Хаски раздражал его. Хотя божок этот напился со всеми и скакал подле Люциана целый вечер, он умудрился посмотреть на Эриаса сотню раз и прожечь в его теле столько же дыр.

Эриас на дух не переносил Бога Обмана, и после двух недель в Асдэме их отношения не то что не улучшились, они еще больше испортились. А все потому, что Хаски лез не в свое дело. Они были как два сапога пара. Эриас видел Бога Обмана насквозь и мог безошибочно определить, когда тот врет, а Бог Обмана видел насквозь Эриаса и постоянно задевал струны души, которые никому не дозволялось трогать. На каждой из этих струн было выгравировано: «Люциан – семья».

Эриас был сломлен, но сам этого не осознавал – так ему изо дня в день говорил Хаски, обязательно добавляя к утверждению, что он просто желает помочь. Вот только на помощь его действия никак не походили, он, скорее, ворошил осиное гнездо, когда расспрашивал о том, как началась дружба владыки Луны и его стража, как погибла мать Эриаса, почему он не видится с отцом и предками, почему не приезжает в клан Неба, чтобы пообщаться с родственниками матери. Почему отгородился ото всех родных по крови и прилип к Люциану, который был всего лишь его подопечным?

Как только Хаски начинал настолько глубоко копать, Эриас хотел его прирезать. Однажды он пытался – когда они еще были в Асдэме, – но Бог Обмана уложил его на лопатки раньше, чем тот успел достать нож. Тогда Хаски даже не использовал магию и сделал все голыми руками, что пробудило в Эриасе намек на страх. Он перестал пытаться применить силу к божеству и вместо этого постиг смирение, которое сейчас пошло трещинами.

Когда Хаски вытащил его танцевать в круг хмельных и вспотевших тел, Эриас сразу стал раздражаться из-за того, что ему сложно следить за благополучием Люциана.

Бог Обмана подразнил его:

– Владыке Луны комфортно без тебя. Смотри, как он веселится, даже не вспоминает о существовании собственного стража, ха. – В его словах не слышалось язвительности, лишь сухая констатация факта, которая лишь вынудила Эриаса вскипеть и начать ругаться.

Они долго спорили о том, что кое-кому не помешало бы стать независимой и самостоятельной личностью, а другому отстать и не лезть в чужую жизнь. В конце концов Эриас вырвался из хватки Хаски и, подав знак стражам Лаванды, пошел прочь, чтобы перевести дух. Он был уверен, что в ином случае они просто подерутся друг с другом, и поспешил оказаться как можно дальше. Но Хаски направился следом.

– Хватит идти за мной! – рявкнул Эриас, ворвавшись в свою комнату.

– Ну чего ты так разобиделся? – со смешком поинтересовался Бог Обмана, закрывая за ними дверь. – Я всего лишь вытащил тебя потанцевать, а то ты стоял там вдали и скучал.

– Я не скучал, а наблюдал. – Эриас остановился посреди помещения и бросил на него уничтожающий взгляд. – И ты не вытащил меня танцевать, а вынудил!

Хаски пожал плечами, встав перед Эриасом.

– Я же не виноват, что монетка выпала той стороной, которую я загадал.

– Не лги. Какую бы сторону ни загадал, ты бы все равно выиграл.

– Ну и что? Разве нам было так плохо? – Хаски склонил голову набок. – Потанцевали, поговорили. Тебе ведь надо быть причастным к чему-то, ты ненавидишь одиночество, ненавидишь, когда о тебе не вспоминают, поэтому ты должен благодарить меня за то, что я втянул тебя во всеобщее веселье.

Эриас помрачнел, глядя на собеседника. В свете лунных лучей фальшивое лицо Хаски, принадлежащее бессмертному клана Солнца, выглядело особенно жутким, и походил он не на человека, а скорее на чудовище, влезшее к тебе ночью в окно, чтобы сожрать.

– Не говори так, будто знаешь меня, – процедил Эриас.

Хаски усмехнулся и сделал шаг навстречу, остановившись не в метре, а в сантиметрах от него. Он приблизил свое лицо к чужому и прошептал:

– Но я тебя знаю, мышонок без семьи и тех, кто его приласкает. – Он практически прорычал слово «мышонок», а его голос звучал низко, как у запертой в пещере древности. – Ты вцепился в бедного владыку Луны, потому что он дает тебе ощущение единения и причастности к чему-то большему, чем есть сейчас. Ты отталкиваешь остальных, потому что боишься боли, ты проявляешь агрессию, чтобы отпугнуть, но при этом отчаянно привязан к одному человеку и ради этой привязанности готов умереть. Я не прав? Описание ведь твое.

– Прекрати, – огрызнулся Эриас и отвернулся, чтобы не чувствовать чужое пропитанное вином дыхание, касавшееся лица.

– Прекратить? – Хаски вскинул брови. – Я бы лучше продолжил, потому что тебе пора перестать бежать и принять реальность такой, какая она есть. – Он сжал пальцами щеки Эриаса, заставляя посмотреть в свое лицо. – Раньше я был мягок и действовал осторожно, но теперь скажу прямо: хватит опекать Люциана. Я вдоволь наобщался с тобой, чтобы понять, что ты сошелся с ним только потому, что не способен единолично выстраивать здоровые отношения с людьми. Потерянный, брошенный мальчик, который годами не видел отца и предков, лишился матери и даже попрощаться с ней не успел, прежде чем она покинула мир живых. Ты сломлен. Ты вынужден защищать Люциана, но на самом деле ты защищаешь самого себя, свое чувство спокойствия и безопасности. Ты считаешь, что если владыки Луны не будет рядом, то ты просто не выживешь, и поэтому отчаянно душишь его своим присутствием и опекой, чтобы вы умирали вместе. Но ему это не нужно, он хочет жить.

– Заткнись! – Эриас резко бросился на Хаски и вдавил его в стену. Он сжал пальцы на его шее и посмотрел прямо в черные глаза. – Не смей копаться у меня в душе.

– Каждый смеет копаться у тебя в душе, если ему хочется, мышонок, – нагло сказал Хаски. – Ты не можешь запретить этого. – Речь лилась с его губ с такой легкостью, словно шею ничего не сдавливало. – Твоя агрессия только подтверждает мои слова: в глубине души ты согласен со мной и боишься того, что это может значить, – усмехнулся он. – Никому не нужный мышонок… как долго ты собираешься продолжать это? Рожденный из чрева заклинательницы Неба, возлюбившей заклинателя Луны, ты вынужден был жить вне клана, прежде чем оказаться заточенным в этих серых стенах. Твои бабушки и дедушки живы, но не интересуются тобой, отец – странник, облик которого ты толком даже и не помнишь. Они все тебя бросили, а Люциан стал последней надеждой, за которую ты уцепился, вот только и он в конце концов оставит тебя.

– Замолкни! – Эриас крепче стиснул пальцы и приблизился к чужому лицу. – Не желаю тебя слушать! Еще одно слово, и я убью тебя. – В его глотке клокотала ярость.

– Думаешь, сдавленное горло лишит меня жизни? – Хаски рассмеялся. – Не глупи. Ты ведь давно понял, что не превзойдешь мою силу и рукоприкладство здесь бесполезно. Я пытаюсь помочь, а не уничтожить. Тебе нужно избавиться от привязанности к владыке Луны, потому что совсем скоро он уйдет, как ушли все остальные, и тогда ты сломаешься.

В глазах Эриаса отразился ужас.

– Он не уйдет от меня! – Он вдавил Бога Обмана в стену с такой неистовой силой, что его пальцы хрустнули, а шее божества ничего не стало. – Он не оставит…

– Уже оставляет, – сухо отрезал Хаски. – Если будешь и дальше держаться за него, тебя до смерти сожрет отчаяние; ты уже висишь над пропастью, а владыка Луны – крошащийся выступ, с которого медленно соскальзывают твои пальцы. Ты не думал, что случится, когда он остепенится и заведет семью? Это сейчас он сосредоточен на странствиях и друзьях, но в будущем его приоритеты сменятся. Что ты тогда будешь делать?