– Почему никто не следит за порядком? – Терри не мог понять, отчего на душе так паршиво. Будто кто-то длинной палкой поднял со дна мутный ил – точно так же из глубины души поднималось тягучее разочарование и раздражение.

Обтянутая черным форменным сукном прямая спина десятника напряглась при звуке голоса. Гвардеец обернулся и окинул Терри подозрительным взглядом.

– Что сказал? – недружелюбно переспросил он.

– Здесь будто десять лет никто не убирал, – Терри сбавил тон, но это не помогло.

– Много болтаешь, умник. Думаешь, ты здесь, чтобы распоряжаться?

Терри ничего не ответил, но про себя подумал, что находит этот вариант развития событий самым предпочтительным, хоть и маловероятным. Он поднял глаза, чтобы взглянуть на изогнутый скат крыши и не поверил тому, что увидел.

– Там человек! На козырьке крыши человек!

Гвардеец вскинул голову и приложил ладонь ко лбу, будто загораживаясь от солнца, которого не было и в помине.

– Нет там никого, – спокойно ответил он, быстро потеряв интерес. – Тебе померещилось.

Терри посчитал, что гвардеец слишком быстро оставил попытки вглядеться в рисунок теней, лежащих на многоярусных скатах. Он не поверил, что можно так легко отмахнуться от того, что одна из теней имеет ясно различимые черты человеческого силуэта. Он поднял руку, указывая пальцем.

– Да вот же, вон там рядом с окнами. Он ведь сорвется сейчас!

Гвардеец перехватил его руку ближе к локтю. Сжал так, будто хотел сломать.

– Нет. Там. Никого, – прошипел он, сверкая глазами. – Прикрой вьюшку, умник, не то угоришь. Третий раз предупреждать не буду, еще раз откроешь рот – суну в пасть парализатор. Доставлю тебя к королю как волокушу – на ремне. Понял?

Терри стиснул челюсти. И шел дальше молча, не поднимая головы. Ему разом сделались неинтересны и мерцающие стены, сложенные тысячу лет назад при помощи Древней магии, и люди, собирающиеся прыгать с крыш. Если здесь так заведено, то пусть.

Они вошли во дворец и какое-то время ходили по коридорам, поднимались по лестницам. Все это время Терри думал, зачем король вызвал его среди ночи. Ни одна догадка не выглядела хоть сколько-нибудь утешительной. Ночь – время для убийств, наказаний и шантажа. Он не ждал ничего хорошего и не был уверен, что увидит рассвет.

И напутственные слова гвардейца перед запертой дверью королевских покоев не добавили уверенности.

– Приведи себя в порядок, оборванец. И говори поменьше. Его величество не любит, когда кто-то говорит больше, чем он. А я не люблю, когда кто-то выводит его величество из себя.

Пока Терри торопливо натягивал и одергивал синюю форменную куртку, десятник сверлил его взглядом, который обещал семь смертных казней, если тот по глупости или неосторожным словом сорвёт аудиенцию. Без церемоний поправил съехавший на сторону воротничок и застегнул верхнюю пуговицу на кителе. Терри поморщился: пуговица давила на горло.

– Это ничего, что мы пришли ночью? – шепотом уточнил он, покосившись на окно, за которым была разлита прохладная летняя ночь.

Гвардеец неприятно осклабился.

– Его величество много работает по ночам. Ты тоже привыкнешь. Если сможешь убедить его в своей полезности.

Он кивком указал на дверь, мол, давай, чего топчешься.

Терри поднял руку, собираясь постучать. Но что-то мешало ему, будто воздух превратился в густое желе. Даже дышать стало трудно, в горле комком застряла тревога.

– А если не смогу убедить?

Гвардеец сузил глаза, как готовящийся к прыжку огромный лесной кот.

– Никто тебя входящим во дворец не видел, умник. Так что ты уж постарайся открывать рот по делу, а о том, что тебя не касается – молчи, как доска. Его величество не рубит сплеча, терпит даже непроходимых идиотов, лишь бы они оставались верными.

Терри досадливо кивнул и постучал, но десятник, разговорившись, не отпустил его, пока не закончил начатую мысль.

– У тебя ведь достанет ума оставаться верным одному хозяину? Не так уж это и сложно, скажи?

Из-за двери раздалось приглашение войти, а вытянутая рука гвардейца всё ещё преграждала Терри путь в комнату. Он ожег мужчину гневным взглядом, ловко нырнул под локтем и вошел, избежав необходимости отвечать на заданный вопрос.

За дверью оказались не покои, как можно было ожидать в полночный час, а просторный кабинет. Король в домашней рубашке сидел за столом и что-то торопливо и размашисто дописывал. Терри открыл было рот, чтобы учтиво поздороваться, но король предупреждающе поднял открытую ладонь: «Подожди». Риамен надел на лицо самую подходящую по случаю улыбку и остался стоять в дверях, позволив себе без стеснения разглядывать высокие стеллажи, наполненные книгами.

Король Эриен поставил последнюю точку, взял валик с промокательной бумагой и прокатил туда-сюда, чтобы просушить чернила на документах. Затем энергично потряс запястьями и размял пальцы. Поднял глаза на Терри. Улыбнулся, отчего на правой щеке обозначилась добродушная ямочка.

– Племянник.

Терри почтительно поклонился. Король махнул рукой.

– Оставь эти церемонии для публики. Наедине мы можем общаться без Протокола. Подойди.

Терри усилием воли оставил у двери страх, что это будет его последняя ночь. С каждым следующим шагом в нем крепла уверенность, что сегодня его путь только начинается. Каких высот он сможет достигнуть, если начнет с королевской приемной? От надвигающихся нешуточных перспектив закружилась голова. Хотя нельзя исключать, что в крови по-прежнему играло вино.

Король сложил пальцы домиком и прикоснулся к губам. Его улыбка стала еще душевнее.

– Мне регулярно докладывали о твоих успехах в учении. Должен признать, что только самый ленивый из моих советников не раскритиковал мое решение пожаловать королевскую стипендию сыну Лассель Риамен.

Во время многозначительной паузы Терри виновато отвел глаза и спрятал ладони за спину. «Успехи в учении» были такими выдающимися, что он постоянно чувствовал угрозу отчисления за неуспеваемость, и только за счет каменной задницы и отчаянного желания выжить, пробивался вперед вместе с остальными.

Колкое молчание затягивалось. Эриен смотрел с выражением искренней симпатии, но при этом будто чего-то ждал. Наконец Терри понял, что король не станет продолжать речь, пока не услышит благодарность за оказанную милость.

Неловкие, беспомощные слова путались на языке, не складываясь в осмысленную фразу. Терри в итоге три раза повторил, как он ценит возможность приносить пользу своей стране, что было несколько чрезмерно, и ни разу не назвал короля «милостивым и справедливым», хотя по Протоколу должен был. Впрочем, Эриен даже бровью не повел, словно волнение «племянника» забавляло его.

– Рад, что ты все правильно понимаешь, дорогой племянник. Разумеется, ни о каких милостях в отношении семьи государственной преступницы и речи не шло, – с каждым следующим словом лицо короля изменялось, постепенно теряя всякий намёк на благодушие, но при этом голос оставался таким же тихим и невыразительным. – Твой отец долгое время скрывался, пользуясь деньгами и связями, но мои люди нашли его и отправили туда, куда он так не хотел попасть. Если тебе интересно, он завел другую семью, взял в жены дочь ростовщика и разорил тестя.

Терри стоял перед королем, болезненно вытянувшись по струнке, будто обвиняемый в суде. Точнее уже не на суде, а на шаткой трехногой табуретке и с петлей на шее. Еще не хватало, чтобы отец тоже провинился перед королем!

– Не стану скрывать, что дражайшая кузина разочаровала меня, если не сказать сильнее. Но дети не должны отвечать за грехи родителей, не правда ли, дорогой племянник? Дети всегда должны получать шанс самостоятельно проявить себя. Так говорил один из мудрецов позапрошлого столетия, досточтимый Хэвес из Исик-Сехир, знаешь такого?

Терри хотел бы промолчать, но не мог позволить себе выглядеть недостаточно образованным в глазах короля, который только что отметил его успехи в учении.