Если камень вставить под рёбра, под солнечное сплетение, то принцесса начинала смеяться радостно, кружиться вокруг себя и чувствовать себя навеки и абсолютно счастливой, на веки веков.

Ибо всё, что ей было нужно, она нашла, и дальше уже нет и не будет её от него отдельно, а будут они всюду вместе.

Все печали, все возможные несчастья больше не возымеют никакой власти (разве вдвоём мы их не одолеем?); да и чего стоит какая-то мелкая, преходящая земная печаль по сравнению с их навечным единением; если что и будет отныне нерушимое, тёплое, постоянное, так это Любовь и Солнце, обнявшая Солнце Любовь.

«Всегда вместе, да-да…» – повторял за ней очарованный принц. Он знал: надо повторять, а то девушка убежит, и ищи её потом с ветром; поэтому надо повторять и ждать, возвращать ей её же сияющий свет, усиливая его и отражая. Пусть принцесса думает, что это принц светится. И тогда она будет довольна.

Жёлтый камень, как линза, увеличивал свет принцессы. Из-за камня ей казалось, что светится всё: принц, деревья, море, тропинка, прохожие…

II

Принц ощущал себя так, как будто нашёл пещеру Али-Бабы.

В этой пещере, то есть в принцессе, есть золото и уют – отдохновение усталым путникам; и это хорошо, он как раз усталый путник.

В пещере сладкие ягоды, рвёшь их – чувствуешь себя смелым, желанным, единственным, лучшим из путников; и это хорошо, он довольный путник.

Но самое вкусное в пещере (жаль, что этого всегда мало, буквально на один глоток нестерпимого свежего удовольствия) – напиток фей, нектар из пыльцы бабочек. Её таинственность.

Загадочность, тайна, притяжение-ворожба, обещание сказки, полёта.

Сколько принц по чужим пещерам ни лазил, всегда знал, что в любой пещере тайны ровно глоток. А потом будет пусто и скучно. Выпил, усы вытер, пошёл, золото взял… если было там золото. Одни только её, принцессины, барахлюшки, да игрушки, да слёзы ему вослед.

Некрасивая это уже часть сказки получается, малоприятная. А когда уже копья, и палки, и грязи комки от принцессы лететь начинают, то, чтоб не летели, пригождается сдохшая роза. «Не я тебе сердце разбил, а я сам поломался, разбился, и нет у меня больше счастья, вот же, видишь: моя Единственная Роза мертва, засохла она без любви и заботы». И пусть брошенная принцесса делает с розой всё, что хочет: оживить пытается, на стенку в рамочке вешает, молится, убивается, складывает в себя как трофей. И принцессе не так обидно, и у принца есть время, чтоб убежать.

(На поиски новых пещер).

Вот если б она, новая эта принцесса, была принцессой настоящей, и золота было бы у неё невероятное количество, то и нектара, наверное, было бы больше. Потому что принц голову бы ломал: зачем я ей, такой красивой и богатой, нужен? За что она меня полюбила?

III

«Я буду твоя навсегда, я пойду за тобой везде», – бормотала спящая, доверчивая ненастоящая принцесса. Она отвязала шляпку, распрощалась с няньками и суровым отцом, предупреждавшим её не верить никакому незнакомцу. Она законопатила щели разума, решила, что она девочка и потому ей можно купаться в счастье.

«Пойдешь за мною везде – нет, этого нам не надо», – решил принц. Взял золото, забрал обратно жёлтый камень, сломал сам свою розу. Пусть принцесса думает, что она разбила ему сердце и он страдает, тогда можно будет снова зайти к ней при случае (ягод поесть, соперников разогнать).

Потому что все путники иногда делаются усталыми. И не надо портить отношения с пещерой, в которой очаг для тебя не остыл. Принц оставил табличку у входа… нет, визитную карточку.

Принцесса проснулась, нашла себя одной, а пещеру пустой и ограбленной. И табличку нашла, которой её одарили: «Здесь был Принц». И запах везде, чужой, невыносимый, прежде бывший родным, и розу поломанную.

Прибралась, заперлась на двести замков.

У игрушек своих попросила прощенья.

И у тех, на кого смотрела с жалостью прежде, что одни, а она не одна; ведь казалось ей, что всякий ищет того же, всякий хочет быть не одним, идти вместе, разделять горе, боль, радость, цветение, моря, звезды, старость, и через смерть пойти вместе дальше, не разделяясь, зная: самое главное мы нашли. Ради главного прочь остальные соблазны. Нашли друг друга.

IV

Знала она, что всегда так бывает, как только расслабишься. Как только доверишься, расцветёшь, ключ от тайной хранилищницы отдашь, тут-то он, родимый, как льстивый вор, и скажет:

«Нам не по пути, милая, мы разного хотим, тебе в другую сторону, вон твоя остановка».

Но до того, пока не поверила, не отдала, будет он, как вор, соблазнять, будто ему того же, что и тебе, надо.

Будет розу подсовывать.

Будет на вершину горы тебя возносить.

Так тысячу раз с ней, принцессой, бывало, и она того не боялась. Ну, почти. Всё же тут просчитано, проверено: поверишь на 100 капель счастья, получишь 100 капель счастья и 100 капель боли. Взойдешь на 100-метровую вершину, получишь ровно 100 метров высоты и 100 метров падения. Да и шла она к принцу, как на расстрел: зная, что расстреляет, и разрешая себе расстреляться.

Так-то оно так, и пусть падение неизбежно. Но и времени у неё не вагон. Нет времени ждать, пока захочет кто-нибудь пойти с ней дальше, не разделяясь. Поэтому, кто первый пришёл, тот и принц. Любви-то хочется. И хоть какого-нибудь света. Хотя бы от камня.

Да и розу он ей оставит. Каждый из принцев оставляет ей свою Единственную Розу, как утешение. Можно что угодно с розою делать: оживлять её (и станешь целительницей и спасителем), на стенку вешать в рамочке (и другие будут сочувствовать тебе), молиться (и всегда благовонная аура будет в доме, где всё посвящено прекрасному). Можно убиваться (и будешь любящей и сострадательной, ибо раскаялась, но обратной дороги нет). Можно сделать розу трофеем, хвастаться подругам, какая ты сердцеедка. Вот всего сколько, оказывается, подарил ей принц, всего-то за ночь проведённую: и могущество, и духовную красоту, и возвышенность, и лебединую верность, и непобедимую привлекательность. Что понравится, то и примерь, в том и живи. Портит картину лишь знание, что у принца подрастает новый розарий, а у принцессы – гербарий. Знание это делает сказку некрасивой и малоприятной.

V

Придёт снова к ней принц. И спросит с порога, есть ли компот из предвкушений, надежд, обещаний и искусственной красоты. Сварит принцесса компот, но отдаст его не задаром, а за аванс – жёлтый камень, усилитель иллюзий; и за вознаграждение (за Единственную Розу, которая непременно умрёт).

Так они и будут играть друг с другом вечно, не соединяясь.

То отдаляясь, то приближаясь.

А то, представьте себе… самое худшее, что можно представить. Живёт напротив парочка уже сто лет. Не принц и не принцесса. Хомяки как будто.

Он к ней привык, всегда вместе. Она к нему привыкла, всегда вместе. Как нога и рука. Кажется, и замечать друг друга перестали.

Внимания перестали на это обращать. Есть и есть кто-то рядом, всегда тут и был, не денется никуда, добиваться не надо, любит, сбежать не пытается. На сторону, на поиск приключений, не хотят: лень им, обоим. Может, они кастрированные оба? Да нет, иногда хомячата рождаются.