— Пошли, Аустра Эдмундовна!

И они двинулись по берегу Взморья: ни дать ни взять дачник из породы "диких" со своей квартирной хозяйкой.

Так, подобно Венере, родился из пены морской Ефим Сидорович Захаров…

На южносибирском пляже Захаров пробыл до самого вечера — ему некуда было спешить. Лишь когда солнце стало садиться и с реки потянуло холодком, он стал одеваться.

Теперь в камеру хранения — она уже должна быть открыта.

Но оказалось, что учреждения южносибирского вокзала работают не точно по расписанию. Полчаса простоял Захаров у двери камеры, пока наконец появилась немолодая женщина с надменным взглядом, ярко накрашенными губами и мелко, как у барашка, завитыми волосами неопределенного цвета. Лицо у нее было мятое, невыспавшееся.

— Что вам?.. Давайте квитанцию.

Она отправилась в глубь камеры и приволокла какой-то огромный узел и корзинку.

У Захарова дрогнуло сердце.

— Это не мои вещи, — сказал он, стараясь оставаться спокойным. — У меня чемодан.

— Бросьте! На квитанции номер 625 и на узле тоже.

— 652 на узле. Ослепла, что ли?!

— Но-но, потише! — прикрикнула на него женщина. И долго еще в глубине камеры слышался ее недовольный голос, ворчавший что-то про "разных там" и "всяких там".

Наконец она принесла чемодан. Захаров принял его со вздохом облегчения. Еще бы! Без чемодана вся его миссия была бы обречена на провал…

До наступления темноты Захаров просидел в садике возле железнодорожной станции. Потом нанял такси. Не доезжая несколько улиц до бульвара Девятого января, он рассчитался с шофером и отпустил машину. Обождал, пока звук мотора замер вдали. Потом пробрался к заводской стене и, укрываясь в ее тени — уже вышла луна, — бесшумно двинулся по направлению к сторожке.

Вот и она! Теперь бросок через освещенное луной пространство к двери — метров двадцать, не больше. Но дверь закрыта. Сильный рывок — нет, не поддается. Наверное, там крючок. Еще рывок…

На этот раз повезло. Крючок вырвался из своего проржавевшего гнезда, и дверь распахнулась.

Захаров зашел в комнату и прикрыл за собой дверь. Было темно, но он хорошо ориентировался в темноте. Вот крышка погреба. Она открылась легко. О, даже лестница есть — все удобства!

Осторожно опустив крышку, Захаров включил электрический фонарик и осмотрелся. Погреб как погреб, вот только левая стена завалилась. Но это ничего. Труба проходит у другой стены.

Так и есть — кирпичная кладка. В старое время ведь не было готовых труб, их делали из кирпича. А эта труба проложена, если верить документам, больше полусотни лет назад. Ею уже давным-давно не пользуются — новая канализационная сеть проложена в другом месте.

Ну, пора за работу… Захаров открыл чемодан и вытащил оттуда металлический предмет странной формы, похожий на пистолет с заостренным концом. Это был ультразвуковой вибратор — новинка разведывательной техники, позволяющая бесшумно и быстро проникать сквозь стены. Вибратор приводился в действие электрической батареей, вмонтированной в рукоятку.

Захаров вставил заостренный конец аппарата между двумя кирпичами и нажал включатель. Послышался легкий свист.

Через несколько секунд Захаров без труда вытащил расшатанные кирпичи. Образовалось небольшое отверстие, через которое ударил спертый воздух. Захаров продолжал работать вибратором. Вскоре отверстие расширилось настолько, что в него можно было пролезть.

Толкая перед собой чемодан и согнувшись в три погибели, Захаров начал нелегкое путешествие по канализационной трубе. Пройти предстояло около трехсот метров — и чего стоил каждый десяток метров такого пути! Захаров не один раз проклял свой рост, прежде чем решил, что уже, кажется, добрался до места.

Труба уходила дальше, и луч карманного фонарика, направленный вперед, терялся где-то в темноте, словно смешивался с ней. Захаров вытащил из кармана небольшой прибор, похожий на карманные часы, и приложил к кирпичу. Нет, не здесь.

Не отнимая прибора от стены, он прошел немного дальше. Наконец стрелка на циферблате прибора, колебавшаяся между цифрами "300" и "400", упала до цифры "30". Захаров остановился. Прибор показывал толщину стены или земляного слоя в сантиметрах. Значит, здесь то место, до которого Ефремов проложил ход из котельной.

Он снова пустил в ход ультразвуковой вибратор и вскоре предстал перед удивленным Ефремовым, сидевшим у открытой топки в просторном помещении котельной.

— Ну и ну! — развел тот руками.

— Я же говорил, что пройду сквозь стену, Василий Тимофеевич. Как печь?

— Только что закончил топку.

— Значит, там жарковато… — Захаров вытащил из чемодана тщательно свернутую одежду из блестящей серовато-голубой материи, похожую на комбинезон. — Дверь в котельную закрыта? — спросил он, вдруг понижая голос до шепота.

— Закрыта. Не бойсь, Ефим Сидорович, здесь нас никто не услышит. Одна дверь, потом другая.

Захаров облачился в странный костюм со шлемом.

— Затяни их потуже, Василий Тимофеевич, — попросил он, указывая на гайки по обе стороны шлема.

Ефремов выполнил просьбу.

— Чисто водолаз, — усмехнулся он.

— Не водолаз, а огнелаз, — поправил Захаров, и голос его прозвучал глухо, как в бочке. — В этом костюме, пока хватит кислороду, можно спокойно жариться хоть на чертовой сковородке в аду. Вот бы захватить его с собой на тот свет, а?

Ефремов насупился. Он был суеверным, и шутка не пришлась ему по душе.

На глазах Ефремова Захаров пролез в топку, спокойно зашагал по раскаленным углям, на которых танцевали еще синие язычки пламени, и, пригнувшись, исчез в дымоходе.

— Дьявол, чисто дьявол, — шептал пораженный Ефремов.

Захаров медленно поднимался вверх по дымоходной трубе. Это было не особенно трудно: металлические скобы, заменявшие ступеньки, располагались близко друг от друга. Но огнеупорный комбинезон сковывал движения.

Вот он достиг выступа, где дымоходная труба резко сужалась и из четырехгранной становилась круглой. Здесь Захаров остановился. Прикрепив себя к скобе с помощью пояса, сделанного из того же огнестойкого материала, он расстегнул карман и вытащил ультразвуковой вибратор.

Прокаленный кирпич дымохода поддавался медленно. Приходилось откалывать кусок за куском. Но вот дело пошло быстрее — вибратор добрался до стены здания. Он входил в крепчайший цементный раствор между кирпичами, словно гвоздь в песок…

Комната-сейф… Как и предполагал Захаров, стальные листы ограждали ее лишь с трех сторон. Четвертая стена была сплошной, без окон, двойной кирпичной кладки. Никому и в голову не приходило, что здесь тоже нужно поставить стальную ограду.

На полках в запечатанных папках и рулонах лежали чертежи и документация. Захаров принялся за работу. Отобрал чертежи, казавшиеся ему наиболее важными, и стал их фотографировать. Он работал с помощью особой фотопленки, чувствительной к инфракрасным лучам, которые излучались нагретой жарким воздухом бумагой.

Закончив съемку, Захаров спустился обратно в котельную. Теперь, когда главное уже было сделано, им овладело лихорадочное возбуждение. Скорей отсюда, скорей!

— Все, Василий Тимофеевич… Деньги, считай, твои. Заработаны честно. Завтра получишь.

Он быстро сбросил огнеупорный костюм и уложил его в чемодан вместе с ультразвуковым вибратором.

— Давай веревку, я тебя свяжу… Быстрей, быстрей!

— Погоди, я сначала двери отворю.

— Зачем?

— Так лучше. Я скажу, что ты через дверь вошел, а через трубу ушел. Иначе мне могут не поверить, что я не слышал, как ты здесь стену ломал.

— Скорей!

Вернувшись, Ефремов с готовностью протянул обе руки Захарову.

— Вяжи, Ефим Сидорович, только покрепче. А тряпки вот…

Через несколько минут Ефремов со связанными руками и ногами лежал на полу котельной.

— Прощай, Василий Тимофеевич!

Захаров заткнул ему тряпками рот, взял чемодан и пополз через ход к канализационной трубе. Возле трубы он остановился и открыл чемодан. В самом его низу лежало несколько синих пакетиков с надписью: "Рафинад кусковой. Чистый вес пятьсот граммов. Винницкий сахарный завод". Соединив эти пакетики проводом, Захаров завел часовой механизм, помещавшийся тут же, в одном из пакетиков, снова закрыл чемодан и положил его на землю. Потом полез через пролом.