Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Взятие Иваном Казани, а затем Астрахани в тексте интерпретировалось как конец «христианского плена от поганых татар» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 371] и возвращение исконных русских земель их законным правителям. Дважды в тексте побежденные татарские ханы названы «нечестивыми царями» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 377].

Последующие сражения Ивана с крымскими татарами и черкесами изображались как продолжение побед над Казанью и Астраханью [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 389–391, 400–401]. Подразумевалось, что если русские останутся в милости у Бога, они смогут, наконец, победить неверных повсюду. В письме Иоакиму, патриарху Александрийскому, который просил царя о помощи в освобождении православной церкви от «насилия нечестивых (мусульман)», Иван обещал: «Христианьскии же родъ повсюду да избавленъ будетъ отъ томительства иноплеменныхъ агарянъ, и возвысится рогъ православныхъ, и на первобытное пространство и тишину да обратится» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 399]. Таким образом, в «Степенной книге» кампания против крымских татар и смягчение вражды османов к Ивану IV интерпретировались как начало мирового процесса, который должен закончиться торжеством православия над исламом.

После победы над татарами при Дмитрии Донском у русских великих князей появилось много причин постепенно расширять кругозор. В «Степенной книге» перечисляются некоторые основные черты нового политического видения. В правление Василия Дмитриевича великий князь отреагировал на политический вызов со стороны Литвы, договорившись о междинастическом браке с Софьей, дочерью князя Витовта Великого. При Василии Васильевиче, как мы видели выше, Русская православная церковь и Московское государство решали проблемы, возникшие в связи с Ферраро-Флорентийским собором (1431–1439). После 1453 года русские отреагировали на распад Византии и расцвет Османского государства – эти события вскоре вовлекли Московскую Русь в европейскую политику глубже, чем когда-либо прежде. В XV и XVI веках Москва начала соперничать за влияние и господство на Балтийском море, что привело Ивана IV к Ливонской войне. В середине XVI века перспективы торговли с Западной Европой способствовали росту коммерческих связей Руси с Англией и другими государствами. Между тем победы русских над татарами не только способствовали расколу политических образований на южной периферии государства, но и открыли Сибирь для русской экспансии. Эти дипломатические и военные процессы постепенно заставили русских по-иному увидеть мир за пределами России – в частности, территорию, которую сегодня называют «ближним зарубежьем», – и разработать дипломатическую стратегию продвижения интересов русского государства на этой территории.

Сама «Степенная книга» тоже представляла собой некий этап в этом процессе пересмотра мировоззрения. В ней перечислялись международные задачи, стоящие перед Церковью и государством, выявлялась связь международной напряженности с внутренними трудностями, подчеркивалась необходимость политического и религиозного единства внутри страны. Великой стратегии по овладению миром книга не предлагала, настаивая лишь на необходимости ревностной православной веры и верности царю. Тем не менее в книге принималась по умолчанию Божья поддержка русской экспансии России на юг и запад. «Древо государства» будет расти, христианский «сад» окажется привлекательным для соседних стран, русские будут восходить по «лестнице» святости к Царству Божьему.

Н. Н. Покровский высказал мнение, что завершающие страницы «Степенной книги» звучат далеко не так триумфально, как подобало бы по ее замыслу. «Это не похоже на заключительный аккорд огромного труда, посвященного историческому пути России, божественной миссии ее православных государей» [Покровский, Ленхофф 2007, 1: 93]55. У этой критики есть определенные основания как с точки зрения риторики, так и с точки зрения содержания. С точки зрения риторики, для завершения книги автор выбрал фактологический язык вместо языка религиозных гипербол. Он без комментариев упоминает о «великой разности» в татарских политических кругах и о «гладе великом» в Крыму» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 403–404]. По существу, автор предпочел рассматривать историю России не как «закрытый» процесс, близкий к завершению, а как «открытый», требующий от русских постоянной верности Богу и постоянной политической мобилизации. Вероятно, ровный тон заключительных пассажей книги объясняется авторским выбором риторических средств и содержания, и поэтому Покровский справедлив в своем критическом замечании о несоответствии между будничным тоном завершения книги и ее величественным началом.

Однако в своей критике Покровский упускает из виду основной замысел книги. Риторически автор уже подчеркнул религиозное значение завоевания Казани, упомянув в знак одобрения Богом русской экспансии чудеса и знамения, которые сопровождали взятие города. Автор также дважды упомянул виде́ние о завоевании Казани, связанное со святым Даниилом Переяславским, в котором небо над городом озаряется огненными столпами. Это видение, о котором автор повествует в конце степени 16-й [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 342] и вторично – в степени 17-й [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 367–368], – подтверждает пророческое измерение современной истории и напоминает, через упоминание огненных столпов, о завете Бога с избранным народом. Видение вновь связало библейский Израиль с Москвой, «новым» Израилем. В таком контексте заключительные замечания автора о «великой разности» среди татар и о «гладе великом» на исламской периферии Московской Руси дают понять читателю, что Бог поразил неверующих смятением и голодом. Сам Господь воинств возглавляет поход нового Израиля.

По сути, в степенях с 13-й по 17-ю последовательно противопоставляется падение Константинополя, захваченного османами (о чем повествуется в степени 14-й), и взятие Казани (о чем повествуется в степени 17-й). Константинополь пал в 1453 году, «понеже… въ царѣхъ же и князехъ и в болярехъ въздвизашеся велие нестроение и межюусобныя брани» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 177–178], а также из-за того, что греки «презирающе повелѣния [Бога]… отвернулись от Его милостеи и щедротъ» [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 179]. В 1552 году православные русские, в свою очередь, разгромили деморализованных мусульман Казани. В «Степенной книге» нигде не утверждается, что падение Константинополя и завоевание Казани сопоставимы по всемирно-историческому значению или что Москву следует считать «третьим Римом», но книга все же вписывает русскую историю в провиденциальную схему. Для русской аудитории книги этот смелый вывод был достаточно головокружительным, и автору не было нужды прибегать к риторической позолоте.

На взгляд читателя XXI века, «Степенная книга» – странное, даже экзотическое произведение. Это история России, в основе которой лежит соработничество Бога и русских святых, история, пронизанная чудесами, знамениями и знаками, освященная добродетелями православных правителей и их духовных наставников. По мнению автора книги, история России – это диалог между Богом и верующими. Бог в этом диалоге говорит через чудеса (выделено 56 чудес, происшедших в столетия от Ольги до Ивана IV), через чудотворные иконы, святых чудотворцев и мощи (описано 31 явление, связанное с иконами, святыми и мощами), через небесные знамения (24 примера), виде́ния (явления, прозрения) (22 случая) и знамения страшные (предзнаменования) (28 случаев)56. На знаки от Бога люди отвечали молитвами (в тексте зафиксирована 31 молитва, обычно заступнического типа), храбростью в противостоянии врагам государства, принятием мученической смерти и добродетельной христианской жизнью. Иногда Бог и люди говорили вместе, через пророчества (десять случаев) или через ясновидение будущих событий (прозорливство). Диалогическая структура57 «Степенной книги» выстроена по образцу Священного Писания, – особенно Ветхого Завета, в котором об отношениях Бога и людей повествуется с полным эмоциональным накалом.

вернуться

55

Покровский ссылается на заключительные пассажи книги [Покровский, Ленхофф 2007, 2: 403–404].

вернуться

56

Я подсчитал здесь только те чудеса, явления, виде́ния и знамения, которыеавтор вынес в названия разделов или акцентировал на них внимание.

вернуться

57

На диалогическом принципе основана интерпретация современных романов у великого русского литературоведа ХХ века М. М. Бахтина. Согласно его интерпретации, каждый из персонажей романа говорит своим собственным голосом, вступая с другими в диалог, посредством которого артикулируется истина или ее элементы. Бахтин считал, что постоянное взаимодействие с другими людьми может постепенно изменить характер человека через трансформацию его внешних обстоятельств и внутреннего мира. Его теория указывает на динамизм романа, на его «демократическую» структуру. О Бахтине см. [Clark, Holquist 1984] и [Morson, Emerson 1990]. Говоря о диалогической структуре «Степенной книги», я не ссылаюсь на теорию Бахтина с ее демократическими выводами, – тем более потому, что одним из «говорящих» в «Степенной книге» является сам Бог. Тем не менее идея о взаимодействии Бога и избранного народа Израиля является в библейских исследованиях устоявшейся, как и представление о том, что по Писанию можно проследить «биографию» Бога. Элементы взаимодействия или «диалога» в «Степенной книге» настолько очевидны, что их невозможно отрицать – или мне так кажется.

29
{"b":"923998","o":1}