— Дэймонд, что ты делаешь? Все хорошо?

Герцог бросил на меня невидящий взгляд. Секунда понадобилась ему, чтоб узнать меня. На мгновенье его лицо исказилось злостью и раздражением, кулаки еще больше напряглись, а на лице заиграли желваки. Но все быстро закончилось, и уже спокойно он спросил:

— Мари? Что ты тут делаешь? Почему не спишь?

— Я проголодалась, вот и не смогла заснуть. — может, я и рассказала б ему о своих страхах и мучащих меня снах, но момент был явно неподходящий. Это заставило меня задуматься, что я ведь о нем и его проблемах ничего не знаю. Мы только и делаем, что решаем мои. Это было странным осознанием. Так ли он мне доверяет, как я ему? — что-то случилось?

— Нет, не о чем переживать. Просто некоторые трудности с работой. Опять заговоры и забастовки. Солдаты протестуют, а по шапке дают мне. Император не понимает корня всех проблем. А я нахожусь между двух огней.

— А ты кого поддерживаешь? — этот вопрос волновал меня давно. Если для Дэймонда близка идея императора о геноциде, то я не смогу поддерживать его в этих делах. Я должна стать ему опорой. Я б хотела, чтоб мы были друзьями и могли решать проблемы вместе. Я настраивала себя, что буду хорошей женой для герцога, я хотела сделать наш брак настоящим в будущем. Но настолько сильно свои взгляды я поменять не смогу. Да, я не буду что-то говорить против его идей. Я понимаю, что я должна стать островком спокойствия в окружении бушующего океана. Если Дэймонд имеет противоположные мне взгляды, то мне придется проявить мудрость. Я не собиралась жертвовать своим положением и уважением только из-за политических взглядов. Я своими словами все равно ничего не исправлю. И все же мне не хотелось бы перекраивать себя.

— Я поддерживаю положение, которое занимаю. Я управляю армией. Мной управляет император. Здесь нет моего мнения и моих взглядов. Есть только приказ, отданный кем-то выше. В этом и трудность. Солдаты должны отбросить личное отношение. Те, кто не исполняют приказы, становятся революционерами. Императору такие не нужны. И народу это не надо. Только они этого не понимают. Простые люди думают, что знают лучше, как управлять страной, но они вкладывают слишком много эмоций. Император, тот, кто руководит страной, должен быть черствым и жестоким. Только так добиться беспристрастности и прогресса.

То есть Дэймонд принял такой ж решение, как и я: подстроиться, чтоб сохранить положение. Мне не нравилось, что он говорил. Но такова была реальность. Люди слишком недооценивают трусость, делая из нее что-то плохое. Часто за ней скрывается приспосабливаемость и хитрость. А за этим идет стабильность и долгая жизнь. Может, когда-то я и пересмотрю это мнение, но сейчас я готова принять любые взгляды, чтоб остаться в этом большом и теплом доме, в котором меня кормят и одевают. Постоянно изменять своем мнение, значит ли его вообще не иметь?

— Ты задумалась. Я тоже об этом много думал. Мои мысли пришли к тому, что тот, кто наверху, тот, кто вершит судьбы, ничего не знает про свой народ и не сможет узнать. Наш император никогда не был в тех бедных домах, в которых ты выросла, Мари. Он гипотетичен. Только рассуждениями и обобщением он руководит страной. Все его внимание занимает элита. А ее мысли заняты угождением императору. А их поданные угождают им. И так эта цепочка длится до тех, кому некому угождать. Среди них и ест те люди, которые знают, как жить. Только вот смелости у них не хватает говорить об том. Точнее говорить есть, а вот делать что-то нет. Да если б и делали, в конце они стали б теми ж, кто создан, чтоб угождать. Бесконечная цепочка лицемерия.

Мне стало не по себе. Мне не хотелось, чтоб люди и дальше жили при тоталитарном управленце. Но я, как и большая часть людей, не была создана, чтоб управлять. Только в книжках люди могут свергнуть власть так легко. В жизни ж за этим стоит союз огромного количества людей. Только не простых крестьян, а тех, кто к этой власти как-то причастен.

— Поэтому многие и выбирают приспособиться. На этом и держится стабильность власти. — сказала я. Только я не хотела больше говорить об этом. Все же сложно поддержать тему, в которой не разбираешься.

Чтоб отвлечься, я наконец-то добралась о печенья. Долго решав, куда ж все-таки сесть, я выбрала место напротив Дэймонда. Рядом с ним я чувствую себя смущенно. Хоть расстояние будет придавать уверенности.

Воцарилась тишина. Я мерно чавкала своим печеньем, Дэймонд вертел в руках пустой стакан, раздумывая, выпить ли еще. Видимо, у него выдался тяжелый вечер. Хотя и утро я ему устроила неспокойное. Как при таком графике жить вне стресса? Жалко, что снимать его приходится алкоголем. Хотя, может, он и другие способы использует. Но я не хотела об этом думать.

Все больше я укоренялась в мысли, что ничего о нем не знаю. Почему-то больше всего волновал меня вопрос, есть ли у него любовница. Проводит ли он с кем-то ночи? Ревность выбила из меня воздух. Подавившись печеньем, я закашляла, уже прощаясь с жизнью. Благо, приступ удушья закончился. Вот только мысли остались.

Почему я чувствую ревность? Я не хотела влюбляться в него. Это б усложнило все между нами.

Да и не влюблена я. Просто слишком нравятся мне его деньги. Я уверенна, что дело в этом. Я надеюсь. Последняя моя влюбленность закончилась тем, что я узнала, что мужчина женат, а меня использовал.

Вспомнилось, что я не очень и расстроена была. Ведь я никогда не доверяла мужчинам. Но если б я сейчас узнала такую информацию про Дэймонда, то, наверное, умерла б. Я ему слишком доверилась. Надо как-то контролировать себя. Успокоюсь только после свадьбы. Или же нет.

— С документами все в порядке. Я договорился, свадьбу нам назначили через неделю. Я посчитал, что чем раньше, тем лучше. Гости после бала, на котором объявим тебя моей невестой, еще не успеют разъехаться. Совместим два в одном.

— Хорошо. — я попыталась не показать свою радость, которая наполнила меня в секунду. Скоро тяжелая жизнь закончится.

Только вот у моего жениха эмоции были совсем иными. Взгляд еще больше погрустнел, спина осунулась. Не знаю, чем я думала в этот момент, но я приняла единственно правильное решение. Я поднялась со стула, подошла к Дэймонду. Взяла его сухую ладонь и потянула к себе. Так мы и замерли, обнявши друг друга. Сначала герцог опешил и не понял, что ему делать. Но затем как-то болезненно сжал меня в своих руках и втянул запах моих волос. Будто ему причиняло это боль, будто он боролся с собой. Одна часть его рвалась ко мне. я чувствовала это. Другая была не здесь. Другую ему нужно было затолкнуть глубоко в себя, чтоб насладиться этим моментом.

И я б насладилась. Это было легко. Я была полностью закрыта от этого дикого мира его сильной спиной и руками, он нежно поглаживал мою спину и шептал что-то тихое и только ему понятное. В целом я ощутила спокойствие и гармонию. Это была идиллия. Ровно до того момента, как я уловила стойкий аромат чьих-то духов. Это явно были не мои, так как я любила нежные цветочные запахи. Этот же принадлежал женщине, которая хотела, чтоб ее помнили долго.

Как от прокаженного, я отпрянула от Дэймонда. В надежде я посмотрела в его глаза. Я увидела там то, что хотела: бесконечную нежность, направленную на меня. Это в миг осадило мою злость.

Я же решила подстраиваться. Значит, иду до конца. Даже если у него кто-то есть, я сделаю, чтоб не было. После свадьбы, я обязательно постараюсь сделать наш брак настоящим. Он влюбится в меня, и пахнуть будет только цветами. Сейчас же я никто и не имею права высказывать что-то.

Что ж, Дэймонд, подожди еще немножко. Сейчас я слишком боюсь собственными руками сломать свое счастье. А потом ты будешь бояться меня потерять.

— Извини, мне уже пора спать. И ты ложись. — сказала я, не подав виду.

— Да, хорошо. Спокойной ночи. — вид у герцога был растерянный. Он проводил меня взглядом, но я запретила себе оборачиваться.

Путь до комнаты я не запомнила. Осознала себя, лежащей на кровати и готовой заплакать.