Степанов благодарно прижимает руки к груди. Потом отвечает на вызов. Слушает пару секунд переговорник, потом глубоко и чуть обреченно вздыхает.

— Рысев ведь, правильно? — уточняет Степанов. На этих словах легкая печать доброжелательности на лице Кошкина внезапно рассыпается. Маг словно внезапно себя осознает в приемной ректора. — Естественно, а то уж больно всё хорошо идет, слишком легко, без сложностей. Вы же хотите что-нибудь мне сообщить?

— Конечно. Это был ректор. И на это есть доказательства, — раздается голос Рысева из переговорника. — Его описал глава группы контрабандистов, которые попытались продать меня в рабство османам. Под официальную запись описал. Санкция на арест уже выслана.

Безопасник пару секунд словно не понимает, что с ним происходит, после чего с него слезает доброжелательность и день с розовыми поняшами внезапно превращается в обычный серый день оперативника. Снова. Степанов даже вздыхает обреченно.

— Господин Зимородов, вы арестованы! — произносит безопасник, оборачиваясь.

— Как же вы мне противны все, бездари, — ректор словно снимает маску. Кленов и рыжая магиня все еще непонимающе осматриваются. А вот Кошкин опять почти белеет от гнева. — И что вы мне сделаете, Степанов? У вас дажи санкции еще нет. Вот как будет — заходите, я подумаю. Хотя нет. Я подумал — утритесь своей санкцией.

Маг глубоко вздыхает, и на присутствующих словно опускается каменная плита. Зимородов отпускает свое давление магии. И сейчас всем в приемной становится понятно, что маг не так уж и далек от выхода за категории. А может уже там.

— Я пойду. Знаете ли, дел много, а с вами я только время теряю, — ректор опять доходит до сейфа, и забирает нужное себе. — Вы меня даже останавливать без санкции не имеете права, — в лицо смеется Степанову маг. И попытки ментально воздействовать бросьте — не в вашей я весовой категории, совсем. — Обрывает маг попытку Степанова взять его под контроль. — Заметьте, я бы мог вас сейчас убить, но не сделал этого! Я невероятно сдержан!

— Как вы изменили наше состояние? Я проверял себя на внушения! — спрашивает Степанов. — его точно не было, и наваждений никаких — тоже!

— Отвечу, просто из вежливости. Вы недооцениваете силу зелий, знаете ли. А пространство вокруг себя, маг моей силы может контролировать очень качественно, но вы это и так знаете, я уверен. Так что простая взвесь зелья дружелюбия с моим сигнификатором. — Ректор отворачивается от присутствующих. — Всё, я ушел.

— Вы мерзавец! — в спину Зимородову говорит Кошкин. — И Род твой, Род трусов!

Зимородов останавливается, и медленно разворачивается. Склоняет голову набок.

— Хитро, Борис Васильевич, хитро. Не вызвать я вас не могу, безусловно. Вы здесь единственный, кого проигнорировать нельзя без ущерба чести, и убивать вас всех я тоже не могу — очевидно же, что слишком много кто знает, куда вы направлялись.

Конечно же, дуэль до смерти, или потери возможности продолжать бой — эти условия вы не принять не можете, после ваших-то фраз, — спокойно довольно-таки говорит ректор. Рыжая магиня на этих словах словно просыпается и вцепляется в плечо Кошкину. — Секунданты тоже есть, вот. — Кивает на присутствующих. — Хотя, конечно, из них те еще свидетели — рылом не вышли. Все же из быдла, ну? Вы вот Кошкин, тоже граф. Почему вы с ними, а не с нами? А? Ладно. Чего вы вообще хотите этим добиться? Вы же, извините, слабосилок. Второй ранг. Вам до меня еще категория, как минимум, а то и полторы. Это же бездна, Борис Васильевич! Вы самое большее, меня притормозите минут на десять. И всё. Я пойду дальше, а вас просто больше не будет.

— Из-за вас я не мог вернуться в столицу, вы уничтожали всех моих учеников! — холодно говорит Кошкин. Рыжая магиня словно возвращается к жизни и со злобой поднимает взгляд на ректора.

— Ну да, и что? — удивляется маг. — Мне за это хорошо заплатили. И не один раз. Да и уничтожал я быдло. Кто же виноват, что вы не принимаете в ученики дворян, которых я вам рекомендую? Сами виноваты. Эти плебеи неспособны даже оценить красоту великого Дара Магии, что по недосмотру богов у них появился. Они пользователи, чернь. Так было бы кого жалеть, Кошкин! Да и кроме того, ну а кем мне прикажете замещать вашу должность? Гении на дороге не валяются. А так сразу три результата одним ударом. Вы невероятно выигрышный сотрудник… Были, к сожалению. Пойдемте уже.

Клавдия Сергеевна, и нечего на меня так смотреть. Вы не дотягиваете до меня еще больше, чем ваш объект интереса. Но вы хотя бы в бою бывали. Что ж, будете ассистировать Борису. Думаю одну из арен мы все же можем занять.

В молчании все преподаватели и безопасник выдвигаются к дуэльным аренам.

В принципе, сейчас около арен даже и лицеистов нет рано еще, идут лекции. Только обслуживающие маги что-то, как всегда, настраивают.

— Борь… — начинает магиня. Она всю дорогу пытается найти какие-то слова, но раз за разом замолкает.

— Не надо. Я в себе уверен. — Почти тепло, но все же больше равнодушно говорит Борис и заходит на песок арены. Почти. Рыжая магиня цепляется за это слово.

Ректор спокойно снимает амулеты и отдает распорядителю переговорник. И тоже заходит на песок. Легко, даже радостно вздыхает.

— Борь, а хорошо ведь, а? — улыбается маг. Легко переступает ногами, чего совсем не ожидаешь, при его-то комплекции. — Не ожидал, да? — смеется. — Что может быть лучше схватки? Как же мне надоело сидение в кабинете, ты бы знал! — улыбка резко пропадает. — И про Род ты зря сказал, Борис. Так бы умер быстро.

Говорю со Степановым, и с каждым словом мне становится чуть беспокойнее. Не сильно, но довольно заметно. И это довольно странно — вроде не с чего. Даже оглядываюсь. Тревожно. В Поле опасности тоже никакой нет, ладно. Прислушиваюсь к себе. Нет, точно не непосредственно. Ближайшее будущее вроде безопасно, кораблю нормально, находящимся здесь вроде тоже. Нет. Со мной непосредственно не связано.

Слышу тихий разговор на повышенных тонах. Так. Вхожу в кают-компанию.

У входа пятеро военных чего-то эмоционально доказывают Стасу. Тот с ними соглашается, но в тоже время, не пускает их дальше предбанника. И готов идти на конфликт, но не пускать. При этом все эти повышенные тона и эмоции проходят шепотом, так как целители продолжают работать, и военные этому уделяют больше внимания, чем непонятному флегматичному, в общем-то парню, стоящему у них на пути.

— Что случилось? Кто вы? — быстро пересекаю кают-компанию. Нет, тревожность не связана с этими ребятами. Это отдельное чувство.

— Мы команда на перегон. — Тихо, но настойчиво говорит главный в этой пятерке. — Пацан, позови хозяина корабля, или просто начальство. Мы доложимся и уберемся к чертям, раз мы не нужны. Нас и так из увольнительной сдернули.

— Спокойно, господа, — слегка улыбаюсь я. — Я хозяин, а вызвал вас представитель имперской безопасности, так что и отпустить может только он. — военные подбираются. — Сейчас он занят. Правда. Там допрос, и его вам лучше не прерывать. Но вы можете расположиться здесь, подождать, если не будете мешать нашим целителям.

— Да, я вижу, что у вас тут лазарет. Не боись, не побеспокоим, — кивает военный. Представляется. — Можешь меня звать Климом, парень. Ты точно хозяин этого агрегата?

— Да. Документы пока не покажу, но распоряжаться могу.

— Тогда я тут посижу, а моих орлов может проводишь в рубку и машинное отделение, а? Надо посмотреть, с чем работать придется. — Клим оглядывается.

— Не вопрос. Кто идет в рубку? — спрашиваю у военных. Один из них кивает. Киваю в ответ. — Так, тогда вы со мной, а остальные со Стасом. — Обращаюсь к сокоманднику Ольги. — Поможешь? — тот кивает. Машет рукой, и трое из военных тихо, почти на цыпочках, проходят мимо целителей к двери на лестницу в машинное отделение.

Клим устраивается на одном из стульев, а я запускаю в рубку еще одного военного.

— Так. Примерно понятно, — окидывает взглядом рулевую аппаратуру. — Куда простраивать путь?