–Может, как и Ефим еще вернется. Ну чего ты плачешь? Устала? А ты пойди, полежи. Я сама все сделаю.

– Сделает она…– Степанида встала с лавки – Пойди, хоть воды домой принеси.

Фрося схватила пустые ведра и выбежала с ними на улицу. Чтобы дойти до колодца, надо было пройти всего три дома. Эта дорога была всегда разбита, грязной и приходилось преодолевать её с большим трудом. Перескакивая, как лягушка, с сухого места на сухое, Фрося дошла до колодца и с энтузиазмом стала работать ручкой коловорота.

– Вода то у вас тут вкусная?

От неожиданности вопроса, Фрося отпустила ручку и ведро с плеском грохнулось в глубь колодца. Она посмотрела на то место, откуда донесся голос. Напротив её стоял невысокий молодой смуглый парень с черными как смоль вьющимся волосами до плеч и яркими как у кошки зелеными глазами. Он стоял и улыбался, а Фрося засмущавшись, ответила:

– Напугал, черт. Вкусная конечно, только ты теперь сам и доставай.

Парень подошел ближе и Фрося смогла разглядеть его лучше. Одежда на нем была бедной, даже нищей. Перештопанные короткие штаны, такая же толстовка с поясом, а обуви и вовсе не было.

Достав полное ведро воды, незнакомец стал жадно её пить, косясь изредка на Фросю. Утолив жажду, он вытер капли рукавом:

–Спасибо, хозяйка. Спасла.

–Ну, ты и второе ведро мне наполни, чего попросту стоять.

Она с любопытством рассматривала его и не могла никак понять, кто он и откуда может быть. "Не цыган ли, а может еще кто"– мысли гуляли в её голове и, не выдержав, спросила:

–Ты кто будешь? Не видела тебя раньше. Зовут тебя как?

–Лёша. Не местный я. Сегодня пришел. – Он все улыбался ей даже глазами и смущал её этим.

–Где же ты жить будешь?

–А места тут полно, под любым кустом постель.

–Вот как…,– она взяла ведра. – А меня Фросей зовут. Спасибо, что помог. Пойду я, матушка ждет.

– До встречи, Фрося

Уже войдя в дом, у Фроси забилось сердце и казалось, солнце осветило всё кругом.

–Ты чего так долго?– мать стояла у печи и выгребала оттуда сор.

–Ничего. Баба Нюра воды набирала, – соврала Фрося.

–Пойди коровник почисть, у меня спину ломит, сама не могу.

Всю неделю Фрося думала о том незнакомце. Не выдержала, рассказала о нем своей подружке Марише, а та только рассмеялась:

–Вот так Фрося. И Глеба своего уже забыла. Вот и правильно! Вот и молодец!

Фрося засмущалась:

–Не стыди ты меня. Только имя его и знаю.

–Лё-шааа,– протянула Мариша и цыкнула,– Куда лучше звучит, чем Глеб.

–А волосы-то у него какие, черные пречерные…

–Цыган, ой точно цыган, – Мариша снова рассмеялась.

–А, может, нет?– Фрося смутилась и опустила глаза на стол.

–Ну чего гадать то? Найти его и спросить!

–Да как мы его найдем?

–Вот у Феди и спросим.

Мариша встала с места и быстрым шагом пошла на кухню, где обедал Федор с двумя незнакомыми ей парнями. Дожевывая кусок хлеба, Федор улыбнулся ей:

– Все очень вкусно, Мариша, все очень сытно.

–Да вы ешьте. Федя, ты к нам зайди. Разговор у нас личный.

–Вот как. Ну что ж, покидаю вас, товарищи, – обратился он к парням – Допивайте чай и не смейте ничего оставлять. У нас еще с вами сегодня много работы. Вернусь скоро.

Он прошел за Маришей в комнату, где сидела Фрося. Увидев Федора, она снова засмущалась, отвернулась к окну.

– Ну чего, бандитки, у вас случилось?– с улыбкой спросил он и сел рядом с Фросей на соседний стул.

Махнув рукой, Мариша села с другой стороны, напротив Федора и начала:

–Да вот, спросить хотели. Вот приходят разные люди в город, а куда они идут? Где ночуют?

–Зачем это вам? В ночлежках обычно, но они сейчас переполнены, иные на улице так и ночуют.

–Да вот, Фрося беспокоиться.

–Ничего я не беспокоюсь, – отозвалась та, – Зря мы Федора от дела оторвали.

–А ты не юли. Она тут цыгана встретила …

–А может и не цыгана вовсе…– перебила её Фрося.

–Лёшей назвался…,– все не унималась подруга.

–Не надо, Мариша. Стыдоба!– Фрося вскочила с места.

Федор тяжело вздохнул:

–Ох, бандитки, делом вас занять надо. А то все о парнях, да о парнях. Как с вами мировую революцию делать? Сегодня в шесть Дина Карловна собрание проводит для женщин. Будет рассказывать о её правах, о семье, о жизни женщины в обществе. И вам туда надо. Послушайте, может, поумнейте. Да и книжки читать вам надо умные, а то все романы да романы. Вот в голове то у вас чепуха одна. Не серьезно все это.

Фрося опустила виновато голову:

–Может, ему помощь нужна, а ты нас тут уму разуму учишь.

–Да как же не нужна. Ты выйди на улицу, Фрось. В кого не плюнь, всем помощь нужна. Все голодные, все разутые. Хоть приметы, какие у него есть?

–Приметы?

–Снаружи выглядит как?– Федор отчаянно вздохнул.

–Черный как цыган и волосы черные, а глаза зеленые. Не видела таких никогда. У него и обувки нет, с деревни может. И как ходит только…

–Поспрашиваю я у знающих людей – он снова вздохнул – А ты Фрося на собрание то приходи. Для вас же стараются. Новый мир строиться.

Он посидел еще не много, потом обратился к Марише:

–А тебе пора о профессии подумать. Говорю тебе не первый раз, на курсы запишись, ведь грамотная. В люди выбьешься, пользу стране и обществу принесешь.

Потом он встал и, молча, вышел из комнаты. Фрося села обратно за стол рядом с Маришей:

–Чего это он?

–Это он все из меня коммунистку делает. А мне, Фрось, простого хочется. Семьи хочу. Детей хочу. А он против. Говорит, как будет восемнадцать, тогда и подумаем. Живу я тут с ним как сестра, а я женой быть хочу.

–Честный. Разве это плохо?

–Для меня плохо. Разлюбит он меня за год, а дети, если бы были, не делся уже тогда никуда.

Домой Фрося шла вся в раздумьях, всё думая над словами Федора. Он во всем был прав, надо думать о будущем. И трудно всем, куда не посмотри повсюду горе и нужда.

Дома за вязанием её ждала мать. Не подняв на неё головы и не оторвавшись от работы, она сказала:

– Лепешек с молоком поешь, а Илюша с Тамарой придут, и их накорми. Мне уходить сейчас нужно.

–Куда?– стоя на пороге, спросила Фрося.

–К Семилюбову на работу пойду наниматься.

–А как же спина?– снимая платок с головы, снова спросила Ефросинья.

–А что спина? Есть, не спина просит. Мне вас кормить надо. О тебе, может, договорюсь, и ты копейку в дом принесешь.

Фрося задумалась на месте, размышляя над словами матери:

– Плохой он человек, матушка, обманет. Люди о нем худое говорят.

Степанида подняла на дочь глаза и, отложив вязание в сторону, сказала:

– Ты, Фрося, жизнь еще не знаешь, а мать учишь. Мне вас кормить нужно. А Семилюбов работницу ищет за птицей смотреть. Эту работу я уж осилю, через боль осилю. В прошлую весну я к нему нанималась, и не обманул он меня тогда, все заплатил.

– Заплатил! Да ведь за ту работу почти даром тебя нанял! Спину ты после этого разогнуть толком не можешь! Нет, матушка, не пойдешь ты к нему. Я завтра сама работу искать буду. И не останавливай.

– Не позорь меня, Фроська. Опять против меня идешь!– Степанида встала с места и, завязав на голове платок, пошла к выходу.

Сровнявшись с Фросей, она остановилась:

– К Семилюбову пойдешь работать. У нас в семье отродясь лодырей не было. И Тамару к нему пристрою, хватит ей к генеральше бегать. До беды доведете семью, девки. Все, ушла я.

Дверь за Степанидой со скрипом закрылась, оставив Фросю в тишине и в собственных тревожных мыслях. Семилюбова знал весь город, и слухи ходили о нем плохие и грязные. В своем хозяйстве имел он три сотни разной птицы, с полсотни коров и быков на осеменения, с одну сотню поросят и еще две отары овец. Кроме этого имел он конюшню с тремя десятками коней, сад фруктовый, магазины, мебельную мастерскую, кабаки, бани, мельницу, гостиницы и прочее приносящее прибыль. Он занимался всем и умел найти подход к любой власти. На вид это был очень тучный человек с всегда лоснящимся от пота лицом и такими же потными ладонями. На голове у него были редкие темные волосы, всегда зализанные так, чтобы прикрыть лысину на макушке. На его лице самое выдающимся был его нос. Он был широким и мясистым и занимал почти все пространство, из его ноздрей всегда торчали черные жесткие волосы, что вызывало отвращение у многих впечатлительных людей. Ходил Семилюбов всегда, как бы, качаясь из стороны в стороны, и очень сильно со свистом дышал. Сердце Семилюбова видимо не выдерживало таких нагрузок и поэтому, он часто делал остановки при ходьбе, а отдышавшись снова качаясь и свистя грудью, шел по своим делам. Хотя конечно чаще всего он со своей супругой ездили на роскошном фаэтоне и не признавали новомодных автомобилей, на которых иногда разъезжала местная власть. Его жена, Мария Георгиевна, была такой же тучной и мясистой женщиной. Её круглое широкое лицо как будто было слеплено неумелым годовалым ребенком из пластилина. Все на её лице было большим и неказистым, особенно её сонные глаза с опущенными вниз уголками, её большой нос с широкими ноздрями и большой рот, кустистые широкие брови, сросшиеся на переносице и темными усиками над верхней губой, которых невозможно было не заметить. Она так же громко дышала, ей всегда было жарко, и поэтому она повсюду и в любое время года ходила с веером в руках и от неё, как и от супруга, всегда пахло потом и духами, что находиться долго рядом было то еще испытание. У этой некрасивой пары даже имелось двое детей: дочь Анна и сын Николай. Оба были холостые и как назло такие же некрасивые, что в принципе не мешало Николаю впутываться в очередную амурную историю. А сколько на стороне было детей от самого Гордея Борисовича – хозяина дома, даже и считать было страшно, почти все служанки побывали у Малуши, чтобы избавиться от очередного плода его "любви". Дом Семилюбовых стоял на краю города, где начиналось поле и луга, там же были и хозяйственные постройки, конюшни и прочее. Платить он не любил, но в работниках отказа все равно не было. Завод и фабрика работали в городе на пол силы, сырья в стране не хватало, и производить уже в таком количестве продукции они не могли. Народу же кушать хочется всегда и, ища где ему прокормиться, приходит, в конце концов, к Семилюбову на поклон. А тот уж не слезет с горба работника, пока три шкуры не сдерет, а заплатит так, чтобы тот штаны мог хоть подтянуть и дальше работать. Вот и Степанида пошла, хоть и спину сорвала прошлой весной, работая у него на коровнике.