Широкий, открытый в Тихий океан залив. Да, действительно так. Подводные течения. Есть и они. И на самодельной карте уточняю, какие именно течения. Ветры то с гор, то с океана. Расспрашиваю, какие преобладают. Вот и характер волны несколько сложный...

Лоция — непростая наука. Но, постигнув ее, сразу приобретаешь немалые преимущества. Поэтому и стремился как можно лучше изучить лоцию залива в Акапулько. Все свидетельствовало о том, что на Олимпиаде следует ждать тихого ветра. В тихий ветер огромное значение приобретает вес яхты, а следовательно, и вес самого гонщика — на “Финне”- то я один. Каждый лишний килограмм — это потеря в скорости, а значит, преимущество соперника. И пришлось за целый год до Олимпиады. сесть на строгую диету. Когда бывал не дома, худел легко: не пошел в столовую, взял меньшую порцию... Но вот дома! Попробуй откажи себе, когда на столе перед тобой столько разносолов — потчевали редкого гостя. А в тот предолимпийский год я действительно был редким гостем дома. Отказ от еды воспринимался как тяжелейшая личная обида. Господи, да мне и самому хотелось смести все это в свою тарелку. Но поглядывал на весы, запрятанные под шкаф, и отворачивался от щедро накрытого стола.

Часто спрашивают, что такое стратегия в парусном спорте. Да вот и умение уйти от накрытого стола тоже стратегия.

В Акапулько 1968 года действительно были слабые ветры. Недаром худел. А что будет в Киле? Балтика же. По традиции считается, что Балтика не бывает спокойной, что она капризна и норовиста. И все же вдруг слабый ветер?

Несколько лет подряд я получаю американский журнал “Яхты”. Заново перелистывал каждый номер, выискивая что-нибудь о “Темпестах”, о гонщиках, ходящих на них. Дело в том, что “Темпест”, являясь детищем английского конструктора, наибольшее число поклонников нашел в США. С этим я столкнулся в свой первый сезон, когда в чемпионате мира 1970 года принимало участие одиннадцать экипажей из-за океана. Поэтому неудивительно, что именно в американском парусном журнале искал я ответы на мучающие меня вопросы.

Но все это было позже. А пока журналы, книги, дневники и раздумья: где взять матроса? Вот когда я снова и снова вспоминал времена моей парусной юности. У нас тогда устраивались специальные конкурсы на лучшего шкотового. Победить в них считалось большой честью. Опытные матросы пользовались уважением не меньшим, чем рулевые. И совсем не стремились поменять свое место на трапеции на место на корме. Да и рулевые с одиночек считали для себя удачей, если выпадала возможность повисеть за бортом “эмки” или “Летучего голландца”.

Снова и снова перебирал в памяти знакомых киевских яхтсменов. Потом украинских. Нет, никак не мог решить, кто из них пришелся бы впору. Хотелось, чтобы это был опытный спортсмен. И теперь уже мечтал о таком, который был бы знаком со спинакером и с прочим вооружением большой яхты. А вспоминая шкотовых потенциальных соперников, выискивал ребят покрупнее. Но так ни к чему и не пришел. И когда по весне предложил мне себя Женя Калина, я согласился. Правда, рост и вес не те, что надо бы, зато много лет на “эмках” и “голландцах”. На “эмке” был чемпионом страны. Некоторые сомнения вызывало то, что ходил на этих яхтах рулевым, а не матросом. Но веселый, разбитной Калина так горячо взялся за дело, что все сомнения отодвинулись. Вернее, на них, как всегда, не было времени.

До Олимпийских игр оставался один сезон. Ну, чуть больше. Но как же этого мало!

Мы торопились. Мы старались максимально использовать каждый выход на воду. Чемпионов делают километры.

Мы спешили.

Все пути ведут в Рим? Да, мы так считали. И потому боролись с Александром Чучеловым буквально в каждой гонке. Подчас забывали о том, что есть другие соперники, что нужно выиграть у них. Видели только друг друга.

И все же мои дороги обошли Рим стороной. В 1959 году выиграл официальный отбор на первенство мира. Читал все, что мог, о Копенгагене. Собирался вместе

С Сашей побороться и там, но... вместо меня поехал Козлов. Мне объяснили, что мои выездные документы были небрежно оформлены, поэтому вышла задержка с заграничным паспортом.

Буквально до последнего часа надеялся, что поеду и в Рим. И только когда самолет взлетел, понял, что Рим для меня так и останется мечтой.

А Саша привез оттуда серебряную медаль.

В 1961 и 1962 годах я снова выигрывал первенства Союза. Но международные старты продолжали оставаться для меня закрытыми. Правда, лодка моя совершила путешествие в Норвегию, где разыгрывался “Золотой кубок”. На ней выступал Игорь Москвин. Перед отъездом предупредил его, чтобы не трогал мачту рубанком. Я залил ее олифой, чтобы стала эластичнее. Но Игорь решил поступить по своему усмотрению. Всем всегда хочется, чтобы мачта ниже начинала гнуться. Вот и он вооружился рубанком и начал строгать. Во все стороны фонтаном брызнула олифа. Игорь долго не мог очистить лицо, очки, ругал меня и себя за то, что не послушался предупреждения.

Лишь в 1963 году, через четыре года после того, как впервые выиграл звание чемпиона страны, взял старт в международных соревнованиях. Было это на знаменитой Варнемюндской регате. Знаменита она тем, что всегда собирает много сильных гонщиков, особенно в классе “Финн”. У самих хозяев регаты этот класс пользуется популярностью. На “Финнах” у немцев больше всего достижений. Поэтому понятно, как нелегко бороться в гонках, где от одной страны выступает сразу несколько опытных экипажей. Они обязательно помогают друг другу, сообща действуют против наиболее опасных соперников.

В Варнемюндской регате стартуют яхты не только олимпийских классов. Гонщики разбиты и по возрастам. Юноши выходят в море на “Кадетах” и “Оптимистах”.

На берегу тесно от лодок, от спортсменов. Участие в таких соревнованиях требует большой сноровки. У себя дома мне ни разу не доводилось выходить на дистанцию, буквально кишащую парусниками.

Наша команда прибыла в Варнемюнде накануне регаты. Поселились напротив яхт-клуба. По каналу неустанно снуют рыбацкие лодки, суда покрупнее. На берегу развешаны сети. Стоит резкий запах рыбы. Неподалеку тир, где душно и тесно от желающих продемонстрировать свою меткость.

Мне все было интересно. Впервые за границей. Впервые на крупных соревнованиях. Страшно нервничал: времени до гонок уже нет, а яхты еще где-то в пути. Кстати, сколько потом ни ездил по регатам, а все равно не мог привыкнуть к тому, что яхты вечно запаздывали. Нервничал всегда. Но тогда... это было в первый раз, и я просто не находил себе места.

На следующий день лодки прибыли в Росток. Это километров пятнадцать от Варнемюнде. Вроде бы и недалеко, но, пока получили яхты, ушли те немногие часы, которые у нас были до старта первой гонки.

Еле-ели успели.

Необычной была и сама регата. В один день проводились две гонки. Причем между ними не короткий перерыв, как практикуется у нас, если судейская коллегия решает уплотнить гоночный день, а обед в столовой, с отдыхом. После него снова в море.

Острая конкуренция была, пожалуй, только на “Финнах”. Да еще на “Драконах” собралось несколько сильных гонщиков. В остальных классах наши ребята легко выигрывали.

Демель, Шварц, Миир, Гертнер — мне трудно было справиться с ними, учениками Иоганна Фоглера, победителя “Золотого кубка”, одного из сильнейших в прошлом “финнистов”.

На фоне легких побед товарищей по команде на “Летучих голландцах”, “Звездниках”, “пятерках” особенно горько было проигрывать. Костя Александров успокаивал меня, снова и снова говорил о том, что мне достались наиболее сильные соперники. Но легче от этого не становилось. Между прочим, через два года Миир стал чемпионом мира, а Демель — чемпионом Европы.

В Варнемюнде я занял пятое место.

Только окончился парад закрытия регаты, как мы схватили свои вещи и на ходу поезда вскочили в последний вагон. Не успели еще отдышаться от погрузки яхт под мелким, моросящим дождем, и снова спешка. Добрались до своего купе и свалились. Через пару минут купе было больше похоже на парную, чем на поезд. На полу валялись тюки с парусами, снаряжением, сумки — все то, что мы бегом тащили по перрону.