Я был серьезно настроен покинуть домик и злосчастное озеро, в котором я хрен пойми, как оказался.

«Противный мелкий пацан. Я в няньки не нанимался, да и вообще детей не люблю».

Моей целью было найти остановку в надежде, что какой-нибудь захудалый автобус подберет меня. Я остановился и окинул взглядом окрестности. Секунду задержался взглядом на холме, который возвышался вдали. Идти до него было не близко, по моим подсчетам это заняло бы минут тридцать. Стало интересно, что там за холмом. В голове сразу стали вырисовываться различные варианты. Когда ты не знаешь правильного – фантазия дорисовывает всё более невероятные локации. Там могла быть фабрика, скажем, по изготовлению шёлка, или обособленный поселок, или просторное пастбище овец, а быть может – озеро побольше.

Мне вспомнилась моя картина-талисман, которую я приобрел на последние деньги, будучи девятнадцатилетним мечтателем, путешествующим по странам Азии, в поисках какого-то сакрального смысла или знака, что мой выбранный жизненный путь верен. Испробовав себя на разных подработках, которые сулили перспективное будущее и высокое положение в обществе, я испытывал вечную давящую скуку и желание поскорее уйти. Так было на протяжении двух лет (может больше) и начинало складываться впечатление, что со мной что-то не так. Друзья и родственники советовали умерить огненный пыл и реальнее смотреть на вещи, быть как все.

И вот, одичавший от подобных советов, я впервые сорвался в свое самостоятельное путешествие на скопленные гроши. Я проходил мимо уличного художника, который продавал картины, расписанные на батике. Из всех ярких работ, коих было множество, меня привлек оранжевый закат, с одной единственной лодкой у берега, на котором стояла пальма (такая же одинокая, как и пустое плавсредство). Я стоял, как завороженный, и жадно впивался взглядом в буйство оранжевых оттенков и философию вечерних тропиков. Недолго думая, купил ее.

С того самого времени, у меня больше не осталось сомнений, чем я хочу заниматься. А хотел я всегда рисовать. И по возвращению домой, не было больше ни дня, чтобы я оставил свою затею. Я превратился в фанатика собственного ремесла.

Картина висела в моей комнате, а позже переехала со мной в мастерскую. Она являла собой «островок безопасности». Точкой, куда я возвращался за спокойствием и напоминанием, для чего я это делаю. В особо трудные дни, когда продажи моих работ падали, я подходил к ней ближе и вдыхал запах красок и ткани. Закрывал глаза и представлял, как загорелый мужчина в возрасте, сухой рукой вырисовывает лодку, будто по окончанию, сможет сесть в нее и уплыть в неизведанные места.

Не имело значения, зима за моим окном или осень, ливень или снегопад. Подле картины всегда было лето. Мой обособленный мирок, который я заботливо выстроил из ощущений и эмоций. Выходит, оранжевый – хит любого сезона.

Я прогнал любопытные мысли и вернулся к поиску остановки.

Свернув с шоссе, к скоростной двухполосной трассе, посмотрел по сторонам. Стоял жаркий полдень и безжизненные степи приобрели оранжево-бежевые оттенки. Было даже удивительно осознавать, что озеро совсем не далеко, а тут нет и намека на зелень.

Через дорогу вдоль всей трассы тянулась двойная проволока, имитирующая забор, словно такое ограждение способно было остановить летящую машину.

К слову о машинах, их вдалеке не было, что было неудивительно.

«Кому понадобится заезжать в такую глушь? Разве что на пикник или какие-нибудь туристы заблудятся».

К боковой части обнаруженной остановки была приварена маленькая серая табличка с выбитыми на ней рейсами (изрядно запыленная и потертая от времени).

«Отлично, автобусы здесь хотя бы проезжают, значит, осталось дождаться одного такого. Неважно, куда ехать, главное – выбраться для начала отсюда. И желательно до темноты…»

Я сел под козырек на хлипкую лавочку и стал прислушиваться, надеясь различить среди природных звуков знакомое тарахтение двигателя, но лишь ветерок резонировал по пустынной трассе. Неподалеку прокатилась смятая пустая банка из-под газировки. Она была красного цвета, и это было единственное цветное пятно, за которое мог зацепиться замыленный взгляд.

Вещей у меня с собой не было, а выходя из домика (пока малец продолжал выкрикивать из своей комнаты ругательства), я успел только накинуть серую фланелевую рубашку в клетку, из сундука, чтобы не обгореть.

В этот момент пожалел, что у меня нет наушников. Сейчас бы не помешало послушать любимый плейлист и унять напряжение от ожидания.

Закрыл глаза и стал хрипло напевать, вспоминая любимую музыку:

– Ведь я за сотни миль отсюда. И нет мест, где хотел бы быть…

Я так вдохновился воображаемым концертом, что не заметил гостя.

– Ты всегда не любил ждать или это с возрастом появилось?

Вздрогнув, я невольно отсел подальше и злобно посмотрел на мальца, который сидел рядом, поправляя небольшой походный рюкзак на своих детских плечах и привычно демонстрируя диастему между зубами.

– А ты всегда такой назойливый, как комар?

– Я принес тебе воды, но если ты не хочешь, я пошел…

Малец встал и неспешно начал уходить.

– Ты куда?

– Домой пойду, раз тебе тут и одному хорошо.

Я вдруг ощутил стыд за свою грубость и, так как вдали по-прежнему не виднелось ни одного транспорта, решил остановить его.

– Малец, – вздохнул я и махнул ему, – да постой ты.

Я ухватил пацана за штанину его коричневого комбинезона, немного потянув на себя.

– Чего тебе?

– Садись, раз пришел.

Малец улыбнулся и запрыгнул ловко на лавочку, поставив черный рюкзак себе на колени.

– Что там у тебя? – поинтересовался я.

– Разный перекус. Автобусы тут ходят с интервалом один в час, поэтому можно скоротать время… – мальчик порылся в рюкзаке и достал сэндвичи. – Например, с этим.

Я взял у него один и откусил приличный кусок. Даже не заметил, что был голоден, пока не распробовал тонкие ломтики мяса со свежими помидорами и листьями салата в каком-то сырном (кажется) соусе, аккуратно уложенными между двух мягких кусочков хлеба.

– С курицей, как я люблю.

– Так и думал, – кивнул малец, откусывая от своего.

Кусок был настолько велик, что малец едва закрывал рот, пока пытался его прожевать.

Я рассмеялся и протянул ему салфетку, которая торчала из бокового кармашка рюкзака.

– У тебя зверский аппетит, пацан. Ты бы поосторожней, так и подавиться можно.

– Я кусаю ровно столько, сколько могу осилить, – прочавкал он и вытер салфеткой испачканный рот.

– Поверю тебе на слово.

«С этим надоедой и правда веселее ждать».

– Как тебя зовут, пацан? – спросил я, совсем позабыв спросить ранее.

– Карл, – невозмутимо ответил малец, продолжая зверски жевать.

– Ты серьезно? – хмыкнул я.

– Если бы ты, правда, оказался зомби, то я точно был бы Карлом, – расхохотался малец и закашлялся.

– Ну вот, говорил же, что подавишься! – возмутился я, хлопая кряхтящего ребенка по спине.

Когда малец перестал издавать тошнотворные звуки, он вздохнул и легонько стукнул меня кулаком в грудь, отчего я недоверчиво проверил, не вытер ли он об меня слюнявую после кашля руку.

«Нет, ну а что?»

– Меня зовут Оскар, – наконец представился малец.

– Буду тогда звать тебя Оззи, словно ты зудишь у меня в паху, – кивнул я.

– Эй! – вскрикнул пацан и снова ударил меня, но на этот раз в плечо да посильнее. – Не смешно.

– А по-моему очень, – улыбнулся я и показал на ноги мальца. – Слушай, ты всё время в этих резиновых сапогах ходишь?

– В основном, когда выхожу гулять, – ответил он, доедая остатки сэндвича.

– Тебе не жарко в них?

– Нет, а что?

– Просто дети в твоем возрасте предпочитают более удобную обувь. Кеды, например.

– Когда это кеды стали считаться удобной обувью? – отмахнулся Оскар. – В них ноги потеют еще быстрее, а в моих сапогах ни одна лужа не страшна. Смотри!