Читателей почти не было. Сотрудницы занимали свободные места за маленьким столиком в углу кабинета рядом с холодильником, увешанным магнитиками, детскими рисунками и распечатанными мотивирующими мемами. Закончившие обед садились обратно за старинные компьютеры или шли на чердак в главное книжное хранилище.

Саша стояла у окна и размешивала ложечкой обжигающий чай. Прямо через дорогу напротив библиотеки находился трёхэтажный дом с проржавевшей оранжевой крышей. Хотя, назвать его трёхэтажным можно было лишь с большой натяжкой – полноценным в нём выглядел только второй этаж, а нижний и верхний едва составляли от него по половине. Цоколь сдавался в аренду предпринимателям, державших там лавочки, магазинчики, кафе и парикмахерские, а два других этажа были жилыми. Саша прекрасно разбиралась в истории местной архитектуры и знала, что здание это было построено в конце восемнадцатого века и принадлежало роду Эвениусов, когда-то открывших в нём первую частную аптеку во всём городе. В середине девятнадцатого столетия к нему был пристроен ещё один небольшой этажик, и в таком виде дом оставался неизменным по сей день.

«Знают ли его обитатели, в каком старинном и важном объекте культурного наследия они проживают? И придают ли они этому хоть какое-то значение?» – размышляла про себя девушка, прихлёбывая чаем, – «С другой стороны зачем задумываться об этом? В центре Нижнего Новгорода что ни строение, то архитектурный памятник, пальцем ткни – вряд ли ошибёшься».

Располагался этот дом настолько близко к библиотеке, что при желании в его освещённых, неприкрытых шторами окнах можно было рассмотреть всё, чем занимаются его жильцы. Со второго этажа, где работала Саша, сделать это не составляло никакого труда – всё было видно, как на ладони.

– Что там сегодня? – сзади к ней подошла Надя, уминая за обе щеки пирожок с картошкой.

Надя слыла в рабочем коллективе простушкой и лентяйкой. Ей были чужды Сашины рассуждения о высоком – больше она интересовалась, чем занимаются люди на другой стороне улицы.

– Ну, – начала Саша, – на втором этаже женщина смотрит телевизор, до этого читала газету. На третьем, в крайнем окошке, только что мужчина покурил, уже закрыл окно.

– Опять полуголый? – послышалось из-за обеденного стола. За этим вопросом последовали короткие смешки остальных сотрудниц.

Саша вздохнула.

– Будто бы когда-то было по-другому.

Сверкнув глазами из-под огромных очков и, бряцнув не менее огромными серьгами, самая старшая из библиотекарей, Людмила Михайловна, молча перебиравшая до этого карточки с книжными шифрами, возмущённо воскликнула:

– И не стыдно же людям! Напротив них ведь приличное учреждение культуры, а они там курят и голые расхаживают, и ведь самое интересное, что не стесняются!

– Да не, это, скорее, даже забавно, – хохотнула Надя, отряхивая руки, – но у этого мужика хотя бы есть жалюзи. Остальные на третьем, видимо, даже о существовании тюли не догадываются.

Из-за стола вышла Алёна, главный распространитель косметики и украшений ручной работы среди коллег. Унося посуду, она ехидно заметила:

– А ведь там дети маленькие бегают, трое или четверо, а к Тёме Родину на юридические консультации иногда всякие клинические и маргиналы приходят!

Остальные женщины за столом укоризненно закивали.

– Ну так ведь Тёмин отдел на первом этаже. Это нам здесь всё прекрасно видно, а там оно может и не заметно, что в квартирах напротив происходит, – хмыкнула Надя.

– Тем более это их квартиры, пусть делают, что хотят, – добавила Саша.

– Всё равно уж бы хоть какие шторы повесили, а то совсем не думают, напротив какого здания и на какой улице они живут! – осуждающе бросила своё веское Людмила Михайловна, и на этом обсуждение и осуждение жильцов из дома Эвениусов считалось закрытым.

Мелкий дождь постепенно набирал обороты, превращаясь в ливень. Варварская улица опустела окончательно.

Саша допила чай и уже собралась возвращаться к работе, как вдруг увидела в окне третьего этажа дома напротив маленького ребёнка. На вид ему было не больше четырёх лет. Малыш был одет в белые трусы и такого же цвета майку. Он увлечённо выводил пальчиком разные фигуры на стекле. Что-то заставило девушку задержать на нём взгляд. За своим незатейливым занятием, ребёнок заметил Сашу и радостно замахал ей руками. Девушка аккуратно помахала ему в ответ.

– А мне мальчик машет с третьего. Или девочка. Не очень понятно, – громко сказала она.

К окну сразу подбежала любопытная Надя.

– Где? Где? А-а-а-а-а, привет, малышок! – дружелюбно произнесла сотрудница и тоже помахала ему рукой.

По всей видимости, ребёнка такое внимание обрадовало ещё больше. Он потянулся к оконной ручке и с усилием нажал на неё. Окно открылось нараспашку.

– Что он делает? Зачем, нет, закрой окошко! – Надя резко поменялась в лице и испуганно замотала головой, скрестив над ней руки. Саша поднесла ладонь ко рту и замерла.

– Что там такое? – к ним подошла Людмила Михайловна.

– Там ребёнок окно открыл и… О, господи! – вскрикнула в ужасе Надя.

Малыш выбрался на карниз и встал на ножки, легонько держась за оконную раму.

– Мамочки, он же сейчас оттуда навернётся! – заголосила Людмила Михайловна. На её вопль к окнам слетелись все, кто был в кабинете. Сотрудницы в панике замахали руками, жестами пытаясь дать понять ребёнку вернуться обратно, но тот, как ни в чём не бывало стоял на самом краю и улыбался, совершенно не осознавая опасности.

Саша открыла окно и высунулась наружу. В лицо ей сразу же ударили холодные ветер и дождь.

– Уйди обратно! Назад! Назад! Кто-нибудь! Там ребёнок! – громко закричала она, но никто не слышал. На улице не было ни души.

Малыш засмеялся и запружинил на карнизе. Хлипкий железный лист заходил ходуном. У всех перехватило дыхание и встали дыбом волосы. Алёна, у которой было двое детей, схватилась руками за голову и сбивчиво завизжала не своим голосом: «Где его родители?! Я звоню в полицию!».

На ватных ногах она кинулась к телефону. В эту самую секунду произошло то, чего все так боялись.

Мокрый карниз круто накренился, и ребёнок, потеряв равновесие, соскользнул вниз.

Короткий громкий вскрик разлетелся по всей библиотеке осколками разбитого стекла. Людмилу Михайловну повело вбок, и она потеряла сознание, обрушившись на стоящий рядом стул.

Повисла тяжёлая тишина.

Часть сотрудниц зажмурила глаза, чтобы не видеть падения. Смотреть продолжали только Саша, Надя и Алёна, не успевшая дотянуться до телефонной трубки. Она повернула голову к окну в самый последний момент. Все трое словно окаменели, не смея даже сделать вдох.

Ребёнок завис всего в нескольких сантиметрах от тротуара. Что-то огромное и невидимое схватило его за майку и медленно потянуло обратно. Его ручки и ножки беспокойно болтались в воздухе, сам он безудержно хохотал, будто бы находился не на волоске от смерти, а на самой весёлой в мире карусели. Капли дождя разбивались о какой-то объект в воздухе, тянувшийся кривой, бестелесной рукой со стороны площади Минина и Пожарского.

«Рука» осторожно поставила малыша на подоконник спиной к улице, размахнулась и шлёпнула его так, что тот с радостным визгом улетел вглубь квартиры. С грохотом захлопнув оконную раму, она исчезла. Теперь снаружи всё выглядело так же, как несколькими минутами ранее – только ветер и дождь, гуляющие по безлюдному тротуару, и ничего более.

Ещё минуту или две женщины не двигались и с открытыми ртами смотрели в окно. Наконец тишину нарушила заоравшая на весь кабинет Надя:

– Это что сейчас было?! Вы тоже это видели?!

Алёна истерично засмеялась. Саша перевела немигающий взгляд на Людмилу Михайловну. Лицо женщины было белым, как лист бумаги. Постепенно приходя в себя, она слабо обмахивалась календарём со стола и тихо мычала: «Воды… Воды…».

Задыхающаяся от смеха Алёна подошла к холодильнику, взяла с него стакан, налила туда немного из банки и залпом осушила его, едва не поперхнувшись. Затем наполнила стакан снова и дрожащими руками поднесла воду чуть живой коллеге.