Д о д д. Дальше?
Р а й т. Дальнейшее будет зависеть от вас. Можно обвинить Берга в выдаче национальных секретов России, на этом основании его изолировать и потом заставить продолжать работу для нас. Можно, напротив, взять его под защиту и тем самым морально его связать… Я уж не говорю о том, что такая комбинация вполне устроит наших дипломатов. Они сделают из этого сенсацию на заседании Объединенных Наций…
Д о д д. Хорошо… У меня к вам больше нет вопросов, Райт.
Р а й т. Всего хорошего, мистер Додд. (Выходит из кабинета.)
Додд смотрит на часы, нажимает звонок.
Появляется Т о м с о н.
Т о м с о н. Прибыл мистер Джексон.
Д о д д. Просите, просите.
Входит председатель Ассоциации промышленников
Д ж е к с о н.
Д ж е к с о н. Здравствуйте, Генри. Я нарочно приехал раньше, чтобы ознакомиться с заключением экспертизы.
Д о д д. Очень рад, Эстебан. Правда, что акции вашего концерна упали на два пункта?
Д ж е к с о н. Чепуха… Значит, послушаем заключение экспертов?
Додд нажимает звонок, и сразу появляется Г р е й в у д.
Профессор Грейвуд, огласите заключение.
Г р е й в у д. Слушаю. (Читает.) «Комиссия экспертов дает свое заключение на основании материалов, предоставленных в их распоряжение правительством Штатов; в частности, нами были получены данные военной и экономической разведок, доклады американского посольства в Москве, индексы, разработанные Национальным институтом экономики и промышленно-финансовых потенциалов, затем…»
Д ж е к с о н. Понятно. Выводы?
Г р е й в у д. Вывод первый: Советский Союз не владеет секретом атомной энергии, хотя, по-видимому, работает в этом направлении. Вывод второй: даже если советским ученым удастся разгадать этот секрет, они по крайней мере в течение десяти лет не смогут создать атомной бомбы по причинам технико-экономическим. Вывод третий: экспертиза считает, что в течение десяти лет Соединенные Штаты могут считать себя монопольным обладателем атомного оружия. Я кончил, мистер Джексон.
Д ж е к с о н. Понятно, профессор. Нужно продолжать производство бомб. Однако в связи с реакцией на Хиросиму надо уверить наших физиков, что бомбы впредь изготовляются исключительно для научных опытов и экспериментов…
Г р е й в у д. Понимаю, сэр.
Д ж е к с о н. Сейчас мы поедем на совещание Ассоциации промышленников. Надо их тоже ознакомить с заключением.
Д о д д. Заключение экспертизы подтверждает правильность занятой нами позиции. Теперь, когда мир узнал, чем это пахнет, полезно напомнить о том, что мы монопольно владеем этим оружием. Это облегчит выполнение наших промышленных, финансовых и экспортных планов. Скажу точнее – это обеспечит политическое и экономическое господство Соединенных Штатов… Наше господство, Джексон! (После значительной паузы.) Поблагодарим Всевышнего и поздравим друг друга. Теперь мы можем начать новую войну, которая вначале будет войной нервов, дипломатических сражений, психических атак – холодной войной…
Картина шестая
Снова терраса дома, в котором живет Берг. Летний вечер. При открытии занавеса на сцене – Е л е н а, сервирующая чайный стол. Входит Б е р г.
Б е р г (целуя Елену). Добрый вечер, дитя мое. Где Арне?
Е л е н а. Он уехал в город, отец.
Б е р г. Скоро должна приехать фру Ирина. Я заезжал на Ассамблею, мы сговорились, что сразу после заседания она приедет к нам…
Е л е н а. Я так хочу ее видеть… Она очень изменилась?
Б е р г. У нее случилось большое горе. Под Сталинградом погиб ее единственный сын.
Е л е н а. Какое несчастье!.. И она ни слова не писала об этом.
Б е р г. Да, лишь вчера она мне рассказала о своем горе. (Задумчиво.) Она изменилась, как изменились все мы. Изменилась и ты, моя девочка. Я давно хочу тебя спросить: почему ты стала такой тихой, задумчивой?.. Ты раньше была так жизнерадостна и весела… Что с тобой, Елена? Скажи мне прямо. (Пытливо глядит на нее.)
Е л е н а (отводя глаза). Я просто повзрослела, отец… Нельзя же только прыгать и думать о лыжах… И потом…
Б е р г. Что потом?
Е л е н а. Вероятно, ностальгия – тоска по родине…
Б е р г. И ничего больше?
Е л е н а. Ну что же может быть еще? Ты так ласков со мной… и Арне… Он тоже…
Б е р г (со вздохом облегчения). Значит, мне показалось. Ты знаешь, как мне дорого твое счастье, Елена… (Глядя на часы.) Я хочу заехать за цветами для нашей гостьи… (Выходит.)
Елена остается одна. Пауза. Елена в раздумье садится за рояль, начинает что-то играть. Раздается стук в дверь.
Е л е н а. Войдите!
Входит И р и н а, на ней строгий синий костюм.
Фру Ирина!.. (Порывисто бросается к ней, обнимает ее.)
И р и н а. Ну, покажитесь, покажитесь, дорогая Елена! (Поворачивает Елену к окну, с интересом разглядывает ее.) Да, совсем взрослая… Как мчится жизнь!.. А я все еще помню вас худенькой, шаловливой девочкой, которой так нравились ленинградские конфеты «Мишка». Кстати, вот они… (Передает коробку конфет.) Признаюсь, я так и не знала, что вам нравилось больше – конфеты или изображение медвежат на обертке…
Е л е н а (улыбаясь). И то, и другое. Благодарю за внимание, фру Ирина.
И р и н а. Я теперь и не знаю, как вас называть. Ведь вы уже дама…
Е л е н а. Очень прошу – называйте меня, как прежде, по имени.
И р и н а (садясь). Охотно. Итак, дорогая Елена, мы замужем, мы любим мужа, мы счастливы?
Е л е н а. Да… (Отводит взгляд.)
И р и н а (обнимая ее). А почему немного грустные глаза? Или мне показалось?
Е л е н а. Я скучаю по родине… Мне очень одиноко здесь…
И р и н а. Понимаю…
Е л е н а. Если б вы знали, как хочется домой!.. И я не понимаю, почему Арне так доволен жизнью в Америке… И потом…
Пауза.
И р и н а. Так-так…
Е л е н а (бросаясь к ней). У меня нет матери… И вообще нет здесь никого, кроме отца, а он так занят… Я не хочу его огорчать… Мне очень тяжело, фру Ирина… (Плачет.)
И р и н а (обнимая Елену, тихо). Можете сказать мне все… Как матери…
Е л е н а. Арне… Я не знаю, чего он хочет, о чем думает, о чем мечтает… Он стал совсем другим… Он смеется над моей тоской по родине… Как легко он забыл Норвегию… Иногда мне кажется, что с той же легкостью он сможет забыть меня… Скажите мне, я неправа? Я ошибаюсь?..
И р и н а. Я вам скажу то же, что сказала бы своей дочери. Самая большая, самая чистая любовь на свете – это любовь к своей родине, моя девочка… Вот почему мы, русские, говорим: мать-родина. И… И я не верю людям, не знающим этой любви…
Входит Б е р г с цветами в руках.
Б е р г. Опоздал?.. Еще раз здравствуйте, дорогая Ирина! (Передавая цветы, со старомодным поклоном.) Вот, примите в знак любви и дружбы…
И р и н а. Спасибо, мой добрый, мой милый друг!
Б е р г. Ну вот мы снова вместе… Садитесь, дорогая Ирина. Устали?
И р и н а. Да, сегодня в нашей Атомной комиссии было довольно жарко. Мы так спорили с американскими экспертами во главе с Грейвудом, что даже забыли о регламенте.
Б е р г. Ну, если даже Грейвуд забыл о регламенте, значит, спор был горячий.
И р и н а. Вы знаете, этот Грейвуд – страшный казуист. Преамбулы, оговорки, примечания, параграфы – и все для того, чтобы утопить предложения о запрете атомного оружия…
Б е р г. Да, он оказался совсем иным… Пейте чай, фру Ирина…
И р и н а. Благодарю… (Берет чашку чаю.) А здесь хорошо – океан, природа…
