Сейчас стало тихо.

И пусто.

«Когда я был совсем маленьким, то думал, что сделаюсь смотрителем облаков. Что это будет моя работа – смотреть на облака».

Наверное, сегодня Кат действительно превзошёл себя. Совершил всё, что было возможно, и даже немного больше. Но этого оказалось недостаточно. Потому что Петер с Ирмой ушли, пока он спал, и после них осталась только тишина.

Тишина росла, разливалась по заросшим сорной травой полям, по руинам и пепелищам. По избавленным от беды городам и деревням Вельта. По всем спасённым мирам, по целой вселенной. Которая могла опустеть совсем, но опустела лишь немного.

Тишина отпускала его.

А он всё стоял на месте и не знал, куда идти.

XXI

Сделать общество лучше – прекрасная идея. Однако, приступая к воплощению этой идеи в жизнь, нужно помнить о двух важных фактах.

Факт первый: «лучше» не обязательно означает «сильнее», «богаче» или, скажем, «послушнее». К несчастью, те, кто наделены достаточной энергией, чтобы менять судьбы миллионов, обычно не вдаются в такие тонкости. Им кажется, что любая перемена – благо, поскольку они видят людское несовершенство во всей его плачевной наготе. Не может быть, думают они, чтобы всё стало хуже, чем есть, потому что хуже уже некуда! После чего начинают очередную битву за коллективное счастье, которая приводит к тому, что становится намного, намного хуже.

Ну, а второй факт заключается в том, что изменить человека к лучшему может только он сам.

И это – единственная перемена, которая нам нужна.

Лучший Атлас Вселенной

Океан дышал ровно и глубоко, будто спал, разморенный полуденным зноем. На блестящей ряби качались, отдыхая, чайки. Покой был обманчивым: то и дело вытягивалась шея, красный клюв без брызг погружался в воду и возвращался с трепещущей рыбёшкой. Соседки удачливой охотницы разворачивали крылья и шипели от зависти, но до драки не доходило – слишком жарко. К тому же, рыбы хватало всем. На этом острове даже чайки жили благополучно.

Кат поправил чёрные очки, снял и перекинул через плечо плащ. Плащ смотрелся как новый. Ада выстирала его, выгладила, починила разошедшиеся швы. Жаль, после взрыва на Вельте ткань утратила волшебные свойства: больше не грела в холод и не охлаждала в жару. Так что сейчас от плаща не было никакого толку.

А вот на Китеже он пригодился. Родной мир встретил Ката морозом, с ходу залепил глаза снегом, утопил по пояс в сугробах. Поначалу это даже обрадовало. Лучше чуток помёрзнуть, чем обнаружить, что бомба сработала не так, как надо, и пустыня никуда не делась. Однако людей в городе осталось мало, извозчика найти не вышло, и Кат вконец продрог, топая пешком по пустым, заметённым улицам. Страница из атласа забросила его на рабочую окраину, идти до особняка пришлось долго.

Ада (в точности, как заранее представлялось Кату) ждала у окна на втором этаже. Увидев, сбежала вниз, отперла дверь и хотела броситься навстречу. Наружу. Но обошлось: подоспел, обхватил, удержал. Так и стояли в зале у самого порога, обнявшись. Она тискала в кулаках ворот плаща, жалась к Кату изо всех сил, не хотела отпускать. Даже до кухни дошли в обнимку – кое-как, путаясь в ногах. Ада поставила на стол горшок щей и пирог – здоровенный пирог, пышный, с мясом. Кат стал хлебать щи прямо из горшка, заедая пирогом, и не остановился, пока не доел всё подчистую. Потом Ада спросила: «А где Петер?» Кат хотел начать издалека – с того, как они вышли из Разрыва на Батиме, и дальше по порядку. Но вместо этого сразу сказал: «Петера нет». И понял, что остальное уже не важно.

Важным было только то, что оазисы исчезли.

Везде.

Строго говоря, Кат проверил только Вельт, Китеж, Танжер и Кармел. На большее не хватило пневмы. Но повсюду он видел одно и то же. Вместо пустыни, над которой клубились багровые тучи, осталась ровная земля. Рыхлый, немного влажный чернозём. Наверное, на таком хорошо растить хлеб и всякие овощи; впрочем, Кат ничего не смыслил в сельском хозяйстве. Довольно было того, что Разрыв исчез. Верней, остался там, где ему самое место – в ином мире, под невероятно жарким солнцем и высоким небом.

После путешествия Кат нуждался в кормлении. Однако вопрос удалось решить просто и незатейливо – с помощью первого попавшегося прохожего в Китеже. Голодный, одетый в рваньё, тот бережно упрятал за пазуху полученный от Ката целковый и без лишних слов поделился своей энергией. Не то что раньше, когда донора приходилось искать по нескольку дней. Нравы изменились – пусть и ненадолго, до тех пор, пока город не вернётся к порядку. Но крупные перемены часто начинаются с малых…

…А потом Кат махнул сюда. На остров, где жил бог, который просил называть его просто Джоном.

Берег окатило длинной волной. Из шипящей пены показался маленький краб. Завидев Ката, он угрожающе поднял клешни и тут же улепетнул – боком, с отчаянной быстротой.

«А не будет ли хуже? – в который раз за день подумал Кат. – Дело-то серьёзное... Ну да ладно, рискну. Надо ведь найти управу на засранца».

Он закрыл глаза. Здешнее солнце было таким настойчивым, что щекотало веки даже сквозь чёрные стёкла очков. Но Кату не нужна была полная темнота, потому что темнота жила внутри его разума. В скале, где чернела огромная дверь. В глубоком подвале со сводчатым потолком. В нише, заложенной камнями.

Он потянулся к неровной кладке – мысленно. Мысленно ощутил шероховатую, волглую поверхность камней, их тяжесть, толщину. Вот, здесь. Тот самый, последний. Единственный, который можно вынуть. Мысленно, разумеется.

Раздался шорох и скрежет. В темноте открылось ещё более тёмное прямоугольное отверстие: окошко в кромешный мрак.

Из ниши не доносилось ни звука.

– Я готов дать тебе шанс, – сказал Кат.

Молчание.

– Мы – на острове. Тут живут двое, которых ты запер под куполом. Твои родители.

Нет ответа.

– Петер обещал вернуть им сына. Я готов это сделать. Только отдать им тебя не могу, потому что они заперты. И ты тоже заперт. Понимаешь, к чему я?

Нет ответа.

– Слушай, псих пеженый, – сказал Кат, – мне вовсе не улыбается всю жизнь носить тебя в башке. Тебе, думаю, тоже несладко там сидеть. У меня есть решение проблемы, так что уж изволь откликнуться.

– Чего ты хочешь? – спросил Бен слабым голосом. Кат не знал, чего больше в этой слабости: притворства или подлинного истощения, вызванного ужасом и болью. Но ему было всё равно.

– Скажи, как отключить купол.

Бен не отвечал очень долго. Кат пребывал в знакомом раздвоенном состоянии: ощущал на коже солнечное тепло, слышал прибой, крики чаек – и одновременно стоял в глухом ледяном подвале, куда не проникала даже мысль о свете. Было не слишком приятно, но, по сравнению с тем, что ему довелось пережить, вполне терпимо. Так что он ждал.

В конце концов Бен глухо произнёс:

– Аппарат невидим. Левитирует над поверхностью земли. Не зная точное местоположение, обнаружить его невозможно.

Он снова замолчал.

– Ну? – не выдержал Кат. – Где он левитирует?

– Если выпустишь, проведу, – сказал Бен не очень уверенно.

Кат вздохнул.

– Считать себя самым умным – простительно, – сказал он. – Непростительно считать всех остальных полными дураками. Ты серьёзно думаешь, что я тебя выпущу?

Бен издал тихий звук, похожий на скрип несмазанных дверных петель.

– Хорошо, – сказал он. – Аппарат – на побережье. Там, где были верши, чтобы ловить крабов. И рядом ещё находится геликоптер. Я телепортировал его с Батима…

– Минуту, – перебил Кат. – Этот твой геликоптер – такая ржавая херобора с лопастями? Выкрашена жёлтой краской?

Бен сделал паузу.

– Я сейчас лишён доступа к твоей памяти, – сказал он, – но готов сделать вывод, что тебе уже знакома данная машина.

– А то, – сказал Кат.

Он открыл глаза и, поборов головокружение, побрёл на северный берег острова. По правую руку то и дело вспыхивали на солнце хрустальные грани купола, каждая – в несколько саженей длиной. Один раз на такую грань налетела чайка и сразу же исчезла в дымной вспышке. До ушей с запозданием донёсся хлопок.