— Допустим… Как установлены?
— Все в диаметральной плоскости. По одной в оконечностях, носовая возвышенная, на полубаке.
— Да, тогда пасьянс может сложиться. Только это ни разу не быстроходный линкор. Но… если бы мне такое великолепие предложили годик назад, и куда-нибудь в океан, поближе к Сан-Франциско…
— Зря облизываешься. Мечтать не вредно, Готлибыч. Все-таки, ты перечитал в юности пиратских романов.
— А ты чувствуешь, Николай, против кого такие машинки могут быть задействованы? Кроме британцев, что слишком явно, я сказал бы — даже как-то подозрительно явно, кто еще напрашивается на роль цели для таких «больших мальчиков»?
— Против янки. Их торговые пути через два океана для таких кораблей весьма уязвимы, как и их нынешние охранники, понятное дело… Думаешь, идея нашего комфлота с политическим «двойным дном»?
— Да еще с каким! Не получается ли, что устами Фишера английское Адмиралтейство зондирует нас на готовность раздела шарика «по Вильгельму», только с вынесением за скобки самого Вильгельма со всем его Рейхом. «Капитан Тихого океана» — Ники, его дядюшка Эд — «капитан Атлантического и Индийского». И если Макаров готов этому делу поспособствовать…
— Ну, ты много-то на себя не бери. Большая политика нашего ли ума дело? Хотя, как знать, возможно зерно рациональное в твоем предположении и сидит. Сейчас британцы четко понимают, что никакой монополии в Китае у них не будет. Мы и американцы теперь там главные игроки. Если же им торгануть «девственностью» своего Сити по умному, в итоге за наш счет можно решить германскую проблему Лондона в Европе и на Атлантике. Затем, или даже одновременно, стравив нас с американцами, ослабить своих главных конкурентов на Пасифике. А дальше… дальше — как пойдет.
— Удивительно, почему Макаров не видит столь явной «покупки»?
— Хм… А, может, видит? И получше нашего. Думаю, впереди очень интересные большие игры. И мы с тобой не раз еще удивимся, что дважды два — пять…
Кстати говоря, представляется мне, что не так уж Макаров на нашего Всеволода Федоровича и разобижен. Как шепнул мне Васильев, лишь один момент его зацепил действительно серьезно. Новые ледоколы. Они будут построены на основе аванпроекта Менделеева. И по мнению того же Костенко, только это по секрету, должны стать гораздо лучше «Ермака» во всех отношениях. Но Степан Осипович считает, что наш научный гений не в свое дело сунулся. И что главный спец по ледокольным делам у нас один — сам Макаров. И он гораздо лучше проект предложил бы, когда бы возможность получил. Но его даже не удосужились предупредить, что царем принимается решение о постройке сразу четырех новых линейных ледоколов! Это действительно для него крайне обидно. Как и то, что назад уже ничего не отыграешь, вопрос закрыт.
По слухам, достойным доверия, Руднев менделеевский проект царю не только подсказал, он еще и подключил к нашим ледокольным делам господина Захарофа, фирму «Виккерс». А Макаров этих ребят на дух не переносит. По каким-то своим причинам. Подробности всей этой ледокольной эпопеи он узнал за неделю до встречи с Рудневым в Иркутске. Ну, а все остальное ты наблюдал на перроне вместе со мной.
— Да, чтобы так фитилить своему младшему флагману в присутствии его офицеров… Это что-то с чем-то. Я просто места себе не находил.
— И не ты один, Готлибыч. Васильев, кстати, считает, что когда Макаров отошел, он понял, что крепко перегнул. И готов пойти на мировую с Всеволодом Федоровичем.
— Он-то, может и готов. Но ты ведь характерец нашего знаешь. То, что он стоически там, в Иркутске, такой разнос вынес, ставлю сто к одному, исключительно из-за нашего присутствия.
— А еще будет кому в уши Рудневу налить елея, что Макаров просто приревновал к его флотоводческой гениальности. Уж, это, как пить дать…
— Да уж. Но очень не хочется, чтобы черная кошка между ними пробежала надолго… Но ты в политику и на личности не съезжай. Что там дальше они хотят строить, после первых четырех больших килей?
— А дальше — табу! Понятно, что нечто чрезвычайно интересное. Но только — «не велено-с». Так ничего внятного мне и не рассказали, ухарцы.
— Понятно. Шифруются, значит… Упс… А это кто к нам с ночным визитом? Владимир Евгеньевич, кто тебе в кильватер правит, так по-заговорщически шушукаясь?
— Никаких заговоров, господа-товарищи-джентльмены. Раз уж вы не дрыхните праведным сном, значит… готовы грешить во славу Государя Императора и нашего дорогого Отечества. Одевайтесь-ка скоренько, и топаем в вагон-ресторацию. Большое начальство почивают-с, но главные силы штаба командующего желают наших недобитков лицезреть лично. А за мной — конвой. С винтовками и шомполами, дабы вы не вздумали упираться.
— Господа, да не внемлите вы барону так серьезно. Мы просто хотим вас пригласить к нашему шалашу, если не отбились до сих пор. Заодно познакомимся поближе… — из-за спины Гревеница вынырнула круглая, веселая физиономия каперанга Семенова, — Меня, как самого красноречивого, а Владимира Полиевктовича, как самого молодого, общество отрядило к вам в качестве герольдов.
Глава 1
Глава 1. Искушение святого Дунстана
Станция «Иркутск», Литерный экспресс «Порт-Артур — Москва», 21 — 22 апреля 1905-го года
Дальняя дорога — время откровений. Однако слово серебро, а молчание — золото. Он и так уже умудрился разболтать Тирпицу по пьяному делу много чего лишнего. А потому про недавний конфликт с Макаровым Петрович рассказывать ему не собирался категорически. Сор из избы выносить — последнее дело. К тому же, сперва надо было самому разобраться в ситуации: конечно, осадочек остался нехороший, но что-то подсказывало, что на окончательный разрыв устроенная ему Степаном Осиповичем сцена не тянет.
Между тем, шеф Маринеамт совершенно не выглядел огорченным известием о том, что дорогу до столицы Российской империи ему предстоит коротать в компании с единственным попутчиком «из местных». Попутчиком, хорошо знакомым. Даже слишком хорошо, если вспомнить некий пикантный момент их общения по дороге на Дальний Восток. Желтоватый след от которого, при внимательном рассмотрении еще можно было заметить на довольной физиономии германца.
Но даже без слов было ясно, что Альфред зла на него не держал. Будучи человеком не робкого десятка и широкой души, на пустяшные обиды и мелочную злопамятность горазд он не был. На прощание сфотографировавшись на фоне вокзала с иркутским генерал-губернатором, его супругой, Рудневым и принцем Адальбертом для истории, или для отчета, Тирпиц картинным взмахом руки подал команду «по вагонам!» Их поезд и так уже задерживался из-за неприличного опоздания «русского Нельсона» на полчаса. Или, точнее, это поезд опаздывал, а Руднев задержался? Разве «большие шишки» опаздывают?..
— Павел Ипполитович, я мерзавец… Вы меня осуждаете?
И в ответ, также тихо, на ухо:
— Завидую негодяю!
Получив в качестве напутствия шутливый, но ощутимый тычок кулаком в бок от графа Кутайсова, Петрович поцеловал на прощание ручку улыбчивой генерал-губернаторше и решительно прошел в вагон.
За окнами, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее, уплывал вдаль Иркутск. Великий город на Великом Сибирском пути. Столица великой русской Сибири. Город, в который ему не раз еще предстоит возвратиться. Город, на прощание подаривший ему чудесный, солнечный, весенний день. А к нему в придачу — друга, любимую и нежданно-негаданно возродившуюся веру в себя. В смысл жизни в этом новом-старом мире, и в его, Петровича, достойное место в нем.
«За спиной будто выросли крылья…» Это, как раз о нем. И как раз — сейчас…
* * *
То, что в общих настроениях у германцев произошли разительные изменения, он ощутил вечером, за ужином. Никакой прежней опаски, «зажатости» во взгляде молодого принца Адальберта. Никакой глубинной озабоченности в пространных рассуждениях Тирпица. И еще, — какой-то новый, лихорадочный блеск восторга в глазах у всех остальных его офицеров. Сначала Петрович предположил, что сработал эффект «отсутствия присутствия». Поскольку ни Кайзера, ни его свиты со всеми условностями и «вирусом подобострастия», здесь не было. Только перед сном его внезапно осенило, в чем тут на самом деле собака порылась.
