Они начинают говорить одновременно.

— Я не…

— Твоя мама не…

Я прерываю их и осторожно отпускаю мамину руку, кладя ее на кровать. Затем поворачиваюсь к доктору.

— Мы можем поговорить наедине, пожалуйста?

Доктор Митч бросает взгляд на маму, та кивает, и я выхожу в коридор следом за ним. От запаха дезинфицирующих средств и латекса тянет блевать, потому что этот запах всегда ассоциируется с пребыванием мамы в больнице. Ненавижу его. Обхватив себя руками, смотрю на доктора.

— Если дело в деньгах, я могу их достать, чтобы продолжить, обещаю, даже если мне придется бросить учебу и устроиться на работу. Я сделаю все, что нужно. Пожалуйста, не отказывайте ей в лечении только потому, что у нас нет страховки.

Взгляд доктора смягчается, и он наклоняется ближе.

— Деньги здесь не причем. В нашей больнице есть меценаты, которые могут помочь. Думаю, пришло время рассмотреть перспективы. Твоя мама устала. Она не хочет провести свои последние дни в бесполезной борьбе. Ты должна понять, что, даже если ты этого не хочешь, этого хочет твоя мама.

Я огрызаюсь.

— Нет. Мне все равно, чего она хочет. Когда все закончится, она будет жива и благодарна за то, что я вмешалась и убедила ее сделать это.

Он качает головой, глядя на меня.

— Знаю, это тяжело, Мэйбел, но я должен учитывать пожелания твоей матери.

Делаю прерывистый вдох, но кажется, будто вообще не дышу.

— Я поговорю с ней еще раз. Я уговорю ее.

— Ты можешь стараться изо всех сил, но, пожалуйста, помни, что желания твоей матери тоже важны.

Я киваю и смаргиваю слезы, выступившие на глазах. Я не сломаюсь здесь. Только не перед ним или мамой.

Мы возвращаемся в палату, и я снова беру маму за руку.

— Мама, ты попробуешь этот экспериментальный препарат ради меня? Что мы теряем, если ты… — я почти давлюсь словами. — Все равно… умираешь.

Хочу, чтобы она увидела, как мне больно ее терять. Я не готова. Не могу с этим смириться.

— Детка, мы не можем. У нас нет на это денег, и я не позволю тебе бросить учебу из-за меня.

— Если бы я получала деньги, не бросая учебу, ты бы согласилась?

Она фыркает, ее взгляд затуманивается, когда помпа, стоящая рядом с кроватью, посылает очередную дозу лекарства в капельницу.

— Ты же не собираешься стать стриптизершей, правда?

Я смеюсь.

— Ага, потому что все хотят увидеть мое пастообразное бледное тело. Сомневаюсь, что на стриптизерш-книжных ботаников есть большой спрос. — Качаю головой. — Нет, конечно, я не стану стриптизершей.

Доктор Митч подходит к кровати и пристально смотрит на мою мать.

— Значит ли это, что вы хотите продолжить?

Она устало кивает, и я чувствую себя немного виноватой, но не настолько, чтобы взять свои слова обратно. Она — все, что у меня есть. Как только доктор уходит, я снова сажусь в кресло и стараюсь не дать панике, которую испытываю, просочиться в мой голос.

— Не волнуйся, мам, я позабочусь о тебе. Мы справимся с этим вместе.

Она поворачивается в кровати, стараясь не задеть трубку капельницы.

— Откуда у тебя эти деньги? И скажи мне правду, потому что, больна я или нет, но ты еще не слишком взрослая для порки.

— Репетиторство, как обычно. Я просто повышу плату, ну, знаешь, в связи с инфляцией. Никто ничего не заподозрит.

Когда она смотрит на меня, в ее взгляде столько доверия, и я не собираюсь от этого отказываться. Всю мою жизнь она давала мне все, растила меня как мать-одиночка и работала на нескольких работах, чтобы обеспечить всем необходимым. Я могу сделать это для нее.

В сумке вибрирует телефон, и я уже знаю, кто пытается до меня дозвониться. Он может подождать. Все, кроме моей мамы, могут подождать. Я устраиваюсь в кресле и отвожу взгляд к телевизору, наслаждаясь этим единственным моментом с мамой, таким, какой он есть.

ДРЮ

Больше всего на свете я ненавижу, когда меня игнорируют. Знаю ли я со стопроцентной уверенностью, что она меня игнорирует? Нет. Что я точно знаю, так это то, что она не отвечает, а для меня это одно и то же, черт возьми. Прошло несколько дней с тех пор, как она согласилась стать моим репетитором, и еще один — с тех пор, как назначила встречу, и все это по смс. Но теперь она больше не отвечает.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не отправиться на ее поиски, сидя в одиночестве в библиотеке, хотя прошло уже тридцать минут с того момента, как она сказала, что будет здесь. Беру телефон со стола рядом с учебником и отправляю ей еще одно сообщение, на этот раз в нем больше ругательств, чем в предыдущих.

Когда она не ответила на предыдущее сообщение, я проверил ее устройства, которые скопировал в тот раз, когда Джеки впустила меня в комнату. Она уехала навестить свою мать в больнице. Это единственная причина, по которой я не стал на нее давить.

Но знаю, что сегодня она не в больнице, так что у нее нет ни единого гребаного оправдания, чтобы я сидел здесь и ждал ее задницу. Не тогда, когда есть пятьсот других дел, которыми я мог бы заняться. Например, попытаться придумать, как забрать у отца мой бизнес. Или выяснить, что, черт возьми, происходит с Себастьяном.

Один из футболистов проходит мимо стола, кивает, протягивая руку для удара кулаком, а затем продолжает свой путь через библиотеку. Что такое с этим местом? Неважно, в какой день я сюда прихожу. Здесь никогда не бывает уединенно.

Почему моей тихоне здесь так нравится? Я знаю, что она часто находится здесь, даже когда не занимается репетиторством. Решаю, что спрошу ее, как только накажу за то, что заставила меня ждать. Через десять минут она, наконец, появляется. Бросая свою сумку на пол рядом с кабинкой, которую, как я знаю, предпочитает, она кладет учебники на стол, и по комнате разносится громкий треск.

— Тихоня?

Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, но затем садится и начинает раздраженно рыться в своей сумке. Я наклоняюсь и понижаю голос.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? Это ты отменила встречу, взяв с меня деньги вперед, если уж на то пошло, и потом у тебя еще хватает наглости заставлять меня сидеть здесь и ждать, а когда ты, наконец, соизволила появиться, то показываешь свое хамское отношение. Объяснись.

Она выпрямляется, и мне приходится отстраниться, чтобы не удариться лицом о ее плечо.

— Чего ты от меня хочешь? Я здесь, не так ли? Так мы занимаемся или как?

Я тяну за край учебника и позволяю ему хлопнуть по столу, даже не глядя на него, просто поддерживая зрительный контакт с ней.

— Я был здесь и был готов заниматься, но тебя не было. Не знал, что мне нужно вписываться в график, раз я твой клиент. И лучше бы мне быть твоим единственным гребаным клиентом, иначе деньги, которые я тебе дал, исчезнут чертовски быстро.

Теперь в ее глазах появляется что-то похожее на панику.

— Нет, ты прав. Извини. У меня просто выдались тяжелые дни, ясно? Давай просто приступим к работе, и я останусь здесь с тобой, столько, сколько захочешь.

Я снова хлопаю книгой и наклоняюсь к ней.

— Извини?

Она хмурится, встречаясь со мной взглядом.

— Что? Я сказала, что останусь здесь столько, сколько ты захочешь. — Ее голос мягкий, умиротворяющий, и это только еще больше злит меня.

Стискиваю зубы и продолжаю шептать.

— Ты, блядь, появляешься здесь и ведешь себя вот так, и это все? Думаешь, я просто повернусь и оближу твою руку в знак благодарности?

Ее глаза расширяются, и на лице появляется понимание.

— Ох, послушай, это не имеет к тебе никакого отношения. — Ее поведение возвращается с полной силой. — Не все зависит от тебя, о могущественный бог футбола.

— А теперь ты собираешься дерзить мне. Какого хрена, Мэйбел? — шиплю я.

Ее глаза расширяются, когда я использую ее полное имя.

— Чего же ты тогда хочешь?

— Объяснений, а не жалких отговорок. — Конечно, я уже знаю о ее матери, но хочу услышать это от нее. Хочу, чтобы она сказала правду, чтобы мне не пришлось слушать этот бред.