– Конечно справишься, ты у меня умный. Ты сможешь. Да, сможешь. – Она повторяла одну и ту же фразу без остановки, точно мантру, а потом расплакалась.

– Тогда пообещай, – мягко произнес Хванхи.

– Что?

– Ты пойдешь к врачу и начнешь лечиться. Только в этом случае я продолжу учиться.

Мама долго думала над ответом, потом вытерла слезы и кивнула:

– Хорошо, обещаю.

– И еще кое-что.

– Еще?

– Не трогай моих друзей даже под предлогом заботы обо мне. Не хочу потом все расхлебывать. Если подобное повторится, я брошу школу.

– Ладно, поняла. Только перестань говорить такие страшные вещи.

– Мам, пожалуйста, хватит нервничать. Выход есть всегда, и не один. – Хванхи обнял маму и выдохнул с облегчением.

Пока Хванхи успокаивал мать, Хён лежал на кровати в подсобке и обдумывал события прошлой ночи и сегодняшнего дня.

Утром он сидел у окна и смотрел на небо. Остался всего месяц.

Посланник смерти, внезапно появившийся среди ночи, напомнил о том, что Хён и сам прекрасно знал:

– Времени мало. Тебе надо вспомнить как можно быстрее.

– Я понял принцип, но пока ничего не получается.

– Прислушайся к своему сердцу. Все зависит лишь от тебя, – произнес тот и растворился в ночи.

Хён заметно нервничал. Молодой человек жил в магазине уже два месяца, но детство – единственное цельное воспоминание.

После парка аттракционов он перепробовал многое, и только случай с Хаын помог вернуть часть прошлого. Остальные отрывки, возникавшие в его голове, больше походили на размытые чувства.

Хён боялся, что больше ничего не вспомнит. Но еще сильнее пугала привязанность к этому миру. Перед исчезновением посланник смерти тоже это упомянул. Казалось, он читал его мысли.

Хён задумался: раз он не хочет покидать этот мир, значит, станет злым духом и навредит Танби? Молодой человек смотрел на небо, не зная, что делать дальше. Вдруг перед магазином появился Хванхи, хотя должен был находиться в школе. Хён знал, что сегодня день экзамена, – Танби твердила об этом без остановки.

Хванхи выглядел потерянным. Хён отвел юношу на склад и позволил там отдохнуть, хотя и не понимал, в чем же дело. Хванхи, увидев интерьер склада, сильно удивился, но решил не расспрашивать, молча лег в золотую кровать и забылся глубоким сном.

Проснулся Хванхи только к обеду. Он выглядел отдохнувшим и спокойным.

– С тобой точно все в порядке? – поинтересовался Хён, пока они ждали доставку еды.

– Нет, не в порядке. Мне страшно, но я должен покончить со всем именно сейчас. Иначе это будет тянуться до конца жизни.

– Что ты имеешь в виду под «покончить»?

– Покончить и разорвать порочный круг, который сам создал вокруг себя. Мне было жалко маму, но больше я так жить не хочу, – сказал он, уплетая обед.

– Хванхи, – мягко позвал его Хён.

– Что?

– Я думал, ты типичный ботаник, а на деле – парень что надо. Молодец!

Хванхи смущенно улыбнулся. Пути назад уже не было, но юношу не покидало чувство страха и тревоги. Однако после слов Хёна он немного осмелел и повеселел. Хванхи окончательно осознал, что его поступок может сильно изменить будущее.

Хён принес им воду и стаканчики. Хванхи наполнил один из них и передал собеседнику. В какой-то момент их руки соприкоснулись. Внезапно глаза Хёна расширились, он откинулся назад и застонал.

– Что такое? Где болит? – обеспокоенно спросил Хванхи.

– Все хорошо, голова немного закружилась, – заверил парень и сделал глоток.

Еще одно воспоминание. И в этот раз намного длиннее.

Хён и Сокки сдружились. В свободное время они вдвоем часто гуляли и играли.

Хён очень любил лошадей. Когда мальчик мчался верхом, словно ветер, ему казалось, что они с конем сливались в единое целое. Он часто развлекал Сокки своими трюками на лошади. Глядя на него, Сокки думал: как было бы хорошо, если бы Хён родился в обычной семье. Иногда они искали красивое место и соревновались в написании пейзажей, а когда отец ругал Хёна, молча бродили по окрестностям. Хён и Сокки делили и горе, и радость. Именно тогда их дружба стала крепкой, как гранит.

В шестнадцать лет Хён поступил в Академию придворных художников, а в девятнадцать – успешно закончил ее и был принят на государственную службу. Когда Хён стал художником, Сокки подарил ему тубус, который сделал своими руками. За основу он взял качественную древесину, обил ее кожей и даже заказал специальные металлические застежки. Юноша долго тренировался, чтобы правильно написать на нем имя друга.

– Ты правда сделал его сам? – изумленно спросил Хён.

– Нравится?

– Конечно! Как мне может не понравиться твой подарок? Такого тубуса нет больше ни у кого в Чосоне. Спасибо, не расстанусь с ним до самой смерти.

Сокки широко улыбнулся. Он был благодарен Хёну, что тот общался на равных, как в детстве, невзирая на чины.

Хён постоянно пропадал в мастерской. Сокки тоже был занят: раньше он писал картины только по ночам, а теперь занимался этим и днем.

Но и про развлечения друзья не забывали. Иногда они рисовали смешные карикатуры и подкладывали их друг другу в тубусы или прятали там разные фрукты. А однажды на Сокки оттуда вообще выпрыгнула лягушка.

Но затеяли эту забаву юноши не просто так. Хён предложил Сокки меняться тубусами, чтобы тот мог попробовать в деле хорошие кисти. Иногда он подкладывал другу дорогие сладости или еще что-нибудь на перекус. Тубус стал связующей нитью между их мирами.

Несмотря на занятость, они болтали ночами напролет. Хён рассказывал о работе в мастерской, а Сокки – про свои рисунки и хозяина. Разговор всегда заканчивался одинаково. Сокки просил Хёна не забывать, что отец очень дорожит сыном и переживает за него, а друг долго смотрел вдаль и отвечал привычными фразами. И лишь багряный закат напоминал об ушедшем детстве.

Однажды осенью Хён предложил Сокки встретиться на крутом берегу реки – надо было поговорить. Он пытался унять дрожь в голосе, но получалось плохо.

– Сокки, хочешь стать моим братом?

– Что? – Тот подскочил с травы, сел и непонимающе посмотрел на друга.

– Будешь моим братом?

Лицо Сокки помрачнело. Внезапно юноша вспомнил о своем происхождении. По положению он не мог считаться ему даже другом, а уж братом – тем более.

– Господин, я не могу быть даже вашим компаньоном, – внезапно уважительно произнес он.

– Почему? Разве я не могу сам выбрать, кого хочу считать родней? Я не выбирал, в какой семье родиться.

– Вы уверены? Я же сын слуги. Как я могу…

– А кого волнует? Я тоже не голубых кровей. И не знаю людей благороднее и честнее тебя.

– Господин!

– Сокки, жизнь для меня полна загадок. Почему я родился в семье художника? Почему больше люблю рассекать воздух верхом на лошади, нежели рисовать? Почему мне так интересен мир за пределами мастерской? И отчего отец никак не может с этим смириться, хотя знает, что я не желаю быть художником? А главное – почему природа одарила тебя уникальным талантом, но ты не можешь показать его другим? Где здесь справедливость?

– Кто я такой, чтобы рассуждать о справедливости…

– Будь ты моим кровным братом, все были бы счастливы. А так страдает каждый: и отец, и я, и ты. Поэтому предлагаю нам стать назваными братьями. – На глаза Хёна навернулись слезы.

Сокки тоже шмыгал носом. Хён поднял вопросы, которые он давно задавал себе сам. Вопросы, которые не смел даже произнести вслух. Разве для становления семьей достаточно одних лишь слов? В тот день они пообещали стать друг другу братьями. Сокки был готов на все ради Хёна, а Хён – ради Сокки, своего единственного брата.

Однажды ночью хозяин позвал Сокки в свои покои. Такое случалось нередко, но в тот день юноша чувствовал – что-то изменилось. Хозяин показал ему рисунок какой-то церемонии. Сокки знал, что это один из ритуалов королевской семьи.