Когда наконец до меня дошел смысл сказанного, я, ни слова не говоря, опустилась на землю и пристроилась рядом с Сережкой. Мы дружно ползали по траве, поглаживая ее руками.

— Сумасшедший дом, — огорчился Степка. — Может, объясните нормальному человеку, что вы там делаете?

— Ищем, Степашечка, ищем, — ответила я, проползая мимо сына.

— Да что вы ищете-то? Скажите, наконец.

— Жвачку.

— Опять не легче, — вздохнул Степка. — По-человечески объяснить можете?

— Ну, не настоящую жвачку, — пояснила я, — а такую специальную, с помощью которой делают слепки с ключей.

— Что? — завопил сын и опустился рядом с нами.

Втроем ползающие по траве, мы представляли живописную картину. Правда, проходивший мимо сосед, Степан Евсеевич, не удивился увиденному, а только вежливо поздоровался и проследовал к своей даче, зато его кобель Маклауд застыл как вкопанный и вытаращился на нас с большим изумлением. Мы еще поползали по земле минут двадцать, и я из последних сил поковыляла к скамейке. Не разгибаясь, я сумела вскарабкаться на нее и села, привалившись к спинке. Сколько себя помню, спина всегда была моим слабым местом. Я сидела, растирая поясницу, и наблюдала за активными действиями молодежи. Правда, через каких-нибудь полчаса поисков их энтузиазм заметно поуменьшился, и они присоединились ко мне на скамейке.

— Как сквозь землю провалилась, — сокрушался Серега, стряхивая с коленок прилипшие травинки.

— А может, этот гад сначала обронил жвачку, а потом, обнаружив пропажу, пришел и подобрал ее? — предположила я.

Сережка посмотрел на меня, подумал, потом отрицательно мотнул головой.

— Как же это могло произойти, если мы все это время по очереди делали обход вокруг дома? — сказал он.

— Да, действительно, — согласилась я. — Но знаете что, пойдемте-ка лучше в дом. Дед велел сидеть тихо и не высовываться, а мы на глазах у всей улицы коллективно по земле ползаем, привлекаем внимание. И вообще все разговоры на эту тему давайте впредь вести только в доме и очень тихо. Ясно? — И я, прихрамывая, поковыляла к крыльцу.

Сначала я подумала, что походка у меня испортилась из-за длительного пребывания в непривычной для всех двуногих позе. Но, взглянув на свою обувь, поняла, в чем заключалась истинная причина моей хромоты. К подошве моей обувки опять прилепилась та самая жвачка, которую мы так безрезультатно искали почти целый час.

— Вот она! — Я сняла с левой ноги сабо и потрясла им в воздухе. — Опять я на нее наступила и даже не заметила. Наверно, когда за Сережкой бежала...

Я соскребла с подошвы грязную массу и показала вещдок мальчишкам.

— Теперь понятно, откуда у преступника ключ от дедовой квартиры, — сказал Степка. — Он сделал с ключа слепок и по слепку заказал дубликат. Но вот откуда он узнал дедов адрес?

— Это проще простого, — ответила я. — В паспорте прочитал. Пойдемте-ка в дом.

Мы прошли через террасу в прихожую, где на вешалке обычно висит верхняя одежда. Но отцова пиджака там не оказалось. Я остановилась в раздумье.

— Что ты ищешь? — спросил Степка.

— Дедов пиджак.

— Зачем он тебе? К тому же дед приехал в пуловере.

— А где же у него документы, деньги, паспорт?

— Наверно, в барсетке, — предположил Серега.

— В барсетке, говоришь? А где она?

— Он ее с собой, естественно, взял.

— Это плохо, — сказала я.

— Почему же?

— Версия развалилась. Хотя постойте. Вчера в церковь он ходил с барсеткой?

— А зачем она ему там?

— Вот! — обрадовалась я. — Он оставил ее в доме, в своем кабинете, а в это время там побывал этот гад, который Маклахена покалечил. Улавливаете?

— Ты хочешь сказать, что вор забрался в дом, чтобы сделать слепки с ключей и узнать адрес?

— Не знаю, но ничего другого на ум не приходит.

— Тогда почему же он выбросил эту так называемую жвачку?

— Не выбросил, а потерял, — ответила я. — Он же делал слепки не с одного ключа, а с нескольких, и жвачек таких у него было несколько. Вот одну и потерял.

— А твои ключи где были? — спросил Степан.

— В сумочке в моей спальне. А твои?

— В кармане.

— Слава Богу. Хотя для слепка вполне достаточно и моих ключей. Завтра нужно обязательно поменять замок в нашей квартире. Если еще не поздно.

— Ты предполагаешь, что в нашу квартиру тоже вор забирался?

— Не знаю, Степашечка, ничего не знаю. И не знать бы этого кошмара никогда. У меня от всех этих непоняток появилось стойкое ощущение, что мы постоянно находимся под наблюдением. Бр-р... гадость какая. Вот мы сейчас говорим, а кажется, что кто-то нас подслушивает, подглядывает за нами.

Мальчишки невольно посмотрели по сторонам.

— А почему этот гад просто не украл ключи? Зачем эта морока со слепками? — спросил Сережка.

— Хотел все по-тихому сделать. Да не получилось. Теперь давайте думать, кого нам следует в первую очередь подозревать, — сказала я.

Мы расселись вокруг обеденного стола и стали строить догадки. Я глубокомысленно задумалась, сделав серьезное лицо, прикинула в

уме, кто бы мог быть способен на такую пакость, но на ум ничего путного не шло. И я предложила исходить из того, что подозревать нужно всех, кто когда-либо заходил в наш дом.

— Ну, мать, это ты перебрала. Так под подозрение подпадет половина поселка.

— Я имею в виду, что нужно быть осторожными со всеми. Лишнего никому не болтать, поодиночке никуда не ходить и ухо держать на стрёме.

— Чего?

— В смысле востро.

Парни радостно заржали. Прямо детский сад какой-то, честное слово.

В дверь постучали, и я испуганно подскочила.

— Еще я хотел бы добавить, — ехидно процедил мой сын, — держаться нужно естественно, как будто ничего не произошло. Или я не прав?

— Войдите! — тоненько крикнула я.

В гостиную ввалился Мишаня, за ним чирикала на своих каблучках-шпильках Лариска.

— Вы чего это, — спросил сосед, — все окна и двери позапирали? Случилось, что ли, что?

— Нет-нет, ничего не случилось, — залопотала я, — отдыхаем просто.

Мишаня с удивлением посмотрел на стол, за которым мы сидели, и, не увидев на нем ничего, кроме вязаной скатерти и вазы с цветами, удивился еще больше. Мишаня отдых понимал по-своему и абсолютно конкретно.

— Однако... — протянул он с недоверием. — Может, помощь какая нужна?

— Ну, что ты, — опять затарахтела я, — просто после вчерашнего случая с Маклахеном соблюдаем некоторую осторожность. Вот и закрыли все окна от греха, чтобы, не дай Бог, опять кто-нибудь не залез.

Мишаня с пониманием кивнул и уселся рядом с нами за стол. Лариска расположилась в кресле.

— А мы, собственно, и зашли, чтобы про американца вашего узнать, — сказал Мишка. — Как он? Жить будет?

— Будет, будет, — ответила я, — отец с Димкой поехали его проведать.

В дверь опять постучали, и через секунду между портьерами, отделяющими проход из холла в гостиную, просунулась голова бригадира строителей, Федора Алексеевича.

— Марианна Викентьевна, — позвал он, — надо бы размеры парилки уточнить. И еще: скажите, где душевую делать?

— Вот чего не знаю, того не знаю, — сказала я. — Баня — это целиком и полностью отцова затея. Меня лично вполне устраивает душевая кабина в доме.

Но тем не менее мы все вместе отправились следом за бригадиром, если не дать конкретные указания, то хотя бы посмотреть, как там продвигается строительство.

Снаружи домик выглядел очень мило, о чем я, собственно, и сообщила Федору Алексеевичу. А в отношении внутренней планировки ничего вразумительного сказать не могла и предложила подождать до приезда деда.

— А моя-то баня так и осталась недостроенной, — пожаловался Мишаня. — Алексеич, — обратился он к нашему бригадиру, — может, когда достроишь этот объект, ко мне переберешься? В деньгах не обижу, не сомневайся. Вижу, мужики вы справные, и руки у вас на месте. Так как, договоримся?

— Ну, отчего ж не договориться, — улыбнулся Федор Алексеевич, — нам работа нужна. Вот недели через две здесь закончим, тогда и поговорим.