Приговор лишил дом Риамен всего, чем они владели.

Лассель принудили стоя выслушивать заключение суда. Ее лишили сословных привилегий, постановили, что абсолютно все семейное имущество конфискуют в пользу короны в счет частичного погашения долга. Терри кусал губы и ждал, когда все закончится, чтобы подойти к матери, посмотреть ей в глаза и спросить, довольна ли она. Остановится ли на достигнутом или ей снова покажется, что она получила слишком мало.

Каждый пункт в списке судья сопровождал оговоркой: «и ныне живущие близкие родственники, а также потомки».

«Лассель Риамен, и ныне живущие близкие родственники, а также потомки, приговариваются к лишению всех сословных привилегий. Отторгаются такие права и свободы как возможность династического брака, избрание на представительскую службу, в том числе дипломатические миссии, выдвижение своей кандидатуры на выборные должности главы города, магистрата или округа.

Лассель Риамен, и ныне живущие близкие родственники, а также потомки…» – нескончаемый бубнеж судьи выводил Терри из себя. Он с трудом сдерживался, чтобы не заткнуть уши или – лучше того – не завопить, какие же все вокруг непроходимые тупицы. Почему бы коротко и ясно не сказать: «Дом Риамен в полном составе, а также потомки пусть единым строем маршируют подтирать зад Владетелю»? Устроили тут перечисление упущенных возможностей, как будто кому-то из семьи Риамен есть дело до выборных должностей в магистрате!

Довершил список окончательный вердикт: изгнание. За возвращение – пожизненное тюремное заключение или смерть, по решению короля. Любая попытка связаться с кем-то в Акато-Риору от собственного имени будет пресекаться. Любые действия изгнанника за границей, которые можно расценить как несущие угрозу родине, могут повлечь за собой ответные действия со стороны короля.

Здесь судья сделал отступление и сослался на прецедент с ныне живущим и до сих пор пребывающим в государственном розыске Братоубийцей. Терри сглотнул. Ему вдруг живо представилось, что король объявляет награду за голову Лассель Риамен, а охотники, не разобравшись, ловят ее сына или мужа.

К облегчению Терри, его имя так ни разу и не упомянули. Наказание за преступление должна была понести только Лассель Риамен, а ныне живущие близкие родственники, а также потомки были предоставлены сами себе, и могли жить, как жили, разве что безо всех привилегий и преференций.

«Ну и пусть подавятся своими выборными должностями в магистрате и династическим браком!» – Терри дышал тяжело и глубоко, будто бежал марафон, а не протирал штаны о скамью в зале суда последние несколько часов. Наконец все закончилось. Лассель под конвоем вышла, все такая же безучастная к происходящему, как будто неживая. Терри вскочил на ноги. Рядом вырос Серый.

– Осторожнее, молодой человек, – небрежно бросил он. – Не спешите следом за матерью.

Терри покосился на него и ничего не сказал. Попробовал обойти. Но Серый сделал обманчивое движение и вновь оказался прямо перед Терри, преграждая путь. Перевернул страницу в блокноте.

– Где вы будете жить?

– Я получу диплом Королевской военной школы и стану гвардейцем. Стану жить на довольствие в казарме.

Газетчик быстро набросал пару строк в блокнот. Глянул исподлобья, цепко и внимательно.

– Будете служить короне, как ваш дед и знаменитый прадед?

Терри про знаменитого прадеда распространяться не захотел. Смерил Серого кислым взглядом, от которого у того должно было случиться несварение желудка, и обошел стороной. Когда Серый решил повторить свой трюк, Терри уже не дал захватить себя врасплох. Он отступил на шаг и подался в сторону, так что пальцы газетчика зачерпнули воздух.

– Мне нужно поговорить с матерью, – объяснил Терри. – Прадед здесь совершенно ни при чем.

Газетчик неопределенно повел плечом.

– Вы ошибаетесь, потому что не видите связи. Я могу рассчитывать, что вы разузнаете о ее мотивах?

Терри кивнул.

Серый чуть улыбнулся и отошел, уступая дорогу.

Судейский дознаватель собирал разложенные на столе материалы дела в пурпурную папку. Когда Терри нечаянно задел стол, внушительная стопка листов покосилась. Чиновник поднял голову. Вблизи были отчетливо видны красные прожилки в уголках глаз. Сухими длинными пальцами чиновник помассировал виски и бесцветным голосом произнес:

– Сын Риамен, я полагаю. Прощание в комнате предварительного заключения, прямо по коридору за дверьми, поворот налево, там спросите у дежурного.

Терри выслушал инструкции и вежливо поблагодарил судейского. С глупым сожалением подумал о том, что если впредь влипнет в неприятности, на него заведут уже не гербовую пурпурную папку, а самую обычную, из беленого картона.

«Проклятье, это что, значит, меня и повесить могут, как обычного человека?» – с ужасом понял он. Безотчетно потирая ладонью шею, Терри оглянулся.

К Серому, который что-то быстро строчил в блокнот, держа его на весу, подошли двое мужчин в разных костюмах, но с одинаковым равнодушным выражением на лицах. Один протянул руку для рукопожатия, а второй достал из внутреннего кармана сложенные листы бумаги. Газетчик мельком просмотрел их, потом – почему-то – поднял тяжелый взгляд на Терри. Мужчины тоже обернулись. Он прочел по губам, как один из них произнес его родовое имя.

Они обменялись с газетчиком короткими репликами и направились к Терри. Его взгляд проследил дознаватель. Блеклые губы растянулись в короткой усмешке.

– Если успеете.

Терри не нужно было объяснять дважды. Если они задержат его, он не успеет в последний раз поговорить с матерью. Поколебавшись, он оттолкнулся от стола и быстрым шагом, почти бегом, направился к двери. Нужно было что-то придумать, чтобы задержать их, хоть ненадолго. Пяти минут будет достаточно, чтобы взглянуть матери в глаза и задать вопрос, который поджаривал ему мозг последние несколько часов.

Озираясь в поисках вещи, которая могла бы заблокировать двери, Терри обратил внимание на парализующий жезл, висевший на поясе гвардейца из городского Управления. Терри прикинул разницу в весе и пришел к выводу, что лучшего способа нарваться на неприятности прямо сегодня, чем попытка украсть парализатор, не сумел бы придумать, даже если бы постарался. Зато в голову пришла другая совершенно дикая идея, которую стоило опробовать. Все-таки не нападение, пусть сперва докажут, что это не шалость молодого аристократа с ветром в голове.

Он юркнул в коридор и привалился спиной к дверям. Обе дверные ручки впились ему в поясницу. Все еще колеблясь, стоит ли оно того, Терри дернул пряжку брючного ремня.

Как ни странно, у него получилось затянуть ремень вокруг кованых дверных ручек так, что с той стороны они только бестолково поворачивались, но толкать было бесполезно. Терри не стал ждать, пока мужчины вынесут дверь плечом, побежал по коридору. Почему-то ему не кричали вслед, даже не угрожали.

«Внимание не хотят привлекать», – подумал Терри, и эта простая мысль будто облила его ледяной водой с головы до ног.

Расследование длилось несколько декад. Терри редко бывал дома, еще реже видел мать. У него не было возможности поговорить с ней, а сейчас оставался последний шанс, который так легко упустить, если не ухватиться за него обеими руками.

Дежурный скучал за стеклянным окошком. Увидев, что Терри бежит по коридору, придерживая рукой брюки, он вскочил на ноги и вперился в него подозрительно.

– Лассель Риамен – где? – выдохнул Терри. – Прощание.

Молодой гвардеец расслабился, даже усмехнулся, мол, аристократик прощаться с мамочкой бежит бегом, но ничего не сказал. Вышел из дежурки, указал на третью дверь справа.

Терри постучал, а потом спохватился.

– Нам можно будет поговорить наедине?

Дежурный покачал головой.

– Сожалею, господин, это невозможно. Она будет находиться под наблюдением до отправления.

Щелкнул замок, и дверь отворилась. Надзиратель в черном мундире королевской гвардии оглядел Терри с ног до головы, затем пригласил войти. Подошел второй, предупредил, что подойти к преступнице ближе, чем на три шага, можно будет только если ее сын позволит произвести обыск. Гвардеец добавил, что любые передачи, в том числе письма, оружие и вещества, строго запрещены. Терри сухо подтвердил, что не собирается приближаться. Лишь бы его не заставили поднять обе руки. Брюки-то одним лишь честным словом дворянина не удержишь.