Стивен горько ему позавидовал.

Стивен почувствовал молчаливое присутствие: за ним наблюдали.

Спок? произнес он своим разумом.

Я не узнал тебя в твоем вулканском обличии, сказал Спок Стивену, – более ясно, чем если бы они просто говорили друг с другом.

Стивен почувствовал быструю вспышку искренней радости. Он с трепетом ухватился за искру, пытаясь раздуть ее в огонь.

Искра угасла, и Стивен знал, что ему не хватит способности ее вернуть.

Ты знаешь, где ты, Спок? сказал он. Ты помнишь, что случилось?

Да, ответил Спок.

Идем со мной. Вернись. Твое тело слабеет.

Я не могу, сказал Спок.

У тебя нет выбора!

У меня есть выбор. Мой выбор – отправить тебя обратно, в мир, – одного.

Но почему?

Спок поколебался.

То, что я испытал… ответил он. Но мысль угасла, не завершена.

Стивен понял, насколько ярко-радостные эмоции Алой угнетают Спока. Они увлекли его в бесприметное место, а теперь перегораживали ему путь назад.

Если бы он говорил со Споком лицом к лицу, он бы разыграл вспышку тех самых эмоций, наорал бы на него, стал бы дразнить… Но здесь все, что он говорил, должно было быть правдой. Связь, установленная между ними, не допускала обмана.

Ты выжил – однажды, сказал Стивен. Конечно, ты можешь выжить снова.

Ты не понимаешь, сказал Спок. Ты… не можешь понять.

Да, признал Стивен. Я не могу. Хотел бы я.

Ты – глупец, сказал Спок с бесконечно усталым раздражением. Ты всегда им был. Ты был лучшим из нас, самым многообещающим из нашего поколения. Когда мы были детьми, я восхищался тобой – больше, чем кем-либо еще, – хотя я знал, что эмоции не подобают вулканцу, не должны для него что-либо значить. Временами я тебе даже завидовал. Самодисциплина и самоконтроль легко давались тебе. Но ты отбросил их в сторону.

Я сбежал от них, сказал Стивен. Они преследовали меня, а я не мог от них ускользнуть. Спок, когда мы были детьми, я не завидовал тебе…

Конечно, нет. Ты ничего не чувствовал.

… но завидую теперь. Настолько я смог продвинуться.

Стивен, сказал Спок, если ты преуспеешь в этом искании, это даст тебе лишь боль.

Даже боль предпочтительнее, чем ничто. Спок – мы могли помочь друг другу, когда были детьми. Но мы этого не сделали. Теперь мы должны. Идем со мной. Мы можем вернуться вместе.

Молчание длилось так долго, что Стивен подумал, что Спок ускользнул навсегда.

Спок?…

Очень хорошо, спокойно сказал Спок.

Лабиринтные сплетения опыта Алой снова обступили Стивена, когда он начал поиск возврата. Очарованный, загипнотизированный, он углубился в них. Он знал, что если затеряется в этом лабиринте, если он позволит ему пронизать его разум, сила этого образа поможет ему достичь своего собственного центра, который так давно был наглухо закрыт.

Потом он почувствовал, что Спок снова отдаляется от него. Он осознал, как близко к краю Спок загнал себя.

Стивен неохотно отступил от восприятия, которое находил таким притягательным. Он оставил сложный путь и вернулся на более простой.

Идем со мной, Спок, сказал он.

Почти призрачное присутствие отозвалось, потянулось к нему, благодарно принимая опору, предложенную Стивеном.

Воспоминания и восприятия ослабли, поблекли, испарились. Спок отрезал их, освобождаясь от них, навсегда убирая их от доступа Стивена.

Пришедший в сознание Спок приподнялся на кушетке: он находился в передней кабине «Коперника». Он бесстрастно смотрел, как Стивен без сил опустился на одно из пассажирских сидений, обнял себя руками, как будто ему было холодно, и сразу же провалился в сон. Его длинные золотистые волосы, мокрые от пота, вились вокруг его лба и возле шеи.

Спок тоже чувствовал себя обессиленным. Он помнил все, что случилось с того момента, когда он установил связь с разумом Алой на поросшей травой палубе шаттлов.

Он помнил все.

Он помнил толчок горячего воздуха, когда «Куундар» ринулся в небо мира-корабля; помнил пульсирующие гравитационные волны Клингонского дредноута, устремившегося в погоню.

И помнил, что случилось бы, если бы дредноут открыл огонь и случайный залп пришелся бы по миру-кораблю.

Он бросился наружу.

– Капитан Кирк…

– Спок! Что произошло? Стивен…

– Вы можете связаться с «Энтерпрайзом»?

– Нет, он вне пределов досягаемости, или же частоты заглушены, –

мне не хочется даже рассматривать возможность того, что мистер Скотт принял бой…

– Мы, возможно, уже опоздали. Если Коронин спровоцировала атаку

дредноута, если мистер Скотт напал на корабли Империи… капитан, торпеда дредноута, залп фазера с «Энтерпрайза» – и того и другое даст достаточно энергии, чтобы превысить допустимый порог реакции мира-корабля.

– Любой, кто начинает пускать торпеды в незнакомый звездолет, заслуживает того, чтобы его корабль был уничтожен, – резковато и нетерпеливо сказал Кирк. – Просто лучше бы это был не Скотт.

Спок посмотрел на Джеймса Кирка с неохотным восхищением. Он знал, что человеческие существа были куда более эмоциональны, чем вулканцы; он никогда прежде не ведал, что они также могут быть куда холоднее.

– Ваше самообладание… впечатляет, капитан. Даже вулканцу

непросто бы далось бесстрастие при осмыслении разрушений такого размаха.

– Потеря корабля и команды – разумеется, трагична, – быстро сказал Кирк. – Но…

Спок понял, что капитан Кирк еще не знает об огромном разрушительном потенциале мира-корабля.

– Капитан, мы говорим не о потере отдельного корабля. Если атака с применением оружия заставит мир-корабль перейти порог, Вселенная переместится на приблизительно сто тысяч световых лет. Результатом неконтролируемого изменения состояния Вселенной будет разрушение, – через сверхновую или коллапс, – каждой звезды, находящейся на расстоянии в пределах ста световых лет от мира-корабля.

Капитан Кирк и Ухура непонимающе уставились на Спока.

– Капитан… если силы там, снаружи, были вовлечены в сражение, – весьма вероятно, что мир-корабль – и мы – находимся невообразимо далеко от дома. Весьма вероятно, что в этом случае мир-корабль оставил разрушение…

Джим бросил «Коперник» в небо на максимальном ускорении. Они пробили световую сеть, промчались через потоки энергии. Они рванулись к открытому космосу, – он должен был увидеть знакомое небо – и был готов увидеть созвездия мира, удаленного от их мира на тысячу световых лет.

Шаттл вышел из мира-корабля. Мир-корабль оставался в прежнем пространстве, дрейфуя через спорную между Федерацией и Империей территорию. Но вместо одного дредноута вокруг мира-корабля расположился целый флот. Когда корабли подавались вперед, «Куундар» уклонялся, неожиданно бросался вперед, дразнил и провоцировал корабли. «Коперник» находился прямо на линии преследования.

Сенсоры засекли «Энтерпрайз», который выжидал на границе пространства Федерации, будто готовый в любой момент броситься вперед.

– Отлично, Скотт! – воскликнул Джим. – Так и держи, не срывайся, оставайся на месте. – Но Скотт не мог его слышать. – Ухура, дайте всю энергию на частоты для вызова. Мы должны попытаться пробиться к ним!

Она негромко пропела несколько слов; через минуту частота была открыта.

– Джеймс Кирк со звездолета «Энтерпрайз» вызывает капитана флота. Не стреляйте! Я повторяю – не стреляйте. Мир-корабль отвечает на нападение нападением. Могут быть невообразимые последствия!

Флот был так близко, что послание, Джим чувствовал это – должно

было пройти. Он был так близко, что ему казалось, что можно просто заорать в пространство, и, вопреки законам физики, звук пройдет через вакуум. Они пока не открывали огонь, но Коронин продолжала дразнить и увертываться от них. Если какой-нибудь любитель пострелять решит, что уже неважно, возьмут ли они ее живой…

Флот растянул густую сеть, – захватив и «Куундар», и «Коперник».

Джим знал, как это должно выглядеть со стороны Скотта на «Энтерпрайзе».