— Говорите.

— А почему вы постоянно избегаете общественной нагрузки? Комсорг школы на вас жалуется, секретарь районной организации, тоже имеет к вам претензии. Так нельзя товарищ. — Иванников строго посмотрел на Никиту.

— Понимаете, товарищ второй секретарь. — Никита вздохнул. — Если я буду вынужден выбирать между боевой подготовкой и комсомольскими делами, я конечно же выберу первое. Как минимум потому, что это и есть моя комсомольская работа. Защищать страну. А говорильней у нас есть кому заниматься. У вас сколько комсомольских секретарей на зарплате? Вот они пусть и занимаются всей этой деятельностью. Воспитывают кого надо, дрессируют кого воспитывать поздно… Вот вы лично во сколько встаёте?

— А какое это имеет значение? — Возмутился комсомольский активист.

— А я в шесть утра, чтобы уже, в шесть десять, выбежать из дома на тренировку, и заниматься час, после чего, завтрак, и я еду в часть, где опять-таки занимаюсь делом порученным мне страной, и так минимум до шести вечера, а иногда и до девяти и круглосуточно. И давайте уже пусть каждый занимается своим делом. Я — войной, вы — воспитанием. Вам нужен яркий пример? Так у нас полно в Московских академиях молодых офицеров. Поговорите с их руководством, с ними самими, выберете людей, и пусть они так сказать мелькнут перед подростками. А мне-то ведь и рассказать нечего. Про что не вспомнишь, везде либо «секретно», либо «совершенно секретно», либо «государственной важности». А в линейных частях с этим как-то попроще. Вы поймите меня правильно. Вам ведь нужна воспитательная работа, а не разовое появление какого-то мутного парня из Комитета, с орденами на груди. А работу от кампанейщины отличает прежде всего системность. И вот этой системности со мной не будет, хоть застрелись. Мне просто не хватит времени. А ещё я рекомендую вам обратить внимание на парней что лечатся в нашем госпитале Бурденко. Там тоже полно героев, и вот им-то и не хватает внимания. Ну и последнее предложение. Вы же собираете в летние военные лагеря пионеров и комсомольцев? Так сделайте им какие-никакие имитаторы стрельбы в корпусах АК, да учите военному делу настоящим образом, а не вот это всё, типа речёвок, и строевой подготовки. Не ходят сейчас в атаку ни ротами, ни батальонами. И плутонгами не стреляют. Тихо, чинно-благородно просочились, перерезали боевое охранение, вошли в огневой контакт или вызвали артподдержку. В общем строевая — это самое последнее, что пригодится современному солдату. Или, например, ДОСААФ учит парней всяким военным специальностям. И что? Они сейчас призываются на общих основаниях, а ведь это готовые специалисты. Зачем их парить в учебных полках лишние полгода? Сколько ресурсов тратится зря? Пусть сразу уходят в подразделения младшими сержантами. Уверен, у комсомольской организации достаточно авторитета чтобы пробить это дело.

Загрузив комсомольского вожака, Никита двинулся к гардеробу, но вновь был перехвачен хорошенькой девицей, бежавшей во главе маленького каравана из телеоператора, и пары мужчин с чемоданами аппаратуры.

— Товарищ Калашников! — Запыхавшаяся девушка, едва успела затормозить, и упала бы, но устояла поддержанная твёрдой рукой. — Еле догнала. — Пожаловалась она, и выпрямившись посмотрела на Никиту. — Вы же не откажетесь дать нам более развёрнутое интервью?

— Мне для начала нужно согласовать с руководством сам факт интервью, затем они же подпишут список вопросов, и выделят человека который просмотрит итоговый видеоматериал. — Никита развёл руками. — Я же не вольный стрелок, а часть большой системы, и не могу просто так, раздавать интервью.

— Ну а если? — Девица призывно изогнулась, на что Никита только усмехнулся.

— Знаете, если вам так хочется присесть лет на пять, то помешать я конечно не могу, но с вами одним делом не пойду. Кстати, обвинение за разглашение тайны, может плавно перейти в шпионаж, а там совсем другие расценки. Большой удачей посчитаете пятёрку в Мордовии. — Никита коротко кивнул, и поклонился. — Честь имею.

Он уже протягивал номерок гардеробшику, как его остановили в третий раз.

— Викентий Сергеевич? — Никита знал порученца Косыгина, поэтому был несколько удивлён его появлением.

— Никита Анатольевич. — Порученец, коротко поклонился. — Алексей Николаевич, попросил вас задержаться, и присоединится к нему. — И обратившись к гардеробщице. — Одежду доставьте в двадцать восьмой зал.

— Сделаем. — мужчина кивнул, и судя по движению руки, нажал кнопку вызова.

— Не беспокойтесь, Никита Анатольевич, вашу одежду принесут наши работники. — Дубинин сделал приглашающий жест и пошёл рядом показывая дорогу. — А я признаться вас с трудом нашёл.

— Да сначала отвлёк второй секретарь московского горкома комсомола, а после дама одна с телевидения.

— Не ругались?

— Зачем? — Никита пожал плечами. — Товарищу из горкома объяснил, что у него есть варианты не хуже, чем я, а даже лучше, а даме с телевидения просто отказал, объяснив, что согласовывать интервью она должна с руководством.

— Редкое здравомыслие. — Прокомментировал референт.

— А зачем тогда нужен мозг если им не пользоваться?

— Ну, подавляющему большинству достаточно спинного, а голова, так, чтобы в неё есть.

— Вы как-то очень добры к людям, Викентий Сергеевич. — Никита негромко рассмеялся. — Полагаю большинству человечества хватит и костного мозга.

— А вы, похоже людей-то не любите. — Порученец Косыгина шутливо погрозил Никите пальцем.

— Как бы в целом — нет. — Никита покачал головой. — Как-то странно любить то, о чем не имеешь ни малейшего понятия. Уверен, что человечество в целом ко мне тоже равнодушно.

Референт кивнул, проходя мимо парней, стоявших на проходе, распахнул двери, и ввёл Никиту в зал, где за небольшим столом сидел Агуреев, Косыгин, маршал Захаров, генерал-полковник Игнатов и ещё пара незнакомых Никите мужчин.

— Проходи, садись. Дмитрий Ильич Игнатов, на правах начальника, пригласил Никиту к столу. — Спиртное не предлагаю, но вот, повара расстарались и сделали для тебя лимонад. — Председатель КГБ налил из кувшина в высокий стакан ярко-оранжевой жидкости.

— Собственно этот праздник, весь для тебя. — Косыгин поднял рюмку с коньяком салютуя. — У нас тут целая битва случилась на Совете Обороны. Все силовые министры стояли за награждение тебя званием героя, а прочие, что-то там рассказывали, что ничего мол такого, и заткнулись только тогда, когда маршал Захаров потребовал, чтобы все противники для начала совершили стратосферный прыжок. — Председатель Верховного Совета усмехнулся. — Но министра культуры нужно менять. — Он покачал головой. — Как он разорялся что выставку в цирке на Цветном бульваре провели без его визы, хотя кроме согласия директора цирка никаких разрешений не нужно. Он ещё и на Никулина наехал… придурок. А Юрий Владимирович конечно человек выдержанный, но тут и он вспылил.

— Да, ладно. — Захаров усмехнулся. — Давайте за нашего парня выпьем. Чётко, конкретно, пошёл и вытащил всех. Да ещё и дорогу нашим расчистил. А если туда заселятся парни Ахмад Шаха Масуда, их уже не выковырять.

Мужчины подняли рюмки, выпили и стали закусывать.

— Теперь по Золотой Звезде. — Министр обороны бросил острый взгляд на Никиту. — На футболке конечно носить не нужно, как и на свитере, но на выходном пиджаке — обязательно. И это не обсуждается. Кроме того, на повседневной форме, в которой ты находишься в части, также. Орденские колодки, и звезда. Это правило и не нужно его нарушать. А то вон, когда гулял с нашими актёрами, так вовсе планки не носил.

— Да пугать не хотел, товарищ маршал. — Никита с удовольствием отпил ещё лимонада и поставил стакан на стол. — Сами же знаете. Актёры такие нервные. — Он улыбнулся. — Так-то ношу, хотя порой неловко перед ветеранами. Иногда читаю за что их награждали, и просто оторопь берёт. Тот в одиночку порубал полвзвода фашистов топором, а этот с отделением удерживал плацдарм…

— Это хорошо, что ты так относишься к подвигу наших людей. — Захаров кивнул. — Но и твои действия тоже не просто погулять вышел. Сколько уже людей спас, сколько из западни вытащил.