С другой стороны, мы четко заучили, что феодализм приходит на смену рабовладению. Совершенно верно. И хотя известно, что рабы были и у древних русичей, мы, вероятно, должны констатировать тот факт, что при феодализме нет системы личной зависимости человека от хозяина. Как частный случай — да, но не как система. Личность свободна. Причиной такого положения дел является, конечно, в первую очередь христианская религия. Но при этом мы должны попытаться разобраться, когда же, собственно говоря, возник феодализм, когда он кончился и когда у нас была феодальная раздробленность.
Сколько бы мы ни читали литературы на эту тему, четкого и определенного представления об этом у нас, вероятно, не сформируется. Если читать специалистов по французской истории, то мы увидим, что капитализм начинает нарождаться в XIV веке, тогда как советские историки будут говорить о том, что это самый расцвет феодализма. Ленин однажды сообщил, что помещики кабалили крестьян еще во времена «Русской правды». Есть у него такая фраза, хотя во времена «Русской правды» помещиков еще не было. Дело не в термине, но в том, что были бояре, были дружинники, но не было помещиков, т. е. более низкого «этажа». И кабалить поэтому крестьян они не могли. Как видим, о феодальном строе следует говорить очень осторожно. Не потому, что его не было — он был. Но как долго он был? Очевидно, он возник почти сразу с возникновением русского государства. А вот когда он стал перерождаться в промышленный или капиталистический — с петровскими реформами или с отменой крепостного права, — сказать трудно. Вопрос очень не простой. Мне иногда кажется, что Петр здесь ни при чем. Окончательно помещичье хозяйство оказалось в долгах и перестало себя окупать в эпоху Николая I. Видимо, тогда и наступил конец феодальным порядкам, если иметь в виду экономику. При этом надо понимать, что монархия и феодализм не всегда жестко взаимосвязаны. В Новгороде монархии не было, но тем не менее феодализм там наличествовал. Города северной Италии не имели никаких династий, но были вполне феодальными. Так что этот момент к делу отношения не имеет.
Итак, натуральное хозяйство. Если брать взаимоотношения сеньора и феодала (или, если хотите, помещика и крестьянина), они определялось тем, что зависимый человек платил ренту своему сеньору. Она могла быть в форме барщины, натурального или денежного оброка — это для крестьян. Дворянин {стр. 25} по отношению к государю расплачивался службой — военной или статской. Тогда можно сказать, что при Петре государство было еще феодальным, потому что все дворянство обязано было служить.
На этом разговор о феодализме мы закончим, и мне было бы приятно, если бы вы на экзамене не давали мне какие-то отточенные формулировки, а скорее пытались сформулировать проблему вообще, не пытаясь, может быть, ее решить, поскольку это, повторяю, мне кажется очень сложной задачей, которую «решили» только советские историки. Но именно поэтому мне и кажется, что решить ее очень сложно.
Теперь перейдем к чисто формальным моментам. Страна дробилась на княжества, и они возникали в первое время, как грибы. Центром княжества становился столичный город, и вот мы видим Киевское, Черниговское, Переславское, Полоцкое, Смоленское, Галицкое, Владимиро-Волынское, Ростовское, Суздальское княжества, Новгородскую землю, Муромское, Рязанское княжества… Короче говоря, посмотришь на карту и подумаешь, что сколько городов, столько и княжеств.
Конечно, далеко не все города становились центрами княжеств. Но наиболее крупные центры, бесспорно, ими становились. И вот здесь от политической истории, которая говорит о процессе раздробления, мы должны перейти к истории, которая будет вести речь о централизации русской земли. Русская земля раздробилась на массу осколков, а из этих осколков вдруг очень быстро образуются более крупные осколки, которые начинают к себе притягивать все остальные княжества. Пусть они не объединяются, хотя и такое было, пусть они не завоевывают соседей, хотя было и такое, но они как бы подчиняют, как бы заставляют войти в орбиту своего влияния и соседей.
На юго-западе таким княжеством явится Галицкое, потом оно объединится с Владимиро-Волынским и станет Галицко-Волынским княжеством — практически государством, которое просуществует до конца XIII — начала XIV века. На севере Новгородская земля сохранит огромные территории и экономическую мощь до того времени, как Иван III подчинит ее Москве, включит в состав общерусского государства. В северо-восточной Руси сначала будет Суздальское княжество, а потом, с того момента, как Владимир станет стольным городом Андрея Боголюбского, — Владимиро-Суздальское княжество. Рядом будет существовать Ростовское княжество, которое в это время начнет терять свой приоритет, хотя Ростов древнее Владимира. Мы видим три огромных центра: Галич, Владимир-на-Клязьме и Новгород, которые начнут постепенно включать в орбиту своего влияния все соседние княжества. И процесс этот, хотя и нарушенный татарским нашествием, не прекратится: впоследствии одно из таких княжеств, — правда, уже с другой столицей — фактически объединит всю русскую землю.
Когда мы говорим о таких сложных и больших процессах, надо помнить, что все это не происходило одномоментно, в течение десяти лет или даже при жизни одного поколения. Эти процессы шли на протяжении многих десятков и сотен лет. Когда сейчас хотят избавиться от коммунизма прямо завтра, то при всем замечательном характере такого желания это невозможно. На это тоже должно уйти лет 70, если не все 100. Потому что должны сойти поколения — носители идей, привычек, мировоззрения, идеологии.
То же самое было и тогда. Должны были сойти поколения, которые помнили времена Владимира Святого и Ярослава Мудрого. Народились новые поколения, которые знали свои муромские, смоленские, черниговские или какие-то другие интересы. Постепенно сошли и они, и на их место пришли люди, которые понимали значение Владимира-на-Клязьме, Галича, Суздаля, и уж потом им на смену пришло поколение, которое сознавало, что центр вообще может быть только один — политический, религиозный, что только это обеспечит единство и жизнь огромной страны.
Теперь несколько слов о причинах упадка собственно Киевского княжества. Мы видим, что к середине XII века Киев теряет свой приоритет. И хотя князья спорят еще из-за Киева, самые сильные из них к Киеву не тянутся. Юрий Долгорукий — последний князь, который претендовал на Киев, всем остальным вроде бы уже здесь нет интереса. Андрей Боголюбский разгромит Киев, ограбит церкви, соберет все, что сможет, и уйдет во Владимир — Киев ему не нужен. А кончится тем, что Даниил Галицкий просто посадит в Киеве своего боярина. Почему это стало возможным?
Одни склонны объяснять это явление тем, что-де торговые пути стали пролегать мимо Киева. Конечно, может быть, что какие-нибудь арабы или греки стремились попасть сразу в Галич, а в Киев им было не нужно, но, честно говоря, в это трудно поверить, потому что Киев был огромным городом, где было полно ремесленников, это был традиционный торговый центр, и сказать, что он захиреет за 10–20 лет, конечно, невозможно. Известно, что перед татарским нашествием в нем было 100 тысяч жителей, это был город-гигант. Это опровергает такое мнение, хотя, в принципе, конечно, новые торговые центры должны были возникнуть, и Галич, бесспорно, таковым явился, как и Владимир.
Новые центры политической жизни, помимо Киева? Да, бесспорно. Во Владимире Андрей Боголюбский не желал сохранять лествичное право, не желал вечевых традиций. Там речь шла о централизованной власти, за что он и был убит. Галицкая история говорит о том, что Даниил Галицкий (дальний родственник Владимира Мономаха, как и Андрей Боголюбский) всю жизнь сражался со своим боярством, т. е. опять пытался централизовать управление. Это новая политическая тенденция, в Киеве этого быть, конечно, не могло.
Может быть, колонизация земли была причиной упадка Киева? В отношении галицко-волынских земель эта причина не работает, там все было колонизовано. Славяне когда-то шли через эти земли на восток, зачем им возвращаться обратно? Что касается северо-восточной Руси — вполне вероятно. Владимир — город куда более позднего возникновения, чем, например, Суздаль. Так что этот фактор может в принципе учитываться. Можно говорить о том, что население стало уходить на север вследствие угрозы {стр. 26} со стороны кочевников. Но, с другой стороны, почему этот процесс так явно заявил о себе только в XII веке, когда Русь окрепла, когда половцы, в общем-то, были разгромлены? Почему раньше этот процесс не был столь активным? Тут очевидного ответа мы дать не можем.
