– Если не ошибаюсь, вы говорите о поместье в стиле современного французского шато с павильонами в четырех углах? Доктор Рен на днях как раз описывал мне вашу резиденцию. Повторю слово в слово: «Вот дворец, достойный знатного человека».

– Осталось только перестроить конюшни. – Выражение лица Арлингтона не изменилось, как будто на него лесть Кэт не возымела никакого действия, однако его голос зазвучал мягко, почти доверительно. – Проект составлял один человек из Ньюмаркета – говорят, способный малый, к нему обращался сам король, – но я не уверен, что конюшни будут гармонично сочетаться с домом. Все здания должны дополнять друг друга и образовывать единое целое, как в испанском Эскориале или в двух новых французских дворцах, Сен-Жермене и Версале. Раз уж вы здесь, будьте добры, взгляните на план конюшни. Позже меня обещал проконсультировать доктор Рен.

Госпожа Хэксби снова почтительно присела и ответила, что исполнит просьбу милорда с величайшим удовольствием. Кэтрин понимала: как архитектор она обладает преимуществом, отчасти компенсирующим ее главный «изъян» – то, что она женщина. Как и сам доктор Рен, она получила хорошее воспитание и образование, изучила работы великих архитекторов – и классиков, и современников, – а клиенты вроде лорда Арлингтона предпочитают тех, кто в состоянии оценить их вкус и к тому же обладает приятными манерами. Иногда у Кэт создавалось впечатление, что принадлежность к слабому полу даже дает ей определенное преимущество: как бы то ни было, а все редкое вызывает интерес. А у лорда Арлингтона репутация коллекционера, любителя всего прекрасного и необычного, человека, способного по достоинству оценить раритет.

Оглянувшись, его светлость щелкнул пальцами:

– Эббот, принесите планы поместья Юстон и выложите их на стол.

Пухлый клерк поклонился и поспешил прочь. Взгляды Кэт и Марвуда встретились, и он с трудом сдержал улыбку: ситуация его явно забавляла. Кэт предпочла бы, чтобы Марвуд не слышал, как она льстит Арлингтону. Подобная тактика была ей несвойственна, однако жизнь – учитель требовательный и суровый.

Арлингтон повернулся в сторону дома, и его унизанные перстнями пальцы сомкнулись на локте женщины. Этот фамильярный, собственнический жест Кэт всегда воспринимала как неизбежное зло – от клиентов вроде лорда Арлингтона подобное обращение следовало терпеть. Второй рукой она коснулась ножа, который всегда носила в кармане, и потешила себя воображаемой сценой: мысленно вонзила клинок в руку милорда.

Его светлость не дал мне разрешения удалиться. Вместе с еще десятком человек мне пришлось ждать, пока они с Кэт изучали всевозможные планы и рисунки. Эббот один за другим раскладывал их на большом столе. Арлингтон, нависавший над Кэтрин, будто медведь над добычей, стоял так близко, что иногда их руки соприкасались.

Остальные присутствующие, и я в том числе, в почтительном молчании наблюдали за их беседой со стороны. А что еще нам оставалось? Не в первый раз уже я отметил, что неотъемлемый атрибут власти – способность заставить других терпеливо дожидаться, пока ты соизволишь до них снизойти.

Арлингтон и Кэт обсуждали картуши и колонны, Хуана Баутисту де Толедо и Андреа Палладио, говорили о преимуществах курдонера и о планировке, достойной королевских апартаментов. До моего слуха долетали обрывки на латыни, французском и итальянском, и я не имел ни малейшего представления, о чем речь.

Удивительное дело – несмотря на чины и регалии его светлости, они с Кэт беседовали на равных. Их разговор напоминал партию в теннис: он велся по своим собственным правилам, не дававшим ни одному из игроков преимущества над другим. Я невольно проникся к госпоже Хэксби уважением. С этой стороны я ее раньше не знал.

Но одновременно я злился на Кэт и лелеял свою досаду, будто нежный цветок. Почему со мной она так ершиста? А лорд Арлингтон только подливал масла в огонь. «Десять против одного, что эта беседа ничего ей не принесет», – говорил я себе. Но на самом деле мне просто невыносимо было смотреть, как его светлость дает волю рукам и разговаривает с Кэтрин этаким фамильярным тоном, какой мужчины позволяют себе разве что с актрисами. А взамен Арлингтон предлагает лишь жалкие крохи со своего ломящегося от яств стола, да и неизвестно, соизволит ли он их вообще бросить. И что еще хуже – во всяком случае, для меня, – я не имею никакого права возмущаться, ведь Кэт мне никто.

Эббот так и сновал туда-сюда: то от сундука с планами к столу, то обратно. Двигался клерк неуклюже. Он дважды принес не ту папку. Во второй раз Арлингтон рявкнул на него. Эбботу не посчастливилось – кожа у него такая белая, что румянец на ней проступает мгновенно. Рассыпавшись в извинениях, бедняга отвернулся, и я увидел, что его губы оттопырились и задрожали, точно у малого ребенка. Похоже, он едва сдерживал слезы. Когда Эббот проходил мимо, я предпринял жалкую попытку выразить ему сочувствие и печально улыбнулся, однако клерк даже не взглянул на меня и нетвердой походкой побрел к сундуку.

Тут дверь открылась, и лакей объявил о прибытии доктора Рена. Мы с ним не были представлены друг другу, однако я знал его в лицо. Это был импозантный мужчина с подтянутой фигурой и правильными чертами лица. В его облике чувствовалась порода, совсем как у собаки с хорошей родословной – таких любят заводить аристократы. Арлингтон приветствовал гостя с явным удовольствием.

– Спасибо, что присоединились к нам, сэр. Рад буду услышать ваше мнение. Я воспользовался шансом проконсультироваться и с госпожой Хэксби тоже – она пришла взглянуть на птичник.

Арлингтон тут же подключил доктора Рена к обсуждению конюшен Юстон-холла, и вскоре все трое оживленно беседовали, склонившись над столом, пока мы стояли в стороне. Я отметил, что Рен весьма хорош собой. С Кэт он общался в очень непринужденной, доверительной манере.

От разговора Арлингтона отвлек бой часов.

– Скоро накроют на стол. Не желаете с нами отобедать, доктор? Мы с женой сегодня трапезничаем дома.

Сославшись на занятость, Рен ответил отказом. К моему облегчению, на Кэт приглашение лорда Арлингтона не распространялось, и на этом их встреча подошла к концу. Эбботу было велено убрать планы.

Кэтрин уже прощалась с милордом, как вдруг тот вскинул руку, перебивая ее.

– Я бы хотел обсудить с вами еще один проект, – произнес он. – Однако сейчас это неудобно. В другой раз.

Кэт склонила голову:

– Как вам будет угодно, ваша светлость.

Лорд Арлингтон кивнул:

– Когда выберу время, распоряжусь, чтобы вам отправили записку.

И он отвернулся к столу, на котором по-прежнему были разложены планы. Наконец-то мне представился шанс. Я направился к Кэт: сейчас я вызовусь проводить ее на Генриетта-стрит, после того как передам его светлости докладную записку. Я надеялся, что по пути сумею сгладить возникшую между нами неловкость и, может быть, мы даже назначим дату следующей увеселительной прогулки. Но я опоздал. Меня опередил Рен. Он предложил Кэт пройти с ним через парк к Уайтхоллу и там найти для нее наемный экипаж.

Кэтрин оперлась на его руку, и они покинули комнату. Бреннан следовал за ними по пятам, точно собака. На меня госпожа Хэксби даже не оглянулась.

Арлингтон, объяснявший Эбботу, где тому надлежит хранить планы, тоже собирался уходить, но я успел встать между ним и дверью.

– Марвуд, – протянул он и ненадолго погрузился в задумчивое молчание. – Ну-ка, напомните, по какому вы делу.

– Я принес доклад, который вы желали получить от господина Уильямсона, ваша светлость, – по поводу обстановки в Дувре, особенно в порту и в замке, а также свежие отчеты о морских перевозках. Я…

– Дувр? – Арлингтон лишь отмахнулся. – Мне сейчас не до того. Отдайте свой доклад Эбботу.

Небрежный тон его светлости прозвучал наигранно. У меня возникло очень странное ощущение, как будто по непонятной причине лорд Арлингтон хочет создать у меня впечатление, что его внезапный интерес к Дувру ничего не значит.