Но, чтобы не погрешить против истины, уместно также заметить, что отговорить Николая от «Рудневского чудачества» Дубасов сначала честно пытался. Он даже дерзнул испросить личной аудиенции. В надежде, что отсутствие Петровича и генерал-адмирала, по каким-то своим, личным причинам устранившегося от решения столь животрепещущего вопроса, поможет ему убедить Государя в рискованности инициативы новоиспеченного графа Владивостокского.
Однако, благодаря Петровичу, в отличие от Дубасова самодержец знал, какие именно карты выложат на стол вероятные противники России. И мнения не поменял, невзирая на аргументы министра. Что касается апатии августейшего шефа Флота, она была объяснима. После провала попытки госпереворота «имени» Владимира Александровича и Николаши, к чему «дядя Алеша» едва не прилип по-крупному — кое-какой компромат опричники Зубатова него все же «нарыли» — Алексей Александрович совершенно не горел желанием ссориться с августейшим племянником «по пустякам». «Шестью кораблями больше, шестью меньше. Не все ли нам равно сейчас, после победы? Или, может, ты еще с кем-то повоевать собрался, любезный Федор Васильевич, а?..»
В итоге, старому служаке пришлось брать под козырек.
* * *
Схема организации продажи латиносам «Пересветов» с крейсерским «довеском», представляла собой экстравагантную многоходовочку, в окончательном виде рожденную Петровичем и мистером Крампом, вознамерившемся по такому случаю неплохо погреть руки на неординарной идее энергичного русского адмирала, с которым его счастливо свела судьба во Владивостоке. Как тогда с многозначительным смешком подметил Чарльз Вильгельмович: «Сдается мне, душка Захарофф лопнет от злости, когда до него дойдет, что мы с Вами тут задумали, мой дорогой Всеволод!..»
У разворотистого американского дельца были поводы для оптимизма. Как и повод для гордости. Ставя пять лет назад на «русскую лошадь» в «Дальневосточном дерби», он исходил не из азарта игрока, а из скрупулезного расчета бизнесмена. Правда, из расчета рискованного. Ведь он прекрасно знал на кого скинутся в предстоящей русско-японской «партии» матерые финансисты по обе стороны Атлантики. Еще в 1890-х его скромное семейное предприятьице оказалось в «портфеле сопутствующих бизнесов» Рокфеллера, чей банк в кризисный момент поддержал Cramp Sons против домогательств Моргана, и чья промышленно-финансовая и политическая разведка не уступала ни ротшильдовской, ни ватиканской. Цепкий янки в третьем поколении и расчетливый немец по крови, Крамп посчитал, что если Россия сможет в грядущей схватке с Японией перевести игру из темпового блица в вялотекущий миттельшпиль, то шансы азиатов мизерны. При должном упорстве, в «сумо потенциалов» монструозный косолапый неизбежно придавит обнаглевшую азиатскую ящерицу с перепончатыми крылышками.
Так, собственно говоря, и получилось. Здесь… В отличие от нашей истории, где упорства «до конца» петербургским «небожителям» не хватило. Между прочим, уже третий раз кряду, после крымского фиаско в 1856-ом и отказа от выхода на Босфор в 1878-м.
Крамп же, заблаговременно предложив русскому Морведу срочную постройку почти целой эскадры — двух эскадренных броненосцев, шести крейсеров и двенадцати дестроеров, не учел, что перед угрозой реальной драчки, равно как и в ней самой, Николай II окажется больше внуком мягкотелого деда, нежели сыном сурового и решительного родителя…
Что касается бизнеса, триумф русского флота и личная дружба с Рудневым, чей флаг развевался на выстроенном им крейсере на протяжении почти всей войны, не исключая победный токийский финал, перспективы для филадельфийца открыли самые радужные. Подобного американский судостроитель даже не ожидал. Рассуждая хладнокровно, он пришел к выводу, что личное расположение к нему Всеволода Федоровича и некоторых его офицеров, в особенности Лейкова и Балка, сыграли в этом главную роль. Несмотря на то, что за «детские болячки» «Варяга», Руднев приватно «отдраил» мистера Крампа от души.
* * *
Поскольку тема формальной поддержки Госдепом продажи латиноамериканцам русских кораблей «закрылась» после отправки в адрес глав МИДов Бразилии и Аргентины телеграммы Госсекретаря Хэя недвусмысленного содержания: «Правительство САСШ не рассматривает возможное усиление военных флотов Бразилии и Аргентины, как угрозу миру и спокойствию в регионе», североамериканскую часть миссии Дубасова и Русина можно было считать завершенной вполне успешно. И переведенной из сферы тайной дипломатии в сферу публичной политики. Ибо то, что знают в Рио и Айресе, знают везде.
В тот вечер за ужином Столыпин осторожно поинтересовался у Рузвельта, как скоро тот рассчитывает получить официальное британское представление по этому вопросу? На что американский президент с легкой усмешкой заметил: «Петр Аркадьевич, на Вашем месте лучше бы беспокоиться о том, как скоро Вашим Императрицам начнут слать гневные телеграммы их родичи и друзья из Лондона или Валетты. Не мы зачинщики этого, к нам-то какие могут быть вопросы? В конце концов, это наше право решать, для кого, когда и почему мы хотим сделать то или иное исключение, с точки зрения Доктрины Монро…»
Конечно, Тедди бравировал. Он понимал, что в Лондоне будут таким новостям, мягко говоря, не шибко рады. Поскольку, фактически, речь шла о выдавливании из Латинской Америки английских фирм, как поставщиков боевых судов. С последующей заменой их на американских производителей. Начиная с грядущего «бразильского заказа», за который сама Россия бороться не собиралась. Но способствуя продвижению продукции Крампа в Рио, заручалась поддержкой американской стороны в деле поставки своих «Б/Ушных» кораблей Аргентине. На их предпродажной подготовке расчетливый Крамп планировал и хорошую прибыль получить, и «прикормить» потенциальных заказчиков из Буэнос-Айреса и Сантьяго на будущее. И в итоге: сплошной американский профит…
К сфере публичной политики можно было отнести и главный итог столыпинского вояжа в категории «на перспективу». Им стал фактический отказ Америки от негласного противостояния с Россией, сдерживания ее «по всем фронтам». Что выразилось, прежде всего, во всплеске экономической активности янки на «русском дальневосточном направлении».
Внимание не только штатовской и российской, но и ведущей мировой прессы, было приковано к публичным процедурам заключения ряда многомиллионных контрактов в присутствии Столыпина и Хэя. Первым из них стал подписанный в Филадельфии договор о закладке фирмой Крампа во владивостокском «Гнилом углу» ультрасовременной верфи. С док-бассейном, и стартовой постройкой там двух плавучих доков грузоподъемностью в 25 и 40 тысяч тонн уже через три с половиной года. При этом, для ускорения работ, часть материалов, металлоконструкций и оборудования должны были быть поставлены из Америки.
Одновременно с приобретением для российского Морведа лицензии на изготовление турбин Кертиса, был парафирован инвестиционный контракт с G. E. по запуску крупного предприятия по производству энергоагрегатов на их основе. Завод этот решили возводить в Мариуполе, причем контрольный пакет вновь создаваемой Компании будет принадлежать американцам. В комплекте к основному контракту шло соглашение о поставке турбин для двух грузопассажирских пароходов «добровольцев» и серии эскадренных миноносцев 1100-тонного типа, из которых восемь будут построены на верфях Черного моря и столько же — во Владивостоке. При этом часть узлов и агрегатов для энергоустановок первых дестроеров будет импортироваться из САСШ.
На фоне этой весьма дорогостоящей сделки отошли на второй план слухи о еще одном совместном с G. E. проекте, стартовавшем с подписей Эдисона и Столыпина под закрытым протоколом о намерениях. Речь в нем шла о долевом участии североамериканской фирмы в массовом производстве электрических ламп накаливания с вольфрамовой нитью. Патент на них был конфиденциально выкуплен у Лодыгина российской стороной.
