Мишка, естественно, ничего не понял, а мне теперь все стало ясно... Кроме одного...

— Слушайте! — У меня возник очередной вопрос. — А кто же Маклахена-то покалечил?

— Что? — не понял отец.

— Я говорю, кто Маклахена-то покалечил? Если Федор Алексеевич в тот день был в церкви, то, значит, на Джеда напал кто-то другой. А кто у господина Ломова в сообщниках? Женщина. — Я сама спрашивала, сама и отвечала. — И кто у нас эта женщина?

— Ты хочешь сказать, что это Лариса угрохала Джеда? — обомлел отец.

В это время на террасе послышались шаги, и в гостиную ввалились Славка Большой и Шурик.

— Михась, что же это делается? — рявкнул с порога Славка, забыв поздороваться. — Дом нараспашку, никого нет, один только щенок под диван забился, выноси, что хочешь. Воров, что ли, не боишься? Ты прям как при коммунизме...

Интересно, где это он видел такой коммунизм, чтоб без воров?

— Здравствуй, Вячеслав, — проронил отец, — мы тоже рады тебя видеть.

— Ой, извините. — Славка сконфузился и даже покраснел. — Здравствуйте.

Шурик решил загладить бестактность друга.

— Мы это, извините, насчет того, что дом не заперт, а хозяина нигде нет, да и хозяйки тоже... Вот мы и...

— А хозяйка сбежала, — не вовремя встрял вездесущий Фира, чтоб его... Так бы и треснула по плешке, если б не уважение к сединам.

Парни застыли с разинутыми ртами.

— Правда, Михась? — спросил наконец Шурик. Славка на всякий случай промолчал.

Мишка кивнул. А Фира, будто его кто за язык тянул, продолжал сплетничать:

— Сама сбежала, бриллианты утащила и машину угнала. — Про машину Фира уже добавил от себя, болтун старый.

Тут уж Славка не выдержал и по-простецки выпалил:

— Ну и черт с ней, с шалавой.

Отец строго взглянул на парня. Уж чего-чего, а ругани и непристойных выражений Викентий Павлович категорически не переносил. Он уже открыл было рот, чтобы отчитать молодого нахала, как вдруг этот самый нахал сообщил такую новость, от которой и не захочешь, а выругаешься.

— Не хотел тебе, Мишаня, говорить, расстраивать не хотел, — продолжил Славка, — но видел я ее в заброшенном поселке, и не раз...

Мы все, включая Мишаню, уставились на Славку.

— Ну? — прорычал Мишка.

— Доски я там присмотрел — широкие такие, толстые...

— Не тяни.

— Ну, я ж и говорю, хотел доски сорвать — лавки сделать. Уж больно хороши там доски...

— Слава, не отвлекайся уже. — Я тоже теряла терпение. — О стройматериалах потом расскажешь.

— Ну я ж и говорю, забрался я там в один дом, доски...

Мишка не стал дослушивать про доски и, подлетев к парню, схватил его за грудки.

— Говори, гад, что видел!

Славка, прозванный Большим за внушительные габариты, при виде разъяренного друга все же спасовал и легко перешел к основной теме.

— Встречалась она там с этим... с дедом... со строителем вашим. — Славка махнул рукой в направлении нашей недостроенной бани.

После этих слов Мишка сразу как-то обмяк, будто из него весь воздух выпустили, и тяжело опустился на стул.

— И сколько же раз ты их там видел? — спросила я.

Отец на мой бестактный вопрос укоризненно покачал головой. Но мне сейчас было не до приличий.

— Ну, я не помню... раза три...

— Что, там так много досок? — съехидничал Димка. А Славка опять сконфузился.

— Кстати, твоих строителей там видел, — обратился он к Мишане.

Тут уж я окончательно забыла про всякие приличия и приперла парня к стене в прямом и переносном смысле.

— Ты был там в тот день, когда убили Мишкиного строителя... — По моей интонации трудно было понять, спрашиваю я или утверждаю.

У Славки забегали глаза, и я поняла: был.

— Давай, Славка, колись. — Димка встал рядом со мной.

— Ну, был, был! — выкрикнул он. — Но я-то здесь при чем?

Еще минута, и мы с Димкой вытянули бы из парня всю информацию, но нас остановил хриплый Мишкин голос:

— Марьяша, не надо...

Конечно, я все понимаю, не чурка же бесчувственная. Для Мишки это отец, жена... Но ведь совершено преступление, убийство... И неважно, что убитый был наркоманом. Тем не менее я отступилась от «подследственного» и, помолчав некоторое время, тихо произнесла:

— Хорошо. Все свободны.

Парней как ветром сдуло, а Мишка сидел за столом, не поднимая глаз. Я прошлась по комнате и остановилась возле него.

— У Ларисы были желтые босоножки?

— ???

— Босоножки, говорю, у нее были желтые с золотой такой пряжкой?

— Не знаю, — удивился Мишаня.

— Сейчас узнаем. — Я направилась в свою спальню и взяла с комода шкатулку, в которую складывала всякую ерунду.

Я отлично помнила, что найденную в заброшенном поселке пряжку я положила именно сюда. Я еще тогда радовалась, что нашла ее. У меня потерялась точно такая же. Так вот, нашла я ее именно в тот злополучный день, когда мы с Санькой наткнулись на труп.

Я открыла шкатулку, порылась в ней, высыпала все содержимое на комод — пряжки не было.

— Ну, вот вам и ответ. — Я вышла из своей комнаты.

До сих пор никто из домашних, да и Мишаня тоже, не понимали, к чему я все это клоню.

— Может, ты объяснишь наконец, что все это значит? — не выдержал Димка.

— Пожалуйста. В тот день, когда был убит второй Мишкин строитель, нас с Санькой занесла нелегкая в заброшенный поселок. Там я нашла пряжку — золотистый металл с желтой кожаной вставкой. Я потеряла точно такую же от своих новых босоножек. А ночью в моей спальне кто-то побывал. Я думала, что мне это приснилось, но Михаил — мой бывший муж — утверждал, что видел, как из моего окна вылезал мужик. Он, конечно, мог и соврать по злобе, но извольте — пряжки-то нет. Так о чем это нам говорит?

— Ты хочешь сказать, что и это тоже Лариса?.. — Отец так высоко вздернул брови, что они уехали почти до корней волос.

-— Ну, если верить моему бывшему, в моей спальне был мужчина — Федор Алексеевич, надо думать. Лариса днем видела у меня свою пряжку, а это улика против нее. Пряжку-то я нашла как раз в том доме, где было совершено убийство. Вот, по-видимому, Ларискин сообщник и забрался ночью в мою комнату, чтобы улику эту похитить, что, собственно, ему и удалось.

— Так, по-твоему, это они убили того человека? — Отец просто пребывал в шоке. — Но зачем?

Я пожала плечами.

— Откуда я знаю... Но, с моей точки зрения, во-первых, Лариску с «Казановой» в заброшенном поселке неоднократно видел Славка, во-вторых, только Лариска могла додуматься полезть в эти катакомбы в дорогущих босоножках и, в-третьих... не знаю, что в-третьих... Но похоже, что это были они. Возможно, тот мужик отправился в заброшенный поселок по своим надобностям: травку покурить или уколоться, наркоман как-никак, ну, и ненароком спугнул их, и все произошло случайно... Они его толкнули, а он неудачно упал... — Я в очередной раз пожала плечами.

Мишка затравленно смотрел то на меня, то на отца, то на Димку...

— Но ведь в милиции сказали, что никаких следов насильственной смерти на трупе обнаружено не было, — тихо произнес он, — только нос разбит. — Может, он сам упал?

Ему никто не ответил.

А я никак не могла для себя решить, что должна делать в такой ситуации: идти в милицию и сообщить о своих подозрениях или же молчать до тех пор, пока меня об этом не спросят. Кто я — законопослушная гражданка или добрая самаритянка? Извечный вопрос: «Быть или не быть?», «Говорить или не говорить?»

Ладно, об этом я сейчас думать не буду. Потом... Может, все как-нибудь само собой решится?

Я взяла свою чашку — кофе уже совсем остыл, и решила сварить свежего.

— А знаете, — крикнула я от плиты, — я-то грешным делом на Саньку думала. — Многое на него указывало. Кстати, надо спросить, что он делал в больнице у Маклахена.

— Ну, об этом-то я уже знаю, — отозвался отец. — Александр предлагал купить у него икону семнадцатого века. Но я Джеду отсоветовал связываться: на таможне могут быть проблемы.

— Вон, кстати, и он, легок на помине, — захихикал Фира, показывая в окно.