Бадварду пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть духа с косой, парившего в воздухе вверх ногами.

– И ты здесь, – охотник перевернулся и сел. Помассировав затёкшую шею, с жёстким щелчком вправил её.

– Не торопись, – успокоил Жнец.

– Значит, мы допили вино? – от воспоминаний содержимое желудка тут же попросилось обратно. Но воля Бадварда оказалась сильнее.

– Не допили, – прогремел собеседник.

– Разве? Тогда что мы тут делаем? – Бадвард поднялся на ноги. Он был на холме, с которого открывался вид на весьма унылую долину.

– Кувшин невозможно опорожнить. У него нет дна, – милостиво пояснил собеседник. – Пить до конца, означает до момента, пока не отделится маска. Она – отражение твоей смертной ипостаси. Ты держишь её в руке.

– Маска, – повторил охотник, рассматривая своё новое приобретение. – А почему она такая?

– Соответствует сути, – прогремел Жнец. – Маска является атрибутом смертного мира. Поэтому смертные не могут находиться в мире духов, пока носят маску. Но снять её, не умерев, задача не из простых. Иногда маска разрушается в процессе отделения.

– Да я – везучий сукин сын. И что мне с ней дальше делать?

– Сохранить при себе и никому не отдавать, если хочешь вернуться в смертный мир.

– То есть я могу идти? – он поморщился, чувствуя предательскую слабость в ногах.

– Да, но вряд ли способен. Съешь, – Жнец протянул на костлявой ладони мешочек из чёрного бархата.

Бадвард засунул маску в набедренный карман штанов, поразившись тому, как чётко она там уместилась, и принял дар. В мешочке оказалось то самое печенье в форме единорогов. К сожалению, его вкус совершенно не соответствовал виду. Он был затхлым и заметно отдавал плесенью.

– Оно, по-моему, ещё в прошлом веке испортилось, – охотник попытался проглотить вязкую массу, в которую выпечка превращалась, едва оказавшись на языке. – Что это?

– Вы это называете поощрением за хорошо проделанную работу, – Бадвард был готов поклясться, что слышит в голосе собеседника сарказм. – Все твои ощущения не больше, чем привычки тела. В мире духов тебе не потребуется ни еда, ни питьё в обычном виде.

– Тем проще, – охотник бросил ещё пару печенек в рот, оглядываясь по сторонам. – Ты говорил, что встречаешь всех смертных. Значит, встречал и её. Ты ведь знаешь, где Элизабет Рейнхарт.

– Мы не следим за путями смертных в мире духов.

– Ладно. Спрошу иначе. Где ты оставил Марику?

– Ты сейчас на том же самом месте.

– Ага, – протянул Бадвард и присмотрелся к горизонту, на фоне которого виднелся вертикальный луч света. – А это что там?

Тишина.

Охотник обернулся и нигде не увидел Жнеца.

– Понятно, ушёл по-йольбергски, – кивнул он и, заглянув в бархатный мешочек, высыпал всё оставшееся печенье в рот.

Жевать его было противно. Глотать и того хуже. Но стоило признать, от него становилось легче.

– Ну, Лиса, вот теперь, после всей той дряни, что я тут нахватался, ты мне должна ужин, – заявил Бадвард вслух.

Он окинул взглядом небо. Ровное серое и постоянно рождающее тяжёлые громовые раскаты. Ни солнца, ни луны, ни звёзд. Посмотрел на горизонт, тот изгибался перевёрнутой дугой, отчего глаз никак не мог определить расстояния. Теней тоже не было.

Переступив с ноги на ногу, охотник сделал шаг назад. Пнул высушенную землю. От неё поднялось облачко серой пыли, но никаких следов не осталось.

– Вот стерлядь! – высказался Бадвард.

Единственное, что он улавливал, слабый запах гари в воздухе. Мир духов источал опасность.

Элий говорил, что мимо Источника не пройти. Это охотник хорошо запомнил. А поскольку везде, куда хватало глаз, была ровная депрессивная муть, вертикальный луч казался наиболее логичным выбором.

Бадвард всегда предпочитал движение пустому ожиданию, поэтому зашагал по направлению к лучу. Разбираться по ходу дела было привычнее. Да и думалось в дороге лучше, чем на одном месте.

Он почувствовал себя бодрее к тому моменту, как спустился с холма. Хотя озноб в теле ещё сохранялся. А маска, даже сквозь плотную ткань штанов, горячо тёрлась о бедро.

В низине гарью пахло не так сильно. Зато в воздухе появился след болотной гнили.

Бадвард шёл не сворачивая. Если они отправились из одной точки, Марика должна была держаться того же маршрута – прямо на луч. Да и тропа виднелась только одна. Она уходила ровно в густые лесные заросли.

Между деревьями с тёмной корой появились клочки тумана. И чем дальше охотник углублялся в чащу, тем гуще становилась пелена. Краем глаза он постоянно ловил какое-то движение и точно знал, что не один. В кустах по бокам от тропы кто-то шуршал и возился, но пока не спешил появляться.

Туманное болото всё поднималось, и его бледно-молочные клубы уже доходили Бадварду до колен. В нём тонули могучие корни деревьев, вывернутые из земли, и основания исполинских валунов, которых становилось всё больше среди зарослей. Некоторые из них поднимались на два-три человеческих роста. Острые, как зубы драконов, и чёрные, как уголь.

– Эй! – Бадвард остановился, хотя оклик прозвучал так тихо, что его легко было бы принять за шелест листвы. – Здесь!

На вершине одного из валунов сидела женщина. Она облокотилась о камень, положив на него свои пышные груди и свесив длинные пряди тёмных волос.

– Сюда! – раздалось за спиной.

Вторая, точная копия своей товарки, выглядывала из-за широкого ствола дерева, обхватив его жилистыми крепкими руками.

– Тленный, – зашелестело ещё где-то наверху.

В зарослях зажигались всё новые огоньки оранжево-жёлтых глаз.

Под беспрестанные оклики и шёпот Бадвард снова двинулся по тропе, следя, как странные создания провожают его взглядами, всё больше высовываясь из своих убежищ. Теперь их было лучше видно. Туловища этих женщин от пояса теряли человеческие черты, сужались, истончались, обрастая множеством членистых коротких лап.

Одна из них выбралась на дорогу впереди и села, раскорячившись, точно паук. Её кожа, местами поросшая шерстью, была бледной до синевы. Тяжёлые груди с крупными почти чёрными сосками висели до самого живота. Руки казались несуразно короткими. Как будто её собирал неумелый таксидермист из остатков рабочего материала.

Бадвард остановился. Чудовище скалилось, демонстрируя ряды тонких длинных зубов. Возможно, это была улыбка, но от которой по коже бежал озноб.

– Ты ведь меня не пропустишь, да? – поинтересовался охотник, хотя не рассчитывал на ответ.

Он чувствовал, как всё внимание окружающих существ остановилось на нём и той, что преградила путь. Бадвард привычно опустил руку на нож у пояса. Задержался пальцами, не найдя его, и медленно перевёл их на пряжку ремня. Он расстегнул её, не отводя глаз от многоногой полуженщины, которая теперь осторожно подбиралась к нему.

– Давай ближе, не стесняйся, – пригласил охотник, плавным движением вытаскивая ремень из шлёвок на штанах. – Заодно согреемся.

Демоница была уже совсем близко, уже тянулась когтистыми пальцами к его сапогам. Бадвард резко вскинул руку и полоснул ремнём поперёк скалящегося на него лица. Оно моментально исказилось ужасом боли. Полуженщина вскрикнула, и лес наполнился эхом вторящих голосов.

Бадвард сделал финт и, пропустив мимо себя бросившуюся противницу, вдогонку ещё раз втянул ей ремнём по голой спине. Чудовище выгнулось, открывая шею. Охотник набросил на неё петлю пояса и затянул удавкой.

Полуженщина схватилась за горло и дёрнулась, пытаясь освободиться. Сил у неё было, как у дикого зверя. Ей даже почти удалось сдвинуть Бадварда с места. Он налёг всем весом, вдавливая каблуки сапог в упрямую скользкую почву, и рванул ремень на себя. Полуженщина опрокинулась на спину и забила лапами. Острые отростки на их концах скребли по земле, но зацепиться за неё и подняться, у существа никак не получалось.

Лес над ними ревел десятками голосов, а охотник всё тянул за ремень, медленно обматывая им кулак. Ни один человек такого не выдержал бы, но шея полуженщины демонстрировала потрясающую крепость.