— Доставлю домой в целости и сохранности. — Полковники пожали руки и Никита уже через несколько минут, ехал на тяжёлой Волге 24−24 по московским улицам.

— Все наши предупреждены. — Полковник, сидевший на переднем сидении перегнулся через кресло, обращаясь к Никите. — Никаких вопросов, и никаких разговоров. Подразделение сверхсекретное, и твой визит я согласовывал у самого Председателя КГБ. Ну и кроме того, тебе, как я полагаю, тоже не хочется делиться секретами…

— Да, товарищ полковник. — Никита кивнул.

База Спецотдела, располагалась в ближнем пригороде рядом с посёлком Мосрентген, чуть в отдалении, окруженная двумя рядами колючей проволоки, бетонными стенами с караульными вышками, и сложной электронной системой контроля периметра.

Машина въехала через первые ворота, остановилась, и Батин показал свои документы, затем документы Никиты, и разрешение на посещение, и только потом, раскрылись вторые ворота, пропуская их внутрь войсковой части.

Машина сразу свернула в сторону медсанчасти, и проехав ещё одни ворота и поплутав по дорожкам между одинаковых двухэтажных корпусов, остановилась.

— Второй корпус госпиталя. — Пояснил полковник, и кивнул вышедшему им навстречу мужчине в белом халате. — Николай Степанович, вот, представляю вам приглашённого специалиста.

— Товарищ полковник, я уже….

— Помолчи, Коля. — Негромко бросил полковник. — Если это поможет нашим ребятам, я сюда и патриарха с главмуллой пригоню, и сам буду молитвы читать.

Медик поник, и махнул рукой.

— Идём.

Около десятка мужчин и женщин, лежали в просторной палате, на медицинских лежанках, окутанные капельницами и диагностическими приборами.

— Нам выйти? — Спокойно спросил полковник.

— Да, чего уж там. — Никита пожал плечами, подошёл к тому что ближе и коснулся руками головы.

Заражение нанокомплексом шагран. Рекомендуется использование магемы «тал игрин олсо» Внимание есть риск частичного повреждения двигательных и когнитивных функций.

— Может остаться инвалидом. — Озвучил Никита вердикт импланта.

— Лечи. — Полковник рубанул ладонью. А то он в таком виде уже два года.

— Да. — Никита начал прорисовывать сложный узор магемы, как никогда внимательно следя за точностью линий, а когда проверил несколько раз, стал заполнять энергией чувствуя, как противно становится внутри от быстро тающего резерва. Едва удержавшись от рвотных позывов, он закончил насыщение и узор мягко опустился на человека, накрыв его полностью.

Никита отошёл от кровати, и почти упал на табуретку.

— Нужно подождать немного. Заражение слишком сильное. Но пока вложенный заряд не отработает, прикасаться не рекомендую. Всё может улететь вкривь и вкось. Никита глянул на наручные часы. — Я тоже посижу, соберусь. А то много сил потратил.

— Может тебе чаю горячего? — Полковник бросил взгляд на начальника госпиталя, но тот не отрываясь смотрел на оживающие показатели активности головного мозга, кровообращения и общего тонуса.

— Да, ебать меня кочергой, работает ведь! — Он ошалело посмотрел на Никиту, а затем перевёл взгляд на полковника. — Тащ полковник… это… работает! Да сейчас я его уже сам вытащу!

— Не суйся, тебе же парень сказал. — Спокойно ответил полковник, хотя у самого на душе до последнего «скребли кошки». В спецотделе служило совсем немного людей. Списочный состав едва ли набирался на батальон, но каждый представлял собой уникального специалиста. Рукопашник, инженер, сапёр, и ещё десятки других специальностей у одного человека. Такой офицер в бою стоил десяти спецназовцев, и потеря его — невосполнима.

Когда Батин пошёл с рапортом Нади к генералу, они долго сидели, обдумывая все возможные шаги, и на следующий день потянули за многие ниточки, чтобы к этому вечеру, организовать визит парня в часть, и наградное оружие. Но когда Слава Савельев, один из самых первых пострадавших стал оживать, он едва не расплакался, но зажав эмоции в тиски воли, стал раздавать команды, и через десять минут перед Никитой стоял поднос с чаем, и бутербродами из чёрной и красной икры, красной рыбы, и прочих деликатесов.

Через полчаса Никита восстановился достаточно, чтобы приступить к лечению второго такого же коматозника, но там всё случилось намного проще, и капитан Галиев очнулся одновременно с Савельевым. Их сразу отключили от диагностической аппаратуры, и уволокли в другую палату, А Калашников продолжил лечение, двигаясь от самых сложных к более простым.

[1] Два ноля — сленговое выражение степени секретности «Совершенно секретно», обозначаемое в документах двумя нолями.

[2] СТЭМ — студенческий театр эстрадных миниатюр.

Советские учёные и производственники совершили новый прорыв в области технологий спроектировав и построив стан по изготовлению труб большого диаметра, высокого давления. Для решения этой задачи потребовалось наладить выпуск стального листа с необходимыми характеристиками, его транспортировку, и собственно поточную сварку роботизированными автоматами, с непрерывным контролем сварного шва.

Такие трубы требуются буквально везде, в особенности для транспортировки природных богатств, таких как газ и нефть, из мест добычи на переработку.

Основной покупатель газа и нефти, Европейские страны, и внутренние потребители, производящие продукцию в том числе и на экспорт.

Правда 15 ноября 1979 года.

Чем дальше длилось лечение, тем длиннее становились паузы на отдых, и когда последний пациент — женщина лет двадцати пяти очнулась прямо во время процедуры, Никита ещё сумел скомандовать:

— Замри! — Проконтролировал, что узор отработал весь комплекс, и просто вырубился, упав бы на пол, если бы не полковник, подхвативший его на руки.

— Вот чёрт. — Батин бережно отнёс его на кушетку, положил, и оглянулся на начмеда, стоявшего со священным огнём в глазах. Словно опомнившись, он метнулся к Никите, померял пульс, проверил температуру, и зрачки.

— Переутомление. Надо ему дать бульону, да отдохнуть. — Ничего более сказать не могу. Не лечил никогда колдунов.

— Да и у меня опыт так себе. — Проворчал полковник, и обернулся на звук открываемой двери. — Дмитрий Андреевич?

Генерал вошёл в палату отметив сразу, что в ней стоит только одна кровать, на которой находилась лейтенант Зорина, хлопающая глазами, и явно «грея уши».

— Что тут у вас?

— Так вылечил всех, парень, да вон, вырубился, как стоял. — Доложил полковник. — Видать на остатках сил держался, а когда закончил лечить Зорю — всё. Полёг как озимые. Едва успел. подхватить.

— Мы можем что-то сделать? — Генерал — лейтенант Заботин оглянулся на начмеда.

— Укрепляющее точно не помешает. Бульон, да чаю сладкого.

Генерал обернулся в сторону адъютанта, стоявшего в дверях.

— Гриша, обеспечь.

И без паузы, старший лейтенант куда-то делся, словно растворился в пространстве.

Когда Никита очнулся, он находился в небольшой комнате, рядом стоял стол, на котором горела настольная лампа, и в свете её видно женское лицо, склонившееся над какой-то книгой. Рядом стоял поднос, накрытый салфеткой, и электрический чайник.

— Я где?

— Ой, мамочки. Ты проснулся. — Женщина словно подброшенная пружиной, подскочила, и потрогав ему лоб, метнулась к столу, и пододвинув стул, поставила на него поднос. — Вот, поешь. Бульончик тебе сварили, да чаю. Она налила в чашку бульон из термоса, помогла Никите сесть, и поднесла чашку к губам. Пей миленький. Пей. Если ещё захочешь, ещё приготовим. — Говорила она негромко, словно ворковала, и всё время её руки, словно жили отдельной жизнью. Что-то поправляли, перебирали, оглаживали и одёргивали. Но внимательно отслеживая все движения Никиты, она сначала напоила его бульоном, затем, вытерла губы салфеткой, и налила чая с мёдом.