– Может быть, мальчик и прав! Где ему еще научиться сражаться?

Обрадованный поддержкой племянник мелика Варанды шагнул вперед.

– Иосиф Эмин изучал военное дело в армии далекого острова. Царь Ираклий тогда не поверил ему, потому что эти англичане уже помогали персам строить корабли на Каспийском море. Я буду учиться у русских. Мы все теперь будем под властью русского императора. И Грузия, и Карабах.

– Грузия – да, – ответил Джимшид медленно и не сразу. – Карабах – не знаю.

– Ты сам уже ездил сюда с посольством Ибрагим-хана, – напомнил ему Фридон. – Тогда Мирза-Мамед Кулий просил императрицу Екатерину протянуть свои ладони и над Шушой.

– Из этого разговора вышло больше вреда, чем пользы. Кто-то сообщил Ага-Мохаммеду, и тогда он выступил из Тегерана. Персия рядом, Петербург – далеко. Если нам разрешили переселиться, надо как можно быстрее идти в Лори. Нужно будет поднять сотни семей. Мне потребуется помощь каждого человека, каждая рука, каждый палец! А этот глупец хочет затянуть свое тело в тесный кафтан унылого цвета и топтать площадь под стук барабанов!!!

Последние слова он выкрикнул прямо в лицо Ростому. Но тот не пошелохнулся. Так же стоял навытяжку, как солдаты гвардии императора Павла.

– О чем шумите, армяне? – послышался вдруг мягкий голос от двери.

Незамеченным в комнату вошел Минас Лазарев, брат хозяина дома.

Семья Лазаревых перебралась в Петербург из Новой Джульфы – армянской колонии в Иране. Туда вывел обитателей Карабаха еще шах Аббас. В середине 18 столетия Лазарь Назарович отправился на север, купил дом в Москве, в Артамоновском переулке, будущем Армянском, и занялся устройством шелковых мануфактур. Сын его Ованес взял имя Иван и двинулся дальше, на запад. Поселился в Петербурге, хотя его промышленные интересы тянул на восток, к Уралу, в царство железа и меди.

Иван Лазарев был богат, знатен – получил титул графа Австрийской империи, – великодушен, образован и вместе с тем имел вкус к приключениям. Именно ему приписала легенда главную роль в истории алмаза «Орлов».

Якобы Ованес еще в Иране купил огромный и безумно дорогой камень, когда делили добычу, захваченную Надир-шахом в Дели. Узнав, что Лазарев покидает страну, персы потребовали отдать драгоценность. Ованес сказал, что он уже продал алмаз, и спрятал покупку в – собственное же тело, в разрез на ляжке. Перебравшись в Россию, купец совершил обратную операцию, а камень продал Григорию Орлову. Цену алмазу определили в 450 тысяч рублей, и то, вероятно, продавец сбросил немало, рассчитывая на будущие милости от фаворита. Сам же камень Григорий Григорьевич поднес императрице Екатерине.

Затем Иван Лазарев построил на своем подворье Армянскую церковь, а у красной линии[4] Невского возвел два трехэтажных дома, окаймлявших проход к храму. В первом этаже одного из них и поселились карабахские мелики. Впрочем, общались они больше не с хозяином, а с его младшим братом Минасом, Миной. Тот держался скромно, но говорили, что Иван Лазарев редкое дело предпринимает, не спросив совета у Мины. Будто бы именно ему армяне обязаны и церковью святой Екатерины напротив Гостиного двора, и другой, заложенной на Васильевском острове.

– Чем ты расстроен, уважаемый Шахназаров? Я слышал, император говорил с вами благосклонно, хотя не без гнева… Да-да, дорогой, не удивляйся. Новости в Петербурге бегают быстро.

Джимшид и Фридон отошли от печки. Обычай требовал выказать уважительное почтение, да и голова с сердцем настаивали на том же.

– Император разрешил нам выйти в Грузию в следующем году.

– Это большая удача.

– Соглашусь с тобой, уважаемый Минас Лазарев. Но она чуть было не пролетела мимо. И все из-за упрямого малолетнего ишака!

Лазарев чуть приподнял большие веки.

– Удача порхает на легких крыльях. Эта птичка капризнее юной девушки. Чем же осмелился наш Ростом вызвать гнев государя?

Юноша наклонился вперед:

– Я хочу служить в гвардии императора!

Джимшид сжал мощную ладонь в объемный кулак и погрозил племяннику:

– Молодежь совсем забыла, как почитать старших. Они хотят, они думают, они – говорят, когда их еще не спросили!

Фридон пошевелил плечами. Владетель Гюлистана уступал Шахназарову не только в росте, но также и в возрасте. Он был ближе к Ростому на целых пятнадцать лет и лучше понимал сильного и горячего парня.

– Государь вряд ли разгневался из-за такой просьбы, – осторожно заметил Лазарев. – Ему нравится, когда хотят служить в его войске.

Джимшид уже остывал.

– Это был лишний вопрос. Не он разъярил императора. Но в гневе тот мог отказать и нам в нашей просьбе.

Минас согласно закивал головой.

– Не надо просить у сильных мира сего лишнее. Иначе они могут запретить даже необходимое… Но что же с мальчиком, дорогой Джимшид? Ты увезешь его обратно в Арцах?

– Зачем армянам чужая армия?

– Если вы выходите в Россию… А Грузия теперь будет Россия… Тогда эта армия для вас уже не чужая.

Джимшид насупился.

– Такой маленький вопрос. Нам сейчас нужно решать судьбу двух гаваров.

– Жизнь одного человека мало значит рядом с тысячами других, – согласился Лазарев. – Но иногда и от нее зависит, в какую сторону качнутся весы Времени. Государь пылок и тороплив. Он уже прислал офицера, чтобы узнать – действительно ли Ростом, сын мелика Шахназарова, хочет служить в гвардии российского императора?

Юноша так просиял, что трое взрослых едва удержались от смеха.

– Отпусти мальчика, – подал голос Фридон. – Может быть, у армян появится еще один воин.

– Я вернусь сильным, как Давид-бек! – задыхаясь, крикнул Ростом.

Джимшид кивнул:

– Возможно, вы правы. Возможно, так будет лучше. Но я слышал, что в гвардию приходят только знатные русские.

– Солдатом может наняться каждый. Но нашему мальчику нужно стать офицером. Для этого требуется грамота о дворянстве. Однако, что за проблема, уважаемый Шахназаров? Он не сын твой, он твой племянник, но – такой же мелик, такой же князь, как и ты… Что с вами, друзья мои?

– Выйди, – кинул Джимшид почерневшему вдруг Ростому. – Выйди, мальчик. Дай поговорить взрослым мужчинам…

– Нехорошо поминать родителей дурным словом, – медленно начал свою речь владетель Варанды. – Но вы оба знаете, что за человек был мой отец.

Фридон кивнул, а Лазарев посмотрел удивленно.

– Я слышал – в стихах на его надгробьи есть такая строка: гордостью он являлся армянской нации…

– Это могила моего деда. Хусейн Шахназаров, владетель одного из меликств Хамсы[5], союзник Давид-бека и спарапета Мхитара. Он вырезал передовой отряд Абдулла-паши, что осмелился остановиться на зиму в Аветараноце. Да, уважаемый Минас, не платил он дани ни одному царю, // Был мощным оплотом всей страны… А сын его, Шахназар Шахназаров, стал – проклятием армян Карабаха…

Он жестом остановил Фридона, пытавшегося возразить. И сам замолчал надолго. Оба собеседника тоже стояли тихо, не решаясь тревожить воина, взрывавшего память своего рода…

– В нем была половина турецкой крови. Что до сих бушует во мне и, – он кивнул в сторону двери, – в этом молодом ишаке. Мой отец – Шахназар Второй – убил своего сводного брата, законного мелика гавара Варанда. И четыре других властителя – Гюлистана, Хачена, Джраберды и Дизака – выступили против убийцы. Но Шахназар не стал дожидаться, когда его прихлопнут, как крысу. Он позвал на помощь вождя племени Джеваншир – Панах-Али-хана…

– Кочевники, что остались в наших степях еще со времен великого Надир-шаха, – пояснил Лазареву Фридон.

– Они уже не хотели пасти скот, – мрачно продолжил свой рассказ Шахназаров. – Они хотели построить свою крепость в горах. Так выросли стены укрепления Панах-абад. Позже его назвали Шуши-каласы… Говорят, что отец своей рукой положил первый камень в стены Шуши. Он думал, что возводит новый знак своей силы, а вышло, что он вырыл могилу и себе, и всем меликствам Карабаха.