Это запах кварцевания.
Я где-то читал, что в нашей медицине кварцевые лампы для обработки и дезинфекции помещений используются с пятидесятых годов.
Мой дом находился недалеко от родильного отделения и я часто по вечерам наблюдал со своего балкона за синеватым свечением в окнах.
Ультрафиолетовые лучи уничтожают болезнетворные микробы, бактерии и вирусы, обеззараживают воздух, устраняют тем самым причину многих заболеваний и препятствуют их распространению.
Я посмотрел на свои руки. Они все были в ссадинах. Моя голова была перебинтована. По моему марлевая повязка закрывала часть лица.
Недалеко от моей кровати стояла девушка, довольно приятная, я бы даже сказал симпатичная и беседовала с взрослой и тучной женщиной.
Обе были одеты медицинские халаты. Девушка прижимала к груди картонную папку и что-то уточняла у собеседницы.
Она повернула голову в мою сторону, внимательно посмотрела, и заметив мои приоткрытые веки, направилась к кровати, на которой я лежал.
— Ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? — она с улыбкой обратилась ко мне.
Я молча смотрел на нее.
— Ты меня слышишь? Если слышишь и понимаешь, то подай какой-нибудь знак.
Я дважды сомкнул ресницы. Наверно я мог бы ответить ей голосом, но что-то мне мешало.
— Прекрасно, Саша. Я твой лечащий врач Татьяна Константиновна Черчесова. Ты попал в автомобильную аварию и сейчас находишься в Первой Градской больнице Москвы. В отделении реанимации. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Я снова моргнул. Как потом выяснилось Татьяна Константиновна оказалась отличным врачом. Лучшим из тех что я когда-либо видел.
— Ты помнишь что с тобой произошло?
В сознании мелькнула горная дорога, машина с включенными мигалками, пробитые пулями лобовое и подголовник, а потом все растворилось. И я снова увидел перед собой лицо доктора Черчесовой.
Я хотел было покачать головой, чтобы дать понять, что не особо, что помню, но боль в шее не дала мне это сделать. Я попробовал привстать.
— Лежи, лежи. Пока тебе нужен покой, — доктор заметила, что мое лицо исказилось от боли и остановила меня, положив свою маленькую изящную ладонь на плечо, — твои родные в курсе, что ты лежишь здесь в реанимации. В первые два дня Приходила твоя мама, дежурила, но мы отправили ее домой. Пока тебя не переведут в общую палату, делать ей здесь нечего. Но она звонит каждый день интересуется.
Мама? Два дня? Если я правильно понял лечащего врача здесь лежу уже больше двух дней.
Она представила мне женщину, стоящую рядом с ней. Она оказалась старшей медсестрой.
— Если что-то будет нужно, ты не стесняйся — говори. Я на ночь пошлю к тебе медсестру.
Я хотел, что-то сострить в ответ типа того, что пока не стоит — у меня болит голова, лучше как нибудь в следующий раз.
Но снова не стал разговаривать. Губы мои слиплись, а изо рта торчала трубка аппараты искусственного вентиляции лёгких. В этот день, как потом оказалось, дежурила самая лучшая смена медперсонала.
Мы лечащий врач мне мило улыбнулась и покинула помещение реанимации. Я ещё раз огляделся и увидел что кроме старшей медсестры в отделение дежурят и ещё две её коллеги.
Они, как бабочки, кружились возле пациента, с улыбкой и ласковыми словами исполняли любое их желание, а главное быстро.
Особенно бросалась в глаза то, что бабушке-больные иногда ворчали на них, но медсёстры с неизменной улыбкой исполняли все их прихоти.
Я мысленно похвалил медсестёр: Какие же они душки и молодцы. Через некоторое время я всё-таки набрался сил и заговорил с одной из них
На мой вопрос какое сегодня число от самая моложавая медсестра ответила, что сегодня 15 июля 1978 года.
— Если тебе что-то нужно, то ты не стесняйся и говори. Утку или или подушку тебе поправить кушать Пока тебе нельзя, всё необходимое твой организм получает через капельницу
Мне очень захотелось отблагодарить этих женщин за отзывчивость и сердечность,судя по рассказам старших, не часто такое встретишь.
И я пообещал себе, что привезу им фруктов после выписки.
Они помогали друг другу, не уклоняясь и не перекладывая на других более сложную работу или неприятную.
Такое поведение на работе нужно поощрять.
А вот на следующий день пришла совсем другая смена.
Только тут я вспомнил про человеческий фактор.
Вроде бы одна страна, одна столица, одна больница, один главврач, одна работа, а оказывается, что исполнять ее можно по-разному.
Людям в новой смене будто подменили души и мозги. Никого не допросишься, ничего не узнаешь.
На просьбы ноль внимания, будто и нет никаких больных. Они не торопясь с большой неохотой выполняли назначения врачей
Зато сами все ходили с руками в карманах халатов, словно перед тобой минимум будто заведующая отделением, а не медсестра.
Все такие деловые, особо лысый молодой мужик, от которого постоянно разило дешевым табаком. Похоже на то, что он курил свою приму прямо отделении, в комнате для медсестер.
Одной пациентке он нагрубил, когда та о чем-то попросила. Было далеко и я расслышал только ответ медбрата:
— Глаза бы мои вас не видели, как же вы все остонадоели со своими хотелками! Хрен тебе, перетрешься. Тут тебе не санаторий и не дом отдыха.
Он ушел и больше к ней не подошел.
Меня это очень злило. Ладно я — могу потерпеть, но бабушкам после операций было тяжко.
Около меня лежала одна такая пожилая, немощная женщина.
Ей очень долго не несли капельницу и мне пришлось вмешаться.
Когда мимо в очередной раз фланировала медсестра, я громко подозвал ее.
— Чего тебе? — бесцеремонно обратилась она ко мне с недовольной гримасой.
— Если ты сейчас же не принесешь капельницу и не поставишь вон той больной, — я кивнул в сторону бабушки, дожидается внимания уже третий час, — то я сорву к едреней фене все эти гребные трубки и сам схожу к главврачу за капельницей.
— Ой напугал ежа голой задницей, — она ответила с вызовом.
— Так, хорошо… — я начал приподниматься и взялся за трубку, идущую к ИВЛ.
— Стой. Ладно. Я иду.
— Хорошо, жду ровно минуту, — я посмотрел на часы на стене и засек время, — еще вон та бабушка, просит измерить ей давление и дать таблетку.
Я показал еще на одну пожилую пациентку.
— Уймись, я сказала сейчас все принесу, — медсетра почувствовало, что запахло жареным.
Она действительно сходила и вернулась с «вешалкой» для капельницы, вместе с ней пришел тот лысый, от которого разило.
Он начал мерить давление бросая злобные взгляды в мою сторону. Но видимо не решился комментировать, потому что каждый раз натыкался на мои холодные зрачки.
Лысый даже потом молча принес лекарство нормализующее давление.
Когда они удалились, бабушки поблагодарили меня за помощь, поцокали языком пообсуждали безразличие медперсонала.
За весь оставшийся день они не сделали почти ничего, а после отбоя видимо решили устроить сабантуйчик. Курили, гудели, громко смеялись.
Двери в комнату персонала были открыты и все происходящее отлично слышно.
Пациенты на своих кроватях ворочались. Они все возрастные, разве тут уснешь в таком гвалте.
На следующее утро вышла новая смена, третья. Она была не так плоха, как «вторая», но хуже чем «первая», которой я восторгался позавчера.
В этой смене меня поразил молодой парнишка — медбрат. Он был примерно моего возраста, видимо студент медучилища.
Пришёл раньше всех и начал наводить чистоту и порядок кругом. Вот надо же, как отличаются люди на одном и том же рабочем месте.
Он вынес все утки и судна. Потом протер дезинфицирующим раствором все тумбочки, подоконники, спинки кроватей. Вымыл полы, а потом поправил всем желающим постель и подушки.
Такого и на больничную Доску Почета представить не жалко. Молодец парень.
Правда он был один такой инициативный. Его коллеги медсестры такого рьяного старания не проявили. Но все же они откликались на просьбы, пусть и не все.
