В это время уже накатывался вал официальной исторической фальсификаций, Степан Борисович Веселовский, академик (академиком он стал благодаря своим замечательным трудам, своим великим научным заслугам), у себя в кабинете написал книгу под названием «Очерки по истории опричнины». Про него рассказывают, что в свое время он, человек небогатый, женился по любви на богатой наследнице купеческого рода, и полученное приданое очень интересно использовал. Он нанял переписчиков, которые в архивах переписали колоссальное количество актов, документов, текстов, необходимых ему для дальнейшей работы. Поэтому, имея такой своеобразный архив у себя дома, он дома и работал. Судя по всему, это был человек редкой смелости, потому что в сталинские времена даже у себя в кабинете утаить рукопись было очень сложно. Кто-то ее видел, кто-то знал, над чем он работает. А писал он об опричнине, основываясь исключительно на тех документах, которые дошли до нашего времени. Он всесторонне разобрал этот вопрос и совершенно объективно показал, что из себя представлял опричный террор — это в тридцатые-то годы. Аналогия напрашивалась сама собой. Труд этот увидел свет уже после его смерти {стр. 79} и после смерти «вождя всех народов». В 50-е годы Академия наук издала его столь малым тиражом, что он тогда уже был почти недоступен. Это тоже говорит о том, что царь Иван и после свой смерти будоражил сознание многих поколений и ученых, и исследователей, и просто всех тех, кто интересуется историей.
Я думаю, что судить царя Ивана нам не следует. Нам нужно постараться психологически, так сказать, определить, что собой являл царь Иван (может быть, многих эта проблема по-настоящему заинтересует, потому что это действительно очень любопытно) и, с другой стороны, оценить те государственные деяния, те реформы, которые имели место в его царствование. Но настолько сильно, настолько очевидно прослеживается взаимосвязь личности царя и этих самых государственных деяний, что окончательно отделить одно от другого мы просто не сможем — уж слишком его личность наложилась на все то, что тогда происходило. Поэтому неправы не только те историки, которые копаются в личных подробностях его биографии, во всех его женах, во всех его убийствах, во всех гнусностях, которые он вытворял как частное лицо, — неправы и те, кто сосредоточивает свое внимание исключительно на взятии Казани, на Ливонской войне, на земской реформе и опричнине в ее, так сказать, хозяйственном выражении.
Литературоведы изучают стиль посланий царя Ивана и говорят, что это тоже очень любопытная работа. Но все-таки нам с вами, имея так много разнообразных источников, надо все эти факты более или менее суммировать. Повторяю, не для того, чтобы творить суд. Царя Ивана мы уже не переделаем никогда, а он, я думаю, дает чрезвычайно поучительный пример, чрезвычайно богатую пищу для размышлений, и это, в свою очередь, помогает нам более четко представлять себе очень непростую, а иногда и очень страшную русскую историю.
И вот поэтому, когда начинают рассуждать о царе Иване, в первую очередь останавливаются на земском соборе 1550–1551 годов. Причем у нас иногда даже не говорят, что это был собор, а просто говорят, что в 1550 году был «Судебник» Ивана IV, а в 1551 году был «Стоглав».
Это был один собор — общий собор духовенства и боярства. Он заседал действительно очень долго и пересматривал «Судебник» Ивана III довольно фундаментально, а затем давал ответы на вопросы царя, связанные с церковной практикой, церковным управлением т. д. И вот появились два очень любопытных документа: «Судебник» и «Стоглав». «Стоглав» — это тоже своеобразный свод постановлений, если хотите, по вопросам церковного управления и церковной жизни. Название «Стоглав» искусственное. Оно вовсе не означает, что там было каких-то сто вопросов, сто дней заседаний — ничего подобного. Просто впоследствии, при редактировании, этот текст был разделен на сто глав. Это чисто искусственное деление, и отсюда собор впоследствии стали называть стоглавым собором, хотя, естественно, ничего подобного в реальной жизни не было.
В работе над «Судебником» в сущности главная работа сводилась к следующему. Вы помните, что «Судебник» Ивана III фактически отвечал новациям, которые тогда появились. Именно в то время только начинало формироваться российское дворянство, начиналась раздача поместий, и в то же время имела место традиционная система управления территорией через так называемое кормление. Кормление — это значит, что кто-то из бояр получал город или регион, с которого он получал доходы, и он же осуществлял там власть. Теперь эта система управления реформируется так, что кормление начинает исчезать. Кормление больше не нужно, это очень архаичная форма. Фактически вводится самоуправление территорий, и вопросы полиции, суда и финансов должны решаться выборными лицами на местах. А чтобы орда кормленщины не чувствовала себя лишенной средств существования, предлагается установить специальный налог, который идет в казну, откуда и выдается финансовое обеспечение бывшим кормленщикам, т. е. задумана реформа местного самоуправления. Реформа очень любопытная, потому что осуществляется она, очевидно, не в интересах боярства, а в интересах дворянства. В это же время начинает расселяться в Москве по поместьям первая тысяча новых, так сказать, служилых людей, которая будет называться московскими дворянами, вторая тысяча будет расквартирована в других землях, третья еще дальше и т. д.
Сам ли Иван пришел к этой мысли? Вероятнее всего, это был результат коллективного творчества, причем на собор, надо полагать, был предложен к рассмотрению уже подготовленный проект. Вскоре после женитьбы и венчания на царство вокруг царя Ивана образуется своеобразный совет, небольшая группа людей, которая впоследствии, по выражению Андрея Курбского, составит так называемую избранную раду, то есть избранный совет. Два наиболее значительных лица там — священник Сильвестр и не очень родовитый дворянин Алексей Адашев. Это сравнительно молодые люди, которые смотрят на ситуацию, видимо, свежими глазами. Направляет деятельность избранной рады и самого царя, конечно, митрополит Макарий.
О роли митрополита Макария в этот период можно говорить очень много. Мы не видим нигде следов прямого вмешательства митрополита Макария в деятельность царя. Но глядя на то, что представлял собой царь именно в годы правления митрополита, в годы его жизни в Москве, мы приходим к выводу, что благие и разумные начинания и деяния юного царя, которые как раз приходятся на этот период, можно объяснить только благотворным влиянием митрополита. Видимо, этот человек, чрезвычайно умный, образованный, сумел хотя бы на какой-то период умерить кровожадность царя. Во всяком случае, зверства опричнины начинаются уже после смерти митрополита Макария — до этого ничего подобного просто не происходит. Учитывая, что митрополит Макарий возглавлял освященный собор, совершенно очевидно, что он участвовал и в изменении, в новом редактировании «Судебника», и фактически, конечно, влиял на ту реформу, о которой идет речь.
{стр. 80}
О «Стоглаве» нам еще придется говорить, когда мы будем рассматривать историю раскола, но заранее хочу сказать, что обвинение «Стоглава» в том, что он узаконил какие-то неверные положения, абсолютно несправедливо. «Стоглав» действительно узаконил двуперстие, «Стоглав» узаконил и другое, но он узаконил ту практику, которая у нас была с X века и которую мы получили от греков. Это сами греки в XVI или в XVII столетии ввели у себя новшества. И Никон, копируя греков, по вечной русской привычке наспех и поверхностно учиться у кого-нибудь, лишь бы за границей, с помощью греков и создал «Стоглаву» репутацию сборника каких-то странных, неверных, лживых постановлений. «Стоглав» был прав. Единственная глупость, которая в нем написана, касается стрижки бород. Ссылка на пророка Моисея в этом вопросе абсолютно не подтверждается Писанием.
Лучшая книга о расколе, а следовательно, и о вопросах, связанных со «Стоглавом», принадлежит профессору Н. Ф. Каптереву. Его двухтомное исследование называется «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович». Это знаменитое сочинение, которое у нас почему-то сравнительно мало известно. Чрезвычайно серьезное, подробное, толковое исследование, написанное к тому же хорошим, ясным языком. Почему-то у нас выводы Н. Ф. Каптерева до сих пор широко не признаются, хотя нет и критики этих взглядов.
