— Читал? — рявкнул Самослав и ткнул ему под нос газету.

— Не умудрен, государь, — с достоинством ответил тот.

— А может, научиться пора? — рявкнул Самослав. — Может, тогда не будете пропускать такое…

— Не ведаю, государь, о чем ты, — ровным голосом ответил Горан.

— У нас Ванда теперь людей благословляет! — почти спокойно сказал Самослав. — Ты знал?

— Знал, — еще более спокойно ответил тот.

— А то, что у нее там люди исцеляются, тоже знал? — спросил император.

— Обычное же дело, — непонимающе посмотрел на него боярин. — Государыня наша беременных благословляет, и те рожают легко. У меня все невестки к ней ходили. Это ж первое дело, когда бабе рожать…

— Ты что, веришь в это? — недоуменно посмотрел на него Самослав. — Ты серьезно сейчас? Да мы сколько раз говорили с тобой…

— Верю, — упрямо ответил Горан. — И люди верят тоже. Да и как не верить, если у меня всего одна невестка в родах померла, государь. А у меня их восемь штук, и внуков два десятка с половиной!

— Твою мать! — зарычал Самослав. — Да что за дичь! Следствие провести надо, Горан! Кто исцелился и почему исцелился. Особенно тех, кто прозрел внезапно. Понял?

— Тех, кто у попов в церквях исцеляется, государь, тоже на пытку брать? — спокойно спросил боярин, глядя императору прямо в глаза. — У нас по Уложению человеку свободно веровать. И равны все перед законом. Ты только скажи, мы землю носом взроем. Мы в Тайном Приказе Моране жертвы приносим и, если надо попов тряхнуть, то мы со всем удовольствием. У меня даже драка за такую честь может случиться. Кстати, короли-Меровинги, говорят, возложением рук лечат. Золотушные к назначенному дню приходят и их милости ждут…

— Уходи, Горан, — выдохнул Самослав со злостью в голосе. — Стар ты, видно, становишься. Не понимаешь, куда жизнь идет.

Он смотрел, как коротко поклонился его самый верный друг, и как вышел, гордо подняв голову. Горан знал, что так будет, но по-другому поступить просто не мог. И он сам, и его люди оставались убежденными язычниками, и отступать от этого не собирались.

— Ваша царственность, — Ванда поклонилась с необыкновенной грацией и выпрямилась, ожидая вопросов.

Она расцветала с каждым днем. Из милой, угловатой деревенской замарашки Ванда уверенно превращалась в молодую, волшебной красоты женщину без малейшего изъяна. Густые, чуть волнистые локоны были перехвачены золотым обручем с камнями, какой носили все великие княжны и княгини. Огромные лучистые глаза смотрели прямо и открыто, а изумруды в ушах слегка оттеняли их цвет. Глаза у нее были ведьмины, с отчетливой зеленцой. И лицом, и повадками княжна все больше походила на свекровь, намеренно копируя ее жесты и слова. Даже Видна и Кий были не так похожи на мать. Они ведь никогда не стремились стать ее полной копией.

— Скажи мне, дочка, — спросил император. — А что это за история с исцелениями на капище?

— Сама удивилась, государь, — ответила та, глядя на него прямо как воин. — Прозрел человек. Я даже испугалась немного…

Не врет, она не врет, — напряженно думал Самослав, всматриваясь в прекрасное, словно маска, лицо. — Она еще слишком молода, чтобы научиться врать так смело.

— Иди, Ванда, — сказал император. — Приходите сегодня на ужин с Бериславом. И внука моего привезите. Я за этим тебя позвал.

— Как прикажете, ваша царственность, — присела в поклоне Ванда и удалилась. Она так и не поняла, почему для этого ей понадобилось полчаса трястись в карете. Неужели нельзя было просто прислать гонца? Но лишних вопросов княжна благоразумно задавать не стала. Она была весьма неглупа.

— Людмила, значит, свои дела проворачивает, — Самослав снова заходил из угла в угол. — Девчонку втемную использует. И Тайный приказ мне тут не помощник… Да что же я делаю не так? Ну не жечь же собственные города, как Владимир равноапостольный! Глупость ведь несусветная!

Необычный это был ужин. Император, Берислав и Ванда, которая сидела с идеально ровной спиной и с необыкновенной ловкостью управлялась огромным количеством приборов. К сожалению князя, тут их стало раза в три больше, чем это было в его жизни, и освоить эту науку оказалось непросто. Даже Берислав путался. А сам император плюнул на эту затею и ел той вилкой, что лежала с краю. Ну а кто, в конце концов, посмеет сделать ему замечание. Он выше, чем какой-то этикет.

— Нет, ну надо же было при Машке про разные виды вилок ляпнуть! — горестно говорил о себе, разглядывая целый арсенал, который выложили перед ним слуги.

Кравчий Милан Душанович, который сменил своего родителя, безвременно умершего от обжорства, снял пробу с блюд, отпил из кувшина, и с поклонами удалился. Отравы в еде он не обнаружил. К удивлению Самослава, такая смерть отца не испугала сына, а, наоборот, стала поводом для неописуемой гордости всей его семьи. Умереть от переедания в пик раннесредневекового температурного пессимума было сказочным везением.

Маленький Ярослав, который даже сидеть еще не мог, раскричался, и его унесли в покои Людмилы, а потом и Ванда, которая за весь ужин не сказала и двух слов, присела в поклоне и оставила отца и сына одних. Она до сих пор боялась свекра до обморока.

— Скажи, сын, — спросил Самослав, который сел в кресло с кубком и смотрел, по своему обыкновению, на огонь. — Ты знаешь, чем занимается твоя жена, пока ты возишься в больнице?

— Она с матушкой на капище ездит, — прикусил губу Берислав. — Креститься она отказывается наотрез. Ванда считает, что это Богиня дала ей меня и спасла отца. Хотя, я тебя уверяю, это была обычная флегмона, в мою смену иногда две штуки таких поступить может. Я не могу пробиться через эту стену.

— Мать подстраивает исцеления, чтобы люди начали верить, что и твоя жена -колдунья, — продолжил Самослав. — Это закончится большой кровью, сын. Не сейчас, так потом.

— Я разберусь с этим, отец, — Берислав криво усмехнулся. — Но это будет сильно позже. Когда мама постареет. Пока даже ты не сможешь сделать ничего. Сотни тысяч людей ходят на капища. Даже те, кто крестился в храме святой Софии.

— Ты разберешься с этим? — удивился Самослав. — Но как?

— Пока не знаю, — честно признался княжич. — Есть кое-какие мысли… Но пока мама молода и красива, и пока Ванда рядом с ней, сделать это невозможно. Мама приготовила себе хорошую смену.

— Я это уже понял, — Самослав отхлебнул из кубка.

— Почему тебя это так разгневало, отец? — спросил Берислав. — В королевстве франков капища никто не трогает, и у лангобардов тоже. Люди поклоняются, кому хотят (1).

— Там нет живой богини, которая по совместительству является императрицей. И я очень рад, что твоя мать не пытается построить что-то подобное церкви, с иерархией волхвов. Да и самих волхвов у нас нет, как у племени руян.

— Я слышал, что уже кое-где объявляются люди, которые называют себя волхвами, — Берислав тоже взял кубок с вином, разбавил его водой и дерзко посмотрел на отца. Тот смолчал.

— Где? — спросил Самослав, который уже понимал, что Тайный приказ начал свою игру. Они спелись с Людмилой, сопротивляясь наступающему христианству.

— В Силезии и Сербии, — ответил Берислав. — Мой человек был там.

— Твой человек? — поднял бровь император. — Это кто же такой?

— Бывший бойник, — ответил княжич. — Ты подарил мне его жизнь, помнишь? Теперь он служит мне.

— Вот как? — задумался Самослав. — Тогда я попрошу тебя об услуге, сын. Мне некого больше о ней попросить. У нас нет выхода. Если язычество усилится, то это закончится очень большой кровью. Просто поверь.

— Тогда почему ты просто не запретишь его? — спросил Берислав.

— А почему его даже в империи запретили только лет через двести после принятия христианства? — парировал Самослав. — Ты знаешь, что только Юстиниан запретил занимать язычникам государственные должности? А это значит, что язычники еще тогда были, и они эти должности вовсю занимали. Константин, который сделал христианство главной религией, жил триста лет назад, а Юстиниан — всего сто. Они прошли большой путь, и совсем не потому, что были дураками набитыми. Скорее, наоборот. А почему язычество не запретили франки и лангобарды, знаешь? Да потому что сил не хватает!