Вот уж подумать не мог. Яна Китайцева, единственная дочь Романа Китайцева, владельца одной из самых известных ювелирных сетей. И единственная, с кем этот Роман никогда не мог справиться. Она никогда никого не слушала и никогда никого к себе не подпускала. Но видимо моя недотрога смогла тронуть ее сердце и когда я орал в коридоре на Рея и Мелкого и мне никто ничего не мог объяснить, то услышал:

— Вай-вай, какие люди и без охраны?

— Яна, тебе чего? А ну, вали отсюда.

— Ох, Тимурчик, ты кажется, забыл, с кем разговариваешь? — елейно пропела стерва, — впрочем, я приходила помочь, не надо? Ладно, можешь хоть убить этих глупых мажоров.

После этого она, не дожидаясь ответа просто уходит.

— А ну, стой.

Разворачивается и растягивает губы в змеиной улыбке.

— Что ты знаешь?

— Вопрос в том, чего не знаешь ты?

— Яна, прекращай. Что сегодня было с Аней?

— А что мне за это будет?

Сам не понял как, но в долю секунды я оказался около этой мегеры и схватил ее за горло, не больно, а только, чтобы показать, кто тут главный.

— Говори.

— Ох, ладно тебе, расскажу. Напугал так, что, у-у-у-у, — переиграла стерва. И совсем не испугалась.

Усмехаюсь и отпускаю мегеру.

— Аня твоя опоздала сильно, но на соревнования я ее записала. Она была очень взбудоражена, ушла в раздевалку, а вышел уже совсем другой человек.

— Да-да, она и меня после заплыва отшила, — вклинивается Рей в разговор.

Мы с Яной, не сговариваясь, кидаем на него такие взгляды, что он сразу замолкает.

— Перед произвольной программой оказалось, что ей порезали купальник, — невозмутимо продолжает Яна, — запасного не было, но был какой-то смешной, с кошкой. Она хотела отказаться выступать, но я ее убедила. А потом ко мне подскочил этот, — она указала на Кира и попросил изменить музыку.

Перевожу взгляд на Кира, а тот выдает:

— Тина исполнила ее программу, передала привет от тебя и исчезла. Решил включить песню про черного кота.

— И это было феерично, — влезает Рей.

— Склонна согласиться, — говорит Яна.

— А дальше ты сам видел. Так что советую тебе побыстрее ее найти и все объяснить.

Незамедлительно следую совету, разворачиваюсь и стремительным шагом покидаю спортивный корпус. Только в конце коридора оборачиваюсь и кидаю:

— Спасибо.

Все троя выглядят ошеломленными. Я и сам в шоке. Но нужно успеть поймать недотрогу.

Не успел.

На звонки не отвечает, в дом не пустила.

Неужели для нее это все ничего не значит? Неужели только у меня сейчас ощущение, что меня режут без ножа? Я впервые за последние много лет не знаю, что делать.

Аня появляется на второй день. Она просто подходит к машине и стучится в окно. Открываю.

— Здравствуй, Тимур. У тебя тут какие-то дела? Или ты хотел со мной поговорить?

— Хотел поговорить.

— Что ж, давай поговорим.

Выхожу из машины. Пытаюсь разглядеть в ее глазах хоть каплю того тепла, которые они мне всегда дарили, но там сплошной штиль. Никаких эмоций. Ее будто выключили.

— Аня, я люблю тебя.

Хотел сказать совершенно другое, но мой рот выдал это. Сам в шоке. А недотрога…засмеялась. Но не тепло, а как-то цинично что ли. Так, как я думал, она не умеет.

— Я тебя услышала, Тимур. Что-то еще?

— Ты мне не веришь?

Не знаю, зачем спрашиваю. Вижу, что не верит.

— Что еще тебе от меня надо? — она тяжело вздыхает и в ее глазах проскакивает такая боль, что меня чуть не сбивает с ног. Цепляюсь за тачку, чтобы не упасть. Это из-за меня?

— Аня, все не так, как ты видишь. Я ничего не делал. Для меня есть только ты. И я люблю тебя. Только тебя.

— Может как раз дело в том, что ты ничего не делал? — вопрос явно риторический, она смотрит куда-то в даль и усмехается, а потом, обращаясь ко мне говорит, — Тебе нужно от меня что-то конкретное? Если нет, то я не хочу больше пересекаться.

— Выходи за меня.

Что я сказал? Да нет, я не мог.

Ее глаза округляются от удивления, а потом она начинает хохотать. Черт, похоже я опять довел ее до срыва. Молодец. Пытаюсь подойти и обнять, чтобы успокоить, но она резко прекращает смеяться, выставляя руки вперед.

— Все, Тимур, хватит. Повеселился? Я тоже. Так как ты ничего не назвал, то я ухожу. И не хочу тебя больше видеть, — говорит она, разворачивается и уходит.

А я не знаю, что делать.

Несколько часов спустя

— Привет, пап.

— О, Тимур, привет. Только хотел тебе звонить. Ты вчера чудесно себя показал. Вот держи, твоя доля компании под твое управление, — сходу начинает отец.

Приятно, конечно, но все это без моей недотроги мне ни к чему. Осталось кое-что узнать.

— Это Тина тебя подговорила меня вчера занять?

Лицо отца из добродушного делается серьезным и холодным. Пока он переваривает информацию, забираю у него бумаги и подписываю их. Делаю фото. Судя по всему, это каким-то образом успокаивает отца.

— Да, это так.

— Хорошо.

Отец в удивлении вскидывает брови, я же лезу на специальный сайт, чтобы проверить не липа ли эти бумаги. Все давно уже изначально фиксируется в электронном виде. Не липа. Отлично.

— Хорошо, и все?

— Нет, почему. Я не знаю, что и как ты сделаешь. Но Смирнова Аня должна согласиться за меня выйти. Иначе я разорю эту компанию.

Встаю и ухожу. Последнее, что слышу, это:

— Поздравляю, сынок.

Потом дверь закрывается, и я уезжаю. Вот не верю, что у отца получится. Внутри сплошная пустота. И я сделаю так, чтобы у всех вокруг внутри было то же самое. За боль моей девочки.

АНЯ

Вечером в воскресенье, как только я узнаю, что выиграла соревнования и меня готов спонсировать сам университет, в дверь раздается звонок. Мама открывает дверь и из гостиной слышу, как падает на пол ее челюсть. Непроизвольно сама выглядываю в коридор.

Ой-ёй.

Выбегаю маме на помощь.

— Добрый вечер, Петр Аркадьевич. Какими судьбами?

— Добрый-добрый, Анечка. Да вот, дело к вам есть. Пустите старика чаю напиться?

Таким людям не отказывают. Кидаю на маму предостерегающий взгляд, и она закрывает рот.

— Конечно, просим к нашему столу.

— Простите, что так невежливо напросился в гости. И простите, уважаемая, но мне очень надо поговорить с вами тет-а-тет.

— Конечно.

Отец Тимура и моя мать скрываются на кухне, проходит не более пяти минут, а когда они выходят, то Петр Аркадьевич выглядит подозрительно довольным, а вот моя мама бледная и растерянная.

— Анна, позвольте теперь поговорить с вами с глазу на глаз.

Захожу на кухню, Петр Аркадьевич сам закрывает дверь.

— Можно на ты?

Киваю. Редко когда такие люди тебя о таком спрашивают. Точнее, практически никогда.

— Хорошо, тогда ко мне можешь обращаться дядя Петя, — говорит он и я прямо чувствую, как мои глаза увеличиваются в размерах, — а лучше просто папа.

Дайте мне воды. А еще лучше ведро ледяной воды прямо на голову. Я же смогу не засмеяться?

Стараюсь сдержаться из последних сил, и «папа» этим пользуется.

Он постепенно начинает свой рассказ, как его четырнадцатилетний сын влюбился в простую девчонку. Пытался обратить на себя ее внимание, но ей было все равно. Как потом замкнулся в себе на несколько лет и просил отправить его на плавание. Как в этом году решил проспонсировать соревнования. И наконец, как он сказал, забыл о том увлечении. Как пришел недавно устраиваться на работу и пахал. Как пришла Тина и попросила его отвлечь.

Если перед этим рассказом я сидела в шоке, то сейчас я ошеломлена настолько, что даже не могу закрыть рот.

— В общем, дочка, подумай. Я знаю своего сына, он слов на ветер не бросает. Сказал жениться, значит, жениться. И, это же ты тогда девять лет назад на дне рождении научила маленькую девочку плавать?

Вопрос явно был адресован не мне. Поскольку он сразу встал и направился на выход. Этим он просто говорил, что… не может быть.