– Ну так я же правая рука главы деревни. А вы и есть глава, некромант Ксандр. Я к вам на подмогу пришёл. Чего надо, во всём помогу.
Прохору бы такое рвение.
– Ну пошли, помощничек. Так и быть, прогуляемся, – предлагаю я Митьке. – Покажешь мне, где тут у вас что находится. Чистого и нечистого.
Я выхожу из калитки и направляюсь к центру деревни. Осмотр лучше начать оттуда. Митька семенит чуть позади. Встречные жители деревеньки останавливаются. Некоторые кланяются с уважением или просто стягивают шапки с голов.
Прия-ятно!
– Глава Ксандр, – вдруг нерешительно зовёт Митька.
Мы как раз свернули на короткую улочку, ведущую под крутую бревенчатую стену, окружающую деревню. Вокруг никого, мы одни. Хотя Митька не выглядит коварным и опасным. Скорее растерянным.
– Да, Мить. Говори, чего хотел?
– Да я тут… Вроде как подумал… Глава Ксандр…
Митька мнётся ещё какое-то время. Достаточное, чтобы я понял, что пора остановиться и дать пареньку выговориться.
– Говори. Я слушаю.
И Митьку прорывает:
– Глава Ксандр. Там в лесу. Я ж не хотел! Меня Прохор попросил. Приказал он мне. А я не сам же. Не хотел я. Глава…
– Стоп! – останавливаю паренька я и жду, пока он успокоится от своего внезапного откровения. – Я всё понимаю. Прохор – глава… Бывший глава и твой непосредственный начальник. Он приказал тебе, и ты этот приказ пытался исполнить. Ничего личного.
– Ничего личного, – эхом повторяет Митька, хлопая глазами.
– Теперь глава деревни я. И слушаешь приказы ты мои. Верно?
– Верно! – радостно выдыхает Митька, а затем хватает меня за рукав. – Глава Ксандр! А вы правда зла держать не будете? Вы что, выходит, и не злитесь совсем-совсем?
– Не злюсь, – успокаиваю я парнишку. – Совсем-совсем не злюсь.
– Правда-правда? – снова спрашивает он.
И при этом так наивно в глаза заглядывает, что я еле сдерживаю смех. Надо же, какой доверчивый. Совсем пацан ещё. Сопляк. Жизни не нюхал.
«А уже несостоявшийся убийца», - напоминаю я себе.
– Правда-правда. Я тёмный с самого своего рождения, Мить. Некромант и демон. – Я безуспешно пытаюсь отцепить парнишку от рукава. – Мне не привыкать к тому, что поборники света и добра пытаются меня уничтожить. Как видишь, ещё никому этого не удалось. А преследовать всякого, кто пытается меня убить, вечности не хватит. – Мне, наконец, удаётся забрать у Митьки свою руку. – Поэтому давай оставим прошлое позади и займёмся делами насущными. – Я показываю на ближайший дом. – Кто здесь живёт?
Митька начинает рассказывать про старого торговца, живущего в ближайшем доме, а сам потихоньку прекращает нервничать.
Я сказал ему правду: мне незачем таить на него зло, строить планы мести и, коварно выскочив из-за угла, воплощать их. Зачем? Если можно сотрудничать и получить от этого взаимную выгоду. А злоба и месть отнимают слишком много времени и сил. И, как правило, не несут с собой ничего хорошего.
Дальше мы идём не спеша. Мне хочется всё разузнать и рассмотреть лично. А Митька, окончательно успокоившись, готов отвечать на вопросы о жителях столько, сколько потребуется. Рассказывает мне всё, включая последние деревенские сплетни. Полезный из него помощник, кто бы мог подумать.
Вскоре я узнаю, что жилые дома в деревне в основном стоят ближе к центру. А на окраине – рабочие постройки. Жильё пекарей, кузнецов и плотников. В целях защиты простого населения – лучший вариант застройки.
– Как же так вышло, что мой дом на отшибе стоит? – спрашиваю я.
– А это бывший дом бывшего главы нашего, Прохора. Охотником он был. Вот его дом на краю деревни и стоит. К лесу поближе.
– Почему он переехал, если это его дом? И чей дом сейчас занимает?
Мы останавливаемся у некогда богатой усадьбы. Широкий двор, хозяйский дом, конюшни, открытый сарай, из которого валит густой печной дым. Когда-то владелец этого богатства жил припеваючи, но сейчас часть построек выглядят заброшенными.
– Он сейчас в доме отца живёт. Отец его, Степан, как пропал, так он его дом и занял, – объясняет Митька. – Сначала просто так в родительский дом ходил: за хозяйством приглядывал, да всё ждал, что отец вернётся. А потом так и остался. И супружницу свою забрал. И деток своих.
– Деток? А что, много их у Прохора было?
– Двое, – отвечает Митька. – Девочка и мальчик. Близняшки. Оба сейчас в городе.
Интересно. Про сына Прохор не говорил. С другой стороны, я об этом не спрашивал. Зачем мне об этом знать?
– Понятно. Спасибо, – задумчиво говорю я, осматривая усадьбу. Никак не могу понять, почему в сарае печь затопили. Указываю на него Митьке и спрашиваю: – А это что?
– Кузнеца это дом. Деда Самсона. И кузня это его.
Обращаю внимание на ширину ворот – чтобы любая телега на ремонт проехала, и конскую привязь во дворе – подковы менять. Теперь понятно, откуда дым. И не сарай это, а кузница. И прямо сейчас там кто-то работает.
Прохор говорил, что кузнец в деревне давно состарился. Но в кузне точно кто-то есть. Мастер за работой? Или он набрал учеников, как я Прохору приказывал?
– Зайдём познакомиться, – предлагаю я, распахиваю калитку и захожу во двор.
Подхожу ближе к ветхому сараю. Изнутри он смотрится куда лучше, чем снаружи. Встаю на пороге. Воздух в кузнице приятный, сухой, горячий. Жар, исходящий от горна, наполняет его запахом раскалённого металла и нагретой древесины. Из глубин помещения слышится мерное «дыхание» меха.
Заглядываю. В кузнице царит идеальный порядок. Весь инструмент развешан и расставлен по своим местам, сбоку от входа расположился большой пустой стол, а в углу, около горна, громоздится массивная наковальня. На её отполированной до блеска поверхности мерцает отражение пламени.
В дальней части кузницы на длинной верёвке, качающей кузнечный мех, висит мальчонка лет десяти. Он несуразно дрыгает ногами, пытаясь спуститься, и мех в конце концов поддаётся. Верёвка опускает мальчонку вниз, по кузнице разносится гулкий шуршащий звук: «ух-х!» и из открытой пасти горна вылетают ярко-жёлтые искры.
Перед горном возится кузнец Самсон – сухонький старик с щипцами и молотом в руках.
Я удивлён. Как-то иначе я себе представлял кузнеца на пенсии. Этот старик как будто не работал молотом всю свою жизнь. У него нет ни широких плеч, ни сильных рук. Кожа Самсона смуглая, загорелая, словно он запёк её до зажаристой корочки около кузнечной печи. Спина сгорблена от тяжести лет, а руки испещрены глубокими, словно кора дерева, морщинами.
Кузнец делает всё очень медленно. Кладёт перед собой заготовку, поправляет, примеривается, замахивается. Кажется, что даже молот идёт вниз как в замедленной сьёмке. Раздаётся удар, и во все стороны летят искры. Кузнец поднимает заготовку к глазам и снова присматривается.
– Поддай, – говорит он, и мальчонка снова начинает прыгать на верёвке меха.
От звука его голоса я вздрагиваю. Меня так увлекло наблюдение за работой кузницы, что я не сразу вспомнил, что нахожусь среди живых людей.
– Здравствуйте! – произношу я негромко, чтобы не напугать кузнеца и его помощника, занятых работой.
– Прохор! Это ты, Прохор? – восклицает старый кузнец и поворачивается ко мне.
Его лицо такое же морщинистое, как и руки. Густые седые брови застилают глаза. Как он вообще что-то видит?
– Нет. Я не Прохор, – отвечаю я и представляюсь: – Ксандр. Новый глава деревни.
Старик Самсон мгновенно поникает.
– Стало быть, сгинул Прохор. Ой как пло-охо! Хоро-оший такой ма-альчик был. Жалко- то ка-ак!
Он откладывает заготовку в сторону и даёт знак мальчонке прекращать работу. Горюет так, будто Прохор и правду сгинул. Мне не сразу удаётся вклиниться между его причитаниями и объяснить:
– Всё с Прохором хорошо. Жив-здоров.
– А где ж он? Где? – Старик Самсон щурится, тщательно всматриваясь в моё лицо. – Если ты глава, то Прохор где?
– Дома сидит. Наказан он. За плохое поведение, – шучу я. – Прохор отошёл от дел. У него сейчас другие заботы. – Я перебираю в голове несколько версий, которые можно назвать и не вызвать этим уйму вопросов. И останавливаюсь на той, что старику будет понять легче всего. – Стар Прохор стал. Не справляется он уже с делами. Вот и сдал должность мне. Я молодой. Я справлюсь.
