– Мы бракосочетались старинными кольцами его бабушки, – сказала находчивая Лола. – Решили не брать их в дорогу. Пусть дома в шкатулке полежат. Главное, это что в сердце, правда? – обращалась она исключительно к полицейскому. – В душе, типа?
– Несомненно, – кивнул участковый.
– Так что насчет дубков? – кивнув на кроны деревьев, перевел разговор Крымов.
– Да, – встрепенулась Лола. – Обещали рассказать. Но только правду. Самую-самую честную правду.
– Будь по-вашему. – Сделав суровую затяжку и отравив новой порцией никотина атмосферу, Пантелеев перевел взгляд на зеленую арку. – При наших прабабках и прадедах это было. В позапрошлом, кажись, веке. Росли они себе, когда еще молодыми были, пряменько росли, а потом по осени случилась непогода. Так старики говорили. – Участковый перевел взгляд на двух путешественников. – Из уст в уста, так сказать, передавали. Ветрюган, буря, настоящий шторм, да все сильнее, деревья в лесах трещали по всей округе, ломались только так, крыши с домов в Чернышах срывало, деревенька-то у нас старинная, ей уже самой добрых лет двести пятьдесят будет. Жуть, короче. И темень вокруг. Ночь была. А тут ни звезд, ни луны. Как будто над этим местом, над нашим, вся чернота этого мира сошлась. Все по домам попрятались. Кто к иконам, на колени, а кто и к другим богам. К утру буря и шторм сошли на нет, пронеслись, сгинули. Утро ясное было, словно ничего и не случилось, за исключением разрухи и вот этого. – Он указал пальцем на зеленую арку над дорогой. – Этого чуда. Какая сила свела два эти дерева и зачем? Что хотела сказать эта сила? Да кто ж его знает. Вот уж более ста лет так и живут людишки нашей округи с этой вот аркой, с «вратами», с этим, так сказать, чудом природы. Ученые приезжали, так они сказали, что такое может быть только в одном случае, если деревья вот так друг к другу с ростков прижимать. Ветки перевязывать. Но чтобы после одной свирепой ночи – никак нет. Аномалия. В журналах наши «врата» печатали. Туристы приезжали. Вот и я решил, поглядев на вас, – заехали, мол, путешественники на чудо чернышовское поглядеть.
– А никто рубить не думал?
– Да кто ж на них покусится-то? – мрачно возмутился участковый. – В своем-то уме?
– А кто не в своем уме? Ради потехи? Были такие?
Пантелеев сощурил один глаз:
– А ведь были дурни, без царя в голове. Слышал я про двух работяг из города – на спор решили срубить один из дубков. Ну, и за капусту в том числе. В семидесятых прошлого века было. В пору атеизма. Пришли с топориком. Выпили для храбрости. Саданули и вдруг видят, как на краю вон того лесочка, – участковый кивнул на ближний массив леса, – старуха появилась – худая и длинная, в сером балахоне, с длинными седыми волосами. Не поняли, что за хрен такой? Рубанули второй раз – а та уже на полдороги к ним. Между «вратами» и лесом. Как там оказалась? Как ветром ее туда принесло. И стоит – ждет будто. Второй мужичок и говорит первому: да черт с ней, руби! А тот: не буду. Второй перехватил у первого топор – и саданул по дереву. А та старуха-то уже за их спиной стоит. И говорит: не дело вы придумали, дураки городские. Да теперь поздно, назад уже не поворотишь, пролили вы кровушку господина моего. И как вцепится в них костлявыми руками. Второй-то сразу окочурился, самый рьяный, лицом посерел и почерствел, задохнулся, а первый, что отказался дальше рубить, так и остался пнем стоять на дороге. Его через сутки только обнаружили. На телеге увезли – у него окостенение произошло. Как деревянный солдатик стал. Говорят, так доской и остался лежать, на нем плясать можно было. Но говорить иногда мог – прорывало его. Со слезами, но говорил. Почти мычал. Он и рассказал эту историю, про старуху-то. Решили про него: разума лишился. Так и умер потом, уже не вставал. Только плакал. И все говорил, что видел ад.
– Жуть какая, – только и вымолвила Лола. – Курить хочется.
– Могу угостить, – с легкой издевкой предложил участковый. – Потянешь мой «Беломор», красавица?
– Ты же бросила, забыла? – строго спросил у девушки фиктивный муж.
– Точно, забыла. Нет уж, товарищ полицейский, не надо, – замотала головой девушка и вцепилась в руку спутника. – Вон, муж и за слабые-то ругает.
– Да кто ж она была, та старуха? – спросил Крымов.
– А у Лешего много слуг-то, разные они, и кикиморы, и другая нечисть, и такая вот переметная имеется. Ее и прежде в округе видели. Она особенно грешников любит. Хотя говорят, что это сам Леший превращается в кого угодно и что и старухой он тоже мог обернуться. А деревца-то его – Лешего нашего, – кивнул на два сросшихся дуба участковый Пантелеев. – Отсюда его угодья и начинаются. Так нам, пацанам, еще деды и бабки рассказывали. Большое поместье у него – вся эта округа!
– Так вы, значит, верите в него, в Лешего?
– Так вы слышали про него, стало быть?
– Краем уха.
– А-а, – угадав тон гостя, усмехнулся участковый, – я сразу понял, что вы тут не просто так. С вашей суженой. – Он сбил остатки горящего пепла на дорогу и выстрелили окурком далеко в траву. – Что знаете, куда ехали, не вслепую. На «темные врата» посмотреть!
– Да, раскусили вы нас, – рассмеялся Крымов. – У меня вот и проспект имеется. – Он вытащил из кармана буклет, подаренный ему Долгополовым. – «Чудеса Черногорского района». Тут и про «темные врата» есть, и про Камень Емельяна Пугачева, и про Колодец с живой водой, который Родник жизни, и про каменного истукана далеко в степи, и про древние святилища. Удивительный у вас район – за неделю все не осмотришь.
– Вы не первые и не последние, кто к нам за этими чудесами приезжает. Была бы наша администрация поумнее, она бы озолотилась с такой-то невидалью. У нас в Чернышах один чудак живет – Васька Прыгунов, местный ученый, вот он обо всех этих чудесах лучше других знает. Часами и днями говорить может.
– Ученый?
– Ну, мы его так между собой зовем. Он учился где-то в Цареве, а потом сюда вернулся – на родину. Родители померли, дом ему оставили. Вот он с утра до ночи и свистит: то стишки пишет, то ходит по округе и собирает свидетельства чудес. И про нашего Лешего тоже немало знает.
– Почему вы все время говорите «нашего», когда речь о Лешем заходит? – поинтересовался Крымов.
– Так он и есть – наш, – усмехнулся Пантелеев. – Говорю же, это его поместье, – обвел участковый цепким взглядом округу. – Каждый лесок, каждый бугорок, каждая травинка. И вот такая маленькая сволочь тоже…
На левый рукав участкового только что из травы выпрыгнул огромный кузнечик и замер. Раздумывал: прыгать ему дальше или погреться на утреннем солнышке, на этом вот мышиного цвета коврике. И не знал, что пришел ему конец, как в той детской песенке. Только вместо прожорливой лягушки выступил участковый Семен Поликарпович Пантелеев, который и голоден-то совсем не был.
– Замри, сучий потрох, – зло и весело пробормотал блюститель порядка. – Вот так, молодец…
Участковый свел пальцы правой руки для щелчка, осторожно поднес кисть к зеленому постояльцу и туго, с четким сухим щелчком ударил его в бок средним пальцем с мрачной печаткой – бедный кузнечик улетел куда дальше окурка.
Лола поморщилась:
– Загубили насекомое, товарищ капитан.
– Точно – загубил кузнеца.
– Зеленые вас бы не одобрили. Оштрафовали бы.
Участковый осклабился:
– Ну уж нет, тут я штрафы выписываю. Мы в Чернышах по своим правилам живем – пусть только чужак сунется со своим уставом. Хоть зеленый, хоть белый, а хоть и серо-буро-малиновый. Вот так вот, щелчком по башке, и в канаву.
Кажется, это касалось любого заезжего, да и прозвучало как потенциальная угроза.
– А как нам вашего Василия Прыгунова найти? – спросил частный детектив. – Насчет экскурсии по окрестностям?
– Озерная, три, – почти не раздумывая, ответил участковый. – Заплатите ему, бросите тысчонку, он вам на целую книгу наговорит.
– А почему Озерная?
– Да потому что к нашему озеру Студеное выводит. – И вновь участковый прищурил левый глаз. – Что, небось и об утопленнице нашей слышали? Которую в лодке набеленную мелом, всю в цветах нашли, а?
