Во-первых, у русского войска была икона Божией Матери, написанная Феофаном Греком. Находится она в Третьяковской галерее, это одна из самых великих чудотворных икон России, которая получила после этого прозвище Донская (как и великий князь Дмитрий). В авторстве Феофана Грека нет сомнений, потому что этот хитрый грек золотые ассисты на омофоре изобразил очень своеобразно. Это тайнопись, которая издали кажется просто орнаментом. Если ее расшифровать, то там читается подпись Феофана и дата написания.
Второй момент, на котором нужно остановиться, касается расчетов численности рати русской и татарской. Такие расчеты делались, они очень разные. Очевидно, нет оснований говорить о сотнях тысяч, но вместе с тем, вероятно, можно говорить о пределе в сто тысяч. Даже в XIX веке войско в 100 тысяч считалось очень большим. Но все это очень относительно.
Третий момент представляет немалый интерес для того, чтобы понять нашу психологию, психологию русского человека. Я вам прочитал отрывок, где говорится о том, что на стороне татар был слышен шум, крики, гомон. Татары предвкушали победу и веселились. А на русской стороне была гробовая тишина. Русские готовились к бою, исповедовались, читали молитвы и в благоговении проводили, может быть, последний вечер в своей жизни. И вот эта странная, непривычная для других народов традиция была жива всегда.
Все вы неплохо знаете стихотворение «Бородино»: «И слышно было до рассвета, как ликовал француз». Это известно: французы пили, пировали, надеясь на скорую победу. «Но тих был наш бивак открытый. Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито, кусая длинный ус».
Опять — полная тишина. И Лермонтов этого не выдумал. Его дядя, артиллерийский офицер, был участником Бородинской битвы и рассказывал мальчишке об этом страшном побоище под Москвой. По его рассказам и было написано это в своем роде уникальное в мировой литературе произведение, потому что это абсолютно точное изображение событий в форме очень короткого стихотворения.
В 1943 году произошла еще одна колоссальная битва, о которой у нас говорят, но как-то не ощущают ее в деталях. Это побоище на Курской дуге. На этот раз друг против друга стояло уже по миллиону человек: вооруженные до зубов немцы и такие же вооруженные до зубов русские солдаты. Дуга эта простиралась на сотни верст. И в ночь с 4 на 5 июля, когда должно было начаться наступление немцев, те, кто уцелел в этой страшной битве, говорили, что тишина была такая на русской стороне, что многие боялись сойти с ума. От привычного па войне грохота стрельбы они не могли опомниться. Эта тишина действовала на нервы. Иногда только она нарушалась осветительными ракетами. И думаю, что здесь сказывается наш национальный характер. Даже в безбожное время, в XX веке, все равно русская душа оставалась живой. И в этом страшном предчувствии смерти она как бы успокаивалась, человек как бы приводил в порядок свои земные счеты. Уже не было священников, не было икон, как в Бородино и на Куликовом поле. Но ощущения, душевные переживания оставались прежними.
На Куликовом поле сейчас стоит храм, поставленный по проекту Щусева. Это заповедное поле. Но каких-то реалий того времени не сохранилось, да и не могло сохраниться. Что касается памятников Москвы, то вот вам место, где стоял деревянный храм Всех Святых, а теперь стоит каменный собор XVII века. Я уж не говорю о самой Троице-Сергиевой лавре, об Архангельском соборе, который стоит на месте того храма, где молился Дмитрий Донской. В нем гробница самого Дмитрия Донского и Владимира Андреевича Серпуховского. Сохранилось даже место, где похоронен Александр Пересвет, в Симоновом монастыре. Сейчас оно приводится в порядок, но совсем недавно там находилась компрессорная станция. Большевики сделали все, чтобы уничтожить память о самых великих событиях русской истории, и во многом преуспели. Рассуждения о том, имел ли право преподобный Сергий благословлять монахов на убийство, я думаю, носят чисто схоластический характер. Он их благословлял на защиту русской земли, на защиту православной веры. Следовательно, на богоугодное дело Что же касается формального истолкования канонов, то жизнь все-таки куда более сложная вещь, чем чисто формальный подход, исходя из буквы канона. Хотя, конечно, преподобный Сергий нарушил все формальные установления.
Все вы должны прочитать «Сказание о Мамаевом побоище». Спустя несколько лет произошел набег на Москву Тохтамыша. Тохтамыш, новый хан Золотой Орды (Мамай был убит на юге), не мог повторить нашествие. Но набег он совершить сумел. Рязанцы опять указали ему броды, и когда стало известно, что татары идут прямо на Москву, выяснилось, что Москва защищаться не может. Те самые ветераны Куликовской битвы, князья, которые собрались на совет, в один голос говорят, что Москва не может защищаться. Трусости здесь не было, как не было и растерянности от неожиданности. Дело было в другом. Не было людей, не было мужчин — все мужское население было практически выбито в Куликовской битве. И поэтому князь оставляет Москву и едет через Переславль, Ростов и Ярославль в Кострому, таким образом обходя нашествие с фланга и пытаясь собрать ополчение, а татары захватывают Москву. Есть «Сказание о нашествии Тохтамыша», там подробно все это рассказано. Почему в это время в Москве не оказалось воеводы или какого-то князя, который мог бы организовать москвичей на оборону, почему московская голытьба заставила отворить татарам ворота — это загадка. Москва была вырезана, погибло 20 тысяч человек. Цифра точная, т. к. указано, какую сумму заплатил князь за похороны и за какую норму сколько рублей давали.
{стр. 44}
А в московских каменных храмах до строп, как говорит летопись, было наложено книг, которых москвичи нанесли туда, чтобы спасти. Сколько там сгорело летописей, житий, текстов, просто богослужебных книг — мы никогда не узнаем. Мы можем только догадываться, какая великая литература погибла в этих пожарах.
Маятник качнулся в обратную сторону. И хотя нашествие Тохтамыша было только набегом на Москву и Подмосковье, и было несопоставимо с тем, что когда-то совершил Батый, все равно это была рана, которая тоже долго не заживала. Опять пришлось налаживать отношения с Ордой и даже какое-то время платить дань.
Сам Дмитрий Донской умер молодым человеком, и летопись отмечает, что незадолго до смерти он был очень тучен, что обычно является признаком нездоровья. Вполне возможно, что сказались раны, полученные в бою на Куликовом поле.
Его жена, княгиня Евдокия, после смерти князя постриглась в монахини с именем Евфросиния и основала Вознесенский монастырь в Кремле, который стал усыпальницей московских великих княгинь. Большевики взорвали этот собор вместе с Чудовым монастырем, на их месте стоит безобразное здание бывшей казармы, в котором находился Верховный Совет СССР. А останки княгинь были выброшены и с тех пор так и валяются в подклети Архангельского собора без какого бы то ни было почитания. Будем надеяться, что и здесь постепенно все придет в порядок.
