В общем, стабильности не хватало, в штат кинофабрики выпускника не брали. Не помогло и членство в профсоюзе советских учреждений, в который Александр Кесельман вступил в 1923 году (членский билет Н0181195). Всё это обескураживало, побуждая заняться чем-то совершенно другим. И в 1924 году в его жизни наступает очередная неожиданная перемена: он уезжает за границу, а именно – в Мексику.
IV
Мексиканец
Получить загранпаспорт и вырваться за пределы СССР всегда было делом чрезвычайно сложным. Советские власти смертельно боялись, что граждане увидят, как живут в зарубежных странах, и у них пропадет желание строить социализм на родине. На все это накладывались традиционная шпиономания, страх перед всем иностранным.
Каким образом, под каким предлогом удалось покинуть страну Александру Кесельману? Версия, изложенная им в автобиографии, не слишком убедительна:
Из автобиографии
Закончив курсы в августе 1924 года и не попав на работу на фабрику, я решил повидать свет и имея возможность благодаря допризывному возрасту получить паспорт, получил таковой в Одесском Интуристе в Губисполкоме, и в ноябре 1924 года выехал в Мексику, где пробыл до июня 1926 года, т. е. до момента призыва в Красную армию.
Повидать свет – вполне естественное желание, многих манили дальние страны. И что? Пошел, подал заявление на загранпаспорт – и готово? Словно дело происходило не в 1924 году, а спустя 100 лет. С трудом верится, что в 1920-е годы, можно было запросто зайти в Губисполком (Исполнительный комитет Губернского Совета народных депутатов), в отдел Интуриста, попросить паспорт и сделаться его счастливым обладателем на законных основаниях.
Смущает и попытка увязать выезд за рубеж с допризывным возрастом. Это как – призыв в армию являлся главным препятствием для выезда? То есть до службы или после службы в РККА – пожалуйста, флаг в руки? Вперед, в Мексику, Францию, США, Египет… Увы, ничего общего с исторической действительностью.
Поэтому Александр Кесельман лукавил, не желая рассказывать о том, как на самом деле ему удалось сесть на пароход, отправлявшийся в мексиканский порт Веракрус. А в 1937 году, отвечая на вопросы следователей НКВД, сказал, что уехал «нелегально», правда, не уточняя, как именно осуществил такую операцию.
Что значит «нелегально»? Прокрался на корабль и спрятался в грузовом трюме и сидел там до самой Мексики? Маловероятно. Хотя бы потому, что, прибыв на место, явился в советское консульство с вполне легальным паспортом. И позже подчеркивал, что, находясь в Мексике, «с первого и до последнего дня» состоял на учете в консульстве. Такие вещи легко проверялись. Поэтому исходим из того, что он покинул родину не тайком, а нормальным образом, как и прочие пассажиры океанского лайнера.
В автобиографии он не указал на весьма существенное обстоятельство – что направлялся в Мексику не просто «повидать свет», а к родственникам. Его родной дядя Наум Михайлович, брат отца, эмигрировал туда в начале гражданской войны.
К сожалению, не удалось выяснить, чем именно занимался на чужбине Наум Михайлович, но там он разбогател, женился и, в общем, неплохо устроился. Об этом мне рассказывали мать и бабушка. И в документах ФСБ есть упоминание: «в 1924-1926 гг. Александр Кесельман проживал по приглашению родственников в Мексике, где работал шофером».
А то, что в автобиографии, а также в анкетах и в дневнике о существовании мексиканских родственников умалчивалось, понятно. Чем ближе подступал Большой террор, тем опаснее было признавать наличие родственных (и любых иных) связей за пределами Советского Союза.
Середина 1920-х годов считалась относительно либеральным временем – разгар НЭПа, возрождение частной собственности… Но даже тогда попытка покинуть СССР для обыкновенных смертных могла иметь неприятные последствия, привести к аресту, ссылке или отправке в лагерь.
Вот случай, который относится как раз к тому периоду. У атташе японского посольства в Москве Миуры была учительница русского языка, по всей видимости, милая барышня, с которой атташе сблизился и, получив назначение в Китай (в консульство в Мукдене), не захотел расставаться с девушкой. Учительница подала заявление на загранпаспорт, и ее тут же арестовали. Знакомство с дипломатом не помогло, а может, и усугубило ее положение.
Даже много позже, в 1960-е – 1980-е годы, когда внутриполитический климат смягчился, из страны в подавляющем большинстве случаев (если речь не шла о дипломатах и других командированных) выпускали лишь для поездок в формате «группового туризма», после собеседования в районном комитете партии. Точнее, нескольких собеседований. Самое ответственное из них проводила комиссия старых большевиков, которые рассматривали туристические вояжи за границу как опасную блажь и давали согласие, замучив кандидата в загрантуристы вопросами по истории партии и революционного движения.
Поэтому, возвращаясь к отъезду новоявленного мексиканца, трудно не прийти к весьма логичному выводу: заграничный паспорт он наверняка получил по протекции. Сработали старые чекистские связи, возможно, еще и сестра похлопотала через своих знакомых, того же Дмитрия Медведева.
Деньги на поездку удалось скопить или одолжить, путешествие через океан стоило недешево, хотя бы и в третьем классе. Впрочем, информацией о том, каким классом путешествовал Александр Кесельман, мы не располагаем. Билет покупался на рубли, это понятно, но неясно, где пассажир раздобыл валюту, хотя бы на первое время пребывания в чужой стране. Приобрел доллары на черном рынке? Вполне допустимо, согласимся с таким вариантом. Одесса, портовый город, с черным рынком никогда не расставалась.
Но почему все-таки бывший красный кавалерист и чекист решил уехать из социалистического рая? Похоже, у романтического и творчески настроенного молодого человека зародились сомнения в советских идеалах, особенно после работы в одесской губчека. Такое могло произойти, хотя сомнения не обязательно означали полную утрату веры в революцию и светлое будущее. Иначе он попросту не вернулся бы в СССР (а он, как мы увидим позже, вернулся). Причины могли заключаться и в душевном состоянии: последствиях тяжелой болезни, отсутствии работы и вообще – жизненных перспектив.
Но и в Мексике таких перспектив, по всей видимости, не появилось. Сам он утверждал, что был «шофером на частных машинах и автобусах». То есть в поте лица зарабатывал на хлеб насущный. Родственники, скорее всего, нашлись, но, возможно, не слишком помогли в обустройстве на чужой земле. Может, не совсем понравились друг другу или не сошлись характерами. Всяко бывает.
И в 1926 году путешественник вернулся домой – судя по всему, разочаровавшись в далекой загранице и с новыми надеждами – найти лучшую долю на родине. Бог знает, чем были вызваны такие надежды. На самом деле, всегда лучше там, где нас нет, поэтому суетиться и метаться из страны в страну – занятие, редко себя оправдывающее. В 1924 году могло показаться, что райские кущи произрастают в Мексике, а в 1926-м – что в Советском Союзе.
Пройдет совсем немного времени, и он вновь захочет отбыть в страну текилы, кактусов и потомков древних ацтеков. Увидев, как еще больше ужесточились советские порядки, во что вырождается социалистическая мечта, и сообразив, что крутить баранку на пыльных мексиканских дорогах – не такой уж скверный вариант. Но ничего из этого не вышло.
Из автобиографии
В 1927 году в Одессе я вторично возбудил ходатайство о выезде в Мексику, в чем мне было отказано.
Перед тем, как завершить описание мексиканского эпизода одиссеи Александра Винтера, хотелось бы поделиться еще одной версией, объясняющей этот зарубежный вояж. Родственные связи, конечно, сыграли свою роль, но одновременно поездка могла быть служебной – по линии Иностранного отдела ГПУ.
Тогда становятся понятными слова «уехал нелегально». Разведкой Шура Кесельман уже занимался, контакты в чекистской среде имелись, так что в подобной миссии не было ничего невозможного. Ему помогли научиться водить легковые, грузовые машины и автобусы, получить соответствующую квалификацию и профессиональные права, причем такие, которые были бы признаны за рубежом, преодолеть все бюрократические формальности и обзавестись денежными средствами. Всё было организовано разведкой – на должном уровне и в сжатые сроки.