый нужен, каждый важен. А ты коверкаешь этот Проект, вносишь поправки. Не фантазируй, будто это не предусмотрено великим Планом, — усмехнулся я. — На всякого мудреца довольно простоты. Не тужься зря. Спроси ты у женщины, которая ещё больший интуит, нежели мужчина: так уж сильно нужен ей опытный в постельных делах самец или она предпочла бы оказаться у него первой, чтобы одновременно вместе с ним постигать науку любви? Думаю, что в глубине души даже каждая из тех, кто присутствовал сегодня на отборе в твой гарем, скажет, что желает быть первой, единственной и последней у своего мужчины. Вот это и есть истина. Всё остальное — лукавое мудрствование. Тот, кто умеет — сочтёт; тот, кому нужно — уразумеет.
— Что ж... — пошёл к выходу король, — вот и пообщались. Завтра тебя казнят. Ожидается публичное мероприятие. А после — танцы и разврат до упаду рядом с твоим всё ещё тёплым телом. А может, и с ним самим.
— Ты совсем страх потерял? Знай: я вернусь в ином теле, — твёрдо заявил я, — и тогда сожгу дотла весь твой извращённый мир!
— Ох! — в притворной заботе воскликнул Седой король. — Бедные люди! Такой жестокий дьявол явится к ним! Не переживай, это я тоже обращу себе на пользу. Кстати, я шёл предупредить, чтобы ты хорошенько подумал, о чём просить при последнем желании.
— Кощей чтит кощеевы законы? — иронично рассмеялся я, так и не повернувшись к королю.
Вскоре послышались удаляющиеся глухие шаги по каменному коридору темницы. Никто из узников не рискнул нарушить тишину. Мы все сидели на своих тюфяках, и каждый думал о предстоящей казни и последних, бессмысленно потраченных в тюрьме, драгоценных часах жизни.
Живые мертвецы
Меня вывели на площадь под свист толпы и оглушающий аккомпанемент барабанов. Надо отдать должное проницательности Седовласого: он вовремя догадался, почему я не в состоянии использовать магию и на что я рассчитываю. Поэтому король подстраховался и наградил меня оковами, вдвойне блокирующими энергетические каналы. А я так надеялся на экстремальный подъём, на страх неминуемой смерти, который, по моим расчётам, быстро бы привёл меня в боевую готовность. Но теперь любые мои попытки побега не могли увенчаться успехом: я еле ноги передвигал, наручники вытягивали из меня все силы.
Моему взору предстала сумасшедшая картина: на виселице болтался голый узник, вокруг которого бегали люди, потешаясь над эрегированным членом и высунутым языком трупа. Люди смеялись, дёргая различные части мёртвого тела. Мужчину казнили за то, что он стеснялся оголять тело, о чём свидетельствовала табличка с надписью о приговоре. Вскоре толпа наигралась, и тогда палач сделал широкий надрез на горле повешенного, через который вытащил язык. Толпа сразу же подхватила это восторженными выкриками.
Выскочили клоуны и, гримасничая, в знак глумления над казнённым повязали себе на горло петлю и красную ленту. Приглядевшись, я сразу понял, кто скрывается под ярким макияжем: низшие демоны. Но как они попали сюда?!
Я крикнул им в отчаянной надежде, но те лишь оскалились и передразнили меня, корча рожи и демонстрируя кровавые галстуки.
«Смирись, — сказал я себе, — они не помогут, у них здесь свои шкурные интересы».
Одна человеческая девочка расплакалась при виде этих демонов, но мать отругала её и высмеяла детские страхи:
— Ты что?! Это же клоуны, они самые смешные шуты на свете! Над ними смеются, а не плачут.
— Они пугают меня! Они страшные! Я чувствую в них зло. Почему люди не видят? Здесь всё так страшно...
Тут же подскочил страж порядка:
— Что у вас? — деловито и с пристрастием начал допрос он. — Боязнь клоунов? Непорядок! Вам известно, мамаша, что это является признаком серьёзного психологического расстройства, заболевания и отклонения от нормы? Вам следует показать ребёнка лекарю, чтобы искоренить этот страх.
— Да? — испугалась мать. — Я не знала, что это болезнь. Мы обязательно искореним!
— Вот и отлично! Иначе ваша дочь закончит как этот неизлечимый шизофреник. — И он указал на плаху. — Помните, что мы и детей казним. Мы чистим наше общество от вредителей. Покажите девочке, что её ожидает.
Там, на второй плахе, палач размахивал отрубленной головой. Он веселил толпу тем, что глаза у только что отделённой от тела головы продолжали вращаться, а изо рта вместе с кровью пытались вырваться слова о пощаде, но из-за перерезанных голосовых связок получались даже не хрипы, а только кровавые пузыри. Этот человек был осуждён за то, что пытался внести смуту в головы людей, рассказывая «небылицы» о существовании в недалёком прошлом нравственности, благочестии и широте «какой-то несуществующей души».
