Степка с Сережкой все еще рассматривали фотографии, а отец, судя по его лицу, углубился в воспоминания.

— Может быть, кулон сгорел во время пожара? — спросила я его.

Дед очнулся от своих мыслей и взглянул на меня.

— Что?

— Я говорю, может быть, кулон тоже сгорел?

Отец подумал немного и сказал, что про кулон он, в сущности, вообще ничего не знает. Мне же тогда было лет девять, и я мало обращала внимания на жизнь взрослых. Да и прошло с тех пор тридцать лет.

— Пап, а ты попробуй вспомнить тот день, когда привез тетю Надю с дедом Митей сюда на дачу. Были у них с собой какие-нибудь вещи?

Отец стал вспоминать, даже глаза закрыл:

— Помню, в тот день, — начал он, — у меня были лекции в институте. За Надей и Дмитрием Алексеевичем приехала с дачи Наташа. Когда я вернулся с работы, от деда Мити только что уехала «скорая». Он был очень плох. Надя лежала почти без сознания. Наташа хлопотала возле них, о пожаре не говорили. Ночью пришлось опять вызывать неотложку. К утру состояние Дмитрия Алексеевича несколько улучшилось, но, по правде сказать, с того дня он начал угасать на глазах. Вот, собственно, и все. Больше ничего не помню, — закончил отец.

— Здесь очень помог бы метод Хозе Сильва, — встрял Серега.

Мы с интересом уставились на него.

— Это что ж такое? — спросил отец.

— Нужно постараться вспомнить события того дня в хронологическом порядке: по часам или по шагам, что ли, — начал объяснять Сергей. — Представьте в своем воображении картину, как вы подъехали к дому. Вспомните, на чем приехали, как вошли в дом, кого первого увидели, что у кого было в руках...

— У деда Мити в руках была толстенная книга, — выпалила я и сама удивилась, до чего же эффективным оказался Сильвин метод. — Я еще тогда подумала, какой же дедушка смешной, книгу из огня спас, лучше бы телевизор вынес.

— А может, это была Библия? — предположил Степан.

— Вряд ли, — усомнился дед. — Чтобы в доме офицера Советской Армии была Библия?..

С террасы вернулся Димка и с интересом слушал наш разговор.

— Но если это была не Библия, то что же это была за книга, которую нужно спасать в первую очередь? — спросил он.

Отец посмотрел на него сочувственно и осторожно начал:

— Ты знаешь, Дима, с возрастом люди порой сильно меняются...

— Вы хотите сказать, что дедушка впал в маразм?

— Нет, я этого не хотел сказать, но в экстремальных ситуациях люди ведут себя подчас совершенно неадекватно.

— Это точно, вместо того, чтобы хватать шкатулку с драгоценностями, порой выносят из огня старый стул, — поддакнула я и застыла с открытым ртом.

— Ты чего, мам? — с испугом спросил Степан.

— Драгоценности...

— Что драгоценности? — подался ко мне Димка.

— Были драгоценности.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился отец. — Ты же маленькая была.

— Однажды вечером я слышала, как тетя Надя с мамой ругались. Они думали, что я сплю, а я все слышала.

— Что ты выдумываешь? — не поверил отец. — Они были лучшими подругами.

— Мама говорила тете Наде: «Как тебе нестыдно? Как ты можешь так меня оскорблять?» А тетя Надя в ответ: «Я прошу тебя, возьми эти украшения, ну, хотя бы на время. Потом я отдам тебе деньги». А мама ей: «Ты совсем с ума сошла! Что же, если бы я оказалась в такой ситуации, ты выгнала бы меня на улицу или брала бы плату?» Потом тетя Надя заплакала, потом они вместе плакали.

— Так, нужно звонить Наташе, — засуетился дед. — Где телефон?

— Четвертый час ночи, — напомнила я.

— Да, — выглянул в окно Степка, — светает... Ой, смотрите, — вдруг закричал он, — через забор кто-то лезет.

Все кинулись к окнам.

— Где?

— Вон с той стороны, — показал Степка. — От нас к генералу полез.

Все, не сговариваясь, рванули в сад. За забором заливался лаем соседский кобель Маклауд. Димка и мальчишки в момент перемахнули через двухметровую преграду и, судя по всему, тут же были встречены свирепым ризеншнауцером. Теперь, правда, пес молчал, поскольку пасть у него, очевидно, была занята. Орали наши мужчины, отбиваясь от собаки. Вдруг в ночи прогремел зычный голос генерала:

— Фу, Мак! Стоять, стрелять буду!

Последние слова адресовались, вероятно, не собаке, а ночным нарушителям спокойствия. Однако пес внял разуму и агрессивные действия прекратил, и далее последовали объяснения Димки с разбуженным генералом.

Спросонок Степан Евсеевич никак не мог понять, зачем соседи забрались на его территорию. К счастью, Маклауд оказался псом неглупым и не покусал знакомых людей, а только изорвал им одежду для порядка.

Утром, а точнее, ближе к обеду меня разбудил стук в дверь.

— Эй, ты, сонная тетеря, открывай-ка быстро двери! — Димон цитировал нетленного «Конька-горбунка». — Ну, давай открывай, не притворяйся, что спишь.

Я обиделась, что мой сон прервали, и решила из вредности не отвечать.

— Эй, Марьяша, — Димка отчего-то встревожился, — ты спишь, что ли? Ты в порядке? Отвечай, или я вынужден буду высадить дверь.

«Ничего себе заявы...» Я продолжала лежать. С утра меня лучше вообще не трогать. Я утром нехорошая. Пока кофе не выпью — не человек. Однако никто из близких родственников меня, очевидно, не боится, и эту мою особенность все просто игнорируют. Димка по-прежнему надрывался за дверью:

— Дядя Кеша, Степан! Марьяшка не отвечает! — кричал он. — Может, с ней что-нибудь случилось? Я ломаю дверь!

После таких угроз я, естественно, спать уже дальше не могла, вскочила с кровати, осторожно отодвинула задвижку на двери и, накинув халат, присела к зеркалу. В следующий момент Димка с силой ударил в дверь, которая совершенно свободно распахнулась, и влетел в комнату. По дороге он зацепил ногой кресло и рухнул вместе с ним на пол. В дверях столпились родственники. Изобразив на лице полное недоумение, я повернулась от зеркала и воззрилась на Димку.

— И что же все это означает? — спросила я, изображая сдержанное негодование.

Степка с Серегой хохотали, прибежавший на крик работник Семен заполошно повторял: «Что случилось-то, что?» А дед только головой покачал и удалился.

— Какая же ты противная, Марьяшка, — изрек с пола Димон. — А я тебе еще кофе сварил, а ты...

Я устыдилась за свой пакостный характер и решила быть милой.

— Спасибо, Димыч, — произнесла я сладчайшим голосом. — Доброе утро, кстати. Давно встали? Надеюсь, маме в Париж уже дозвонились?

— Дядя Кеша все утро звонит, — проворчал Димка, вставая и отряхиваясь. — Линия занята. Я в Париже пытался дозвониться тете Наташе, но ни один телефон не отвечал. Может, она уезжала куда-нибудь. — Димка смотрел в зеркало и разговаривал с моим отражением. — Пошли, что ли, завтракать? — сказал он зеркалу-

— Конечно, дорогой, — пропела я, — только мебель поставь на место.

Мы перебрались в столовую, где завтракали Степка с Сережкой. Я села рядом и принялась за кофе.

-— Мы сегодня весь сад обследовали, — сообщил Сережка. — Нашли большие мужские следы возле дома под окнами: под этим, — он указал на окно в столовой, — и под тем, которое в холле. А вот откуда он пришел, непонятно. Зато возле забора, через который он улепетывал, много следов.

— Ну еще бы, — не удивилась я. — Мы там все вместе топтались. Кстати, генерал-то как? Не ругался?

— Да нет, ничего, — ответил Степка. — Сказал только: «Не скучно живете, господа». И все.

Из кабинета раздался громкий голос деда:

— Алле, алле, Наташа? Здравствуй, родная!

Мы все кинулись на второй этаж.

— Наташа, как ты себя чувствуешь? — ворковал отец. — У тебя все в порядке? Да ничего не случилось, просто так звоню. У нас все нормально, все живы-здоровы. Ты когда приедешь? Да ничего не случилось. Что ты так разволновалась? Почему звоню? А что же, — в голосе деда появилась обида, — я уже и позвонить тебе не могу?

— Дед, ближе к делу, — намекнул Степка.

— Вообще-то я звоню тебе по делу, — все еще с обидой произнес отец. — У нас на даче сейчас находится Дима Воронцов. Тебе привет, — кивнул он Димке.