«А на кого они…»

И тут Ленор меня перебила: «Ну на жука хотя бы какого-нибудь! Богомола! Или на.. ну не знаю.. кальмара».

«То есть встреть ты говорящего кальмара, расхаживающего по городу, так сразу бы поверила, что он пришелец?»

Ленор рассмеялась: «Наверное.. не знаю.. а ты вон говоришь по-нашему, и вообще…»

Я поглядел в сторону, припомнив слова двойника: «Ты-то можешь быть почти как они, порода такая». И как кальмар. И как богомол. И как чёрт-те-что ещё. Сколько форм Он на нас перемерил, ни в сказке сказать, ни пером написать! А могу я быть собой вообще? И какой он, этот я?

Внезапно я спросил: «Почему тот мертвец пришёл ко мне?»

Покойница наморщила лоб: «Потому что наверняка у него тоже клеймо стояло, как и у меня – никто из навьих с такими не связывается – себе дороже. Ну и рот зашивают им, чтоб на помощь не позвали близких там или кого ещё, медиумов, спиритов, ну мало ли. А тут он просто шлялся, видать, окрест – сильно далеко от тела-то не убежишь, ну и повезло бедолажке: нашёл-таки дурака».

Что тут скажешь? Вот я и промолчал.

«Ну пока-пока!» – вывел меня из оцепенения окрик Ленор. Я рассеянно помахал рукой в ответ. И снова остался один.

Глава

XX

. Фамильяр.

В мутном небе размытый контур тонкого с волосок месяца еле просвечивал сквозь плотную текстуру туч. Будь я человеком, а не бледной тенью его, мне, должно быть, стало бы неуютно на холодных гранитных ступенях у тёмной как нефть воды. И от заупокойных стонов ветра нервно замирало б сердце, и в жилах стыла бы кровь в некоем суеверном, почти первобытном ужасе. Тем не менее, не имея ни сердца, ни стынущей крови, я, невзирая на вопиющую недостаточность комплектации, мигом попытался представить свои ощущения, будь они человеческими. И мне это почти удалось. Чувство собственной неприкаянности незамедлительно накрыло меня с головой, заживо похоронив в своих мрачных толщах. Так бывало уже не впервые, но с каждым разом переживание становилось всё глубже и интенсивней. Три дня в нескончаемом диалоге с мучительными вопросами и сомнениями. Вот разве что Ленор ненадолго скрасила моё одиночество.

Всё, хватит, довольно. Я решительно поднялся на ноги.

«А ничего ты подружку себе нашёл, подходящую».

Я поёжился и поглядел на зловеще чернеющую воду. Да, он был там.

«Снова ты?»

«Где спасибо?» – в ответ резонно заметил двойник, криво ухмыльнувшись.

«Оно тебе нужно?» – парировал я.

«Ну-у, – протянул он, небрежно зачёсывая назад длинные белые волосы. – Не очень-то. Мне нужно чтоб башка твоя глупая на шее оставалась. А ни то мы оба её лишимся».

Такое заявление мне очень сильно не понравилось.

«Тебе, может, она и без надобности: всё равно не пользуешься, – продолжил доппельгангер. – А мне вот сгодится».

Я приоткрыл было рот, дабы дать этому наглецу отповедь. Но он меня опередил: «Ладно, иди отсюда давай. Девка всё правильно сказала. А я не прощаюсь». И он обворожительно улыбнулся напоследок частоколом острых клыков. Надо заметить, с такими-то вводными вышло у него весьма недурно. Аж зависть брала. Я вот со своей улыбкой выглядел жутко и нелепо. А двойник.. вполне органично и естественно.

Выдохнув, я задумался. Только куда мне идти? Скитаться по улицам, на удачу надеясь избежать неприятных встреч? Едва ли это хорошая идея. Поразмыслив, я всё же решил навестить Мигеля, потому как больше идти мне, по правде сказать, было некуда. И настроение было до того скверным, что не передать.

Мой ученик в такой-то поздний час спал, хотя я б не удивился и застав его бодрствующим с очередным многотомным чтивом в руках. Я бесшумно опустился в кресло у дивана, сидя в котором Михаил частенько любил прочесть на сон грядущий парочку-другую глубокомысленно-туманных глав из какой-нибудь древней книжицы по алхимии или мироустройству: более муторного способа передачи данных и не придумаешь. Был бы я вынужден оперировать подобным инструментом, так, наверное, с ума бы сошёл.

Лёлик, свернувшийся у спящего в ногах большим чёрным клубком, сонно приподнял голову и посмотрел на меня посверкивающими впотьмах глазищами. Я приложил палец к губам, и чертёнок, зевнув во всю пасть, спокойно улёгся обратно. Почему-то клыки у него были парными. И рога никуда не делись. Ну а в мягкой кошачьей шубе в этот-то неуютный сезон явно теплее.

Сидя неподвижно, я боролся с соблазном подсмотреть сны спящего мага, хотя б краешком глаза. Каково вообще видеть сны? Но на корню пресекши малодушное поползновенье, я сдержался, понимая, сколь личная это территория. Сейчас во всех красках я сам чувствовал себя одним из заблудших духов, тех, что, привязавшись к материи, никак не могут покинуть этот бренный мир и бесцельно скитаются меж живыми, жадно следя за каждым их шагом, бесцеремонно вторгаясь в миры людских сновидений, подпитывая свою слабеющую эфирную плоть за чужой счёт, дабы продлить собственное никчёмное существование. А по пятам ползёт чернильным облаком Цербер…

«Явился, не запылился. То-то я смотрю холодком снизу потянуло. Дай, думаю, проверю».

Я поглядел на вентиляционную решётку над дверью. Сеня говорил очень тихо, едва двигая губами в густой бороде, но я и так прекрасно его слышал.

«А то этот вон чай отожрал харю на дармовых харчах, а толку от него всё одно никакого, сплошь расходы! Знамо дело! Как есть добротный хряк!»

Лёлик встрепенулся, недовольно поглядев на домового. Накал страстей между этими двумя явно спал, потому перебранка была нужна чисто для проформы, чтоб соблюсти заведённый ритуал.

«А ты давненько не захаживал», – обратился вслед за тем ко мне Сеня.

Я собирался сказать, что у меня были дела, но разве можно так бессовестно врать? Дел у меня не было никаких. Только ситуации и проблемы. Потому я скромно промолчал.

«Чаго, надолго на этот раз?» Всё так же молча я пожал плечами. «Неразговорчив ты что-то, эвон диво-то какое, – озабоченно приглаживая шесть, пробормотал Домовой. – Видать, беда какая приключилась?»

Я глубоко вздохнул. Можно ли назвать семь пятниц на неделе бедой? А ведь это был мой обычный распорядок.

«А как там твои.. хм.. хозяева?» – участливо спросил я собеседника, указав взглядом на белёный потолок и невзначай меняя тему.

«Да как-как, – пробухтел хатник. – Дрессироваю их, а то ишь распустились! Только свару затеют – рраз! И кран сорвало. Али свет потух. Пока выясняют в чём суть да дело, так и позабудут, пошто бранились. Нашёл-таки управу на неуёмных, али я не домовой?» В голосе Сени проступила гордость.

Я улыбнулся, кивнув: «И то дело». И вдруг еле слышно обратился к Лёлику: «Послушай.. тот ворон.. ты знаешь, откуда он?»

Котяра поднял голову, пристально поглядев на меня, и зрачки его до предела расширились, а хвост нервно задёргался из стороны в сторону.

«Ты лучше скажи, а то ведь я сам узнаю», – я говорил спокойно, но всё равно прозвучало это немного угрожающе, хотя и не желал такого эффекта.

Нехотя чертёнок просипел: «Фамильяр это. И послал его кто-то очень тёмный. Не пытай, я больше всё равно ничего ведать не ведаю, и не имею такого желанья».

Я задумался. Фамильяр. Хорошего мало. И всё равно ничего толком не понятно. Почему Мигель мне об этом не рассказывал? Повисла тишина. Тему я затронул похоже ещё ту.

Уйдя в себя, поскольку мои собеседники голоса больше не подавали, я слушал, как с лёгким шорохом ползёт по циферблату часов секундная стрелка, как проезжают за окном редкие в этот час машины. Слушал мерное дыхание спящего, слегка завидуя самой его способности дышать. Внимательно и сосредоточенно я всматривался в черты человеческого лица: не такие правильные, как мои, они вместе с тем таили в себе что-то непостижимое. Да и сама физическая оболочка в противовес моей собственной была совершенно иной – уязвимой, преходящей, подверженной постоянным изменениям и нарушениям структуры. Человек мог пораниться, мог почувствовать боль. А я даже не представлял, каково это. Ни один материал на Земле не способен был оставить на моей коже ни царапины, не говоря уж о том, чтобы нанести серьёзное увечье или отсечь какую-либо конечность, пускай и мизинец.